Настоящего имени ее я так и не узнал, да и в этом ли дело... Дело, пожалуй, в том, что она вдруг открылась мне со всей откровенностью, мне совершенно незнакомому ей человеку, правда, человеку, который по возрасту вполне годился бы ей в отцы.

Это случилось прошлым летом в старом Воронцовском парке, куда я забрел по старой памяти, чтобы посмотреть, что там изменилось за те почти тридцать лет, прошедших со времени нашего переезда в другой район Москвы. Была теплая летняя погода, я уселся на лавочке в тенистой аллее и отдался ностальгическим воспоминаниям. Вокруг было тихо и спокойно, и довольно долго никого поблизости не было, так что я не мог не обратить внимания на молодую, симпатичную девушку, которая быстрыми, нервными шажками бежала по аллее в моем направлении. Похоже было на то, что она пробежит мимо меня, но, когда она поравнялась с моей лавочкой, силы, вдруг резко оставили ее и она почти упала на лавочку буквально в метре от меня и закрыла лицо рукой. Плечи ее вздрагивали, а слезы из-под ладони густо капали на ее платье. Я молча и совершенно автоматически протянул ей чистый платок и даже удивился, когда она не отмахнулась от меня, а также молча взяла его и приложила к глазам. Надо было уходить, но что-то меня удерживало, пока, наконец, я не понял, что уходить уже поздно, что теперь, после такой задержки, мой уход будет просто нелепым бегством.

Прошло еще некоторое время, она немного успокоилась и, даже, возможно, заметила мою нерешительность и расценила ее, как деликатность. Мне так показалось, поскольку мой платок был ей уже явно не нужен, но она медлила и, видимо проверяя меня, все никак мне его не отдавала. Как я понял потом, что, если бы в этот момент кому-либо из нас пришло в голову, что я не ухожу только из-за платка, то мы бы оба просто расхохотались. "Какая тонкая девочка, - подумал я, - да она совсем умница!". Я не знаю, как она прочла мои мысли, но в тот же миг, она с еще заплаканной, но очень милой улыбкой, вернула мне платок. Я твердо решил не спрашивать ее ни о чем, и, видимо, именно поэтому, она никак даже и не собиралась уходить.

"Вы часто здесь бываете" - спросила она, наконец, и я ответил, что последний раз был здесь лет тридцать тому назад. "И у вас, конечно, есть дети ?" - продолжала она, видимо, уже хорошо обдуманный свой план. Я ответил, что, разумеется, есть... и не просто дети, а в том числе и дочери "старше вас". "Тогда вы мне подходите !" - она решительно тряхнула головой. "Но я начинаю подозревать, что вы мне не подходите..." - сморозил я, обратив, наконец, внимание на то, с каким вкусом и как великолепно она одета. "Господи боже мой ! Да неужели же я похожа на... профессионалку..." - как-то растерялась она, и я сразу же понял: "нет, конечно, не похожа...". "Понимаете... мне надо все кому-то рассказать, но так, чтобы потом на меня не показывали пальцем. Понимаете... надо... иначе я сама себя просто задолбаю". Вот это-то "задолбаю", единственное, сказанное ей сомнительное словечко, почему-то сразу же меня к ней сильно расположило, и в тот же миг мы оба поняли, что мы уже не просто... незнакомые "дядька и девушка на скамейке", нет, мы уже заговорщики. "Тогда вы хотя бы скажите, как вас зовут... меня - и я назвал только свое имя". "Алиса !" - моментально соврала она, и мне было хорошо видно, что врать-то она совсем не умеет... Но больше она не соврала ни разу...

"Когда все это началось, у мамы как раз родилась двойня, мои братик и сестричка. Мы жили в маленьком сибирском городке, где папа работал начальником планового отдела на радиозаводе, а мама контролером ОТК там же. Жили мы дружно, папа и мама очень меня любили, мы всегда вместе ездили в отпуск, и я никогда ни в чем не нуждалась, даже и тогда, когда появились малышки. Училась я хорошо, и после окончания школы приехала в Москву и сразу же поступила в университет. Первое время родители мне помогали, регулярно высылали деньги, а потом папа и мама неожиданно потеряли работу. Продукция завода вдруг стала никому не нужна, заводик закрыли и все рассыпалось... Это случилось тогда, когда все наши отечественные телевизоры полетели на помойку". Она так и сказала: "полетели...".

"Папа долго метался по Сибири в поисках работы и, наконец, устроился плотником где-то под Красноярском, они там, кажется, строили дачи... или что-то такое... сезонная работа. А мама осталась дома с малышами, которым надо было учиться в школе. Я все пыталась их успокоить, что у меня все хорошо, писала подробные письма, про учебу, и о том, как мне нравится учиться работать с компьютером. Мне снова стали помогать, и во время работы над дипломом я сняла даже себе комнату в коммунальной квартире, где у меня был свой ключ. Однажды папа вызвал меня на междугородние переговоры, долго меня убеждал, что мне надо иметь свой компьютер и потом выслал на это деньги, и я меньше, чем за год, освоила несколько программ и научилась делать сайты. Потом случилось несчастье... Папа сильно простыл, еле-еле добрался от Красноярска домой, но болезнь прогрессировала, и он совершенно потерял зрение... А малышам надо было еще учиться и учиться. Закончив университет, я быстро поняла, что моя квантовая электроника теперь никому не нужна, но тут мне повезло... Я устроилась работать на фирму, где и пригодились мои знания работы с компьютером. У меня также было хорошо с разговорным английским, и я быстро печатала текст на компьютере, т.к. раньше дома у папы была печатная машинка. Кроме того, я могла быстро и грамотно составить договор или научить сотрудников бухгалтерии работе с бухгалтерской программой, быстро находила любую информацию в инете и т.д. Мне стали хорошо платить на фирме, и я посылала домой вполне достаточно, чтобы там не бедствовали. Ехать же домой было бессмысленно, там все остались без работы."

Она, казалось, почти совсем успокоилась, как вдруг снова стала как-то даже не только насмехаться над самой собой, но и делать это с избытком зла и боли, и лицо ее, милое до сих пор, несколько раз пересекла нехорошая гримаса.

Copyright (c) "Русский переплет"