Человек в пути
22 декабря 2015

ПОДАРИ МНЕ СУДЬБУ!

Жизнь не те дни, что прошли,

а те, что запомнились.

П. А. Павленко

1.

Сны являлись без спроса, вторгаясь в ночную тьму бессуетного покоя-пестрые, невероятные, иногда загадочные или банальные. Они, как резвые кони, галопом проскакивали мимо, растворялись вдали, наутро покидали меня, начисто исчезая из памяти.Какие только не видел сны, но вещих снов никогда не видел!

Я заканчивал институт, впереди государственные экзамены, уже получил назначение в город Заозерный Красноярского края, но понятия не имел, какой он из себя, хотя на карте без труда обнаружил маленькую точку на Транссибирской магистрали.

И вдруг приснился этот город, сон был без заглавия и постскриптума, указателей дорожных тоже не видно было, но я знал, что это Заозерный. Раскинулся вольно, раздольно, был красив и манил меня, как незнакомка в пестрой толпе. Сон был яркий и настолько живой, что не канул в забвение, как остальные, и часто являлся видением даже наяву – среди окружающих холмов ровно дышащий уютный городок.

И наступил день, когда сошел с поезда на станции Заозерное, прошел через здание и оказался на привокзальной площади. Реальность ошеломила: я встретился со знакомым, которого увидел раз, но не забыл – передо мной он точь-в-точь такой, какой приснился. Все было так, как будто я уже был здесь и знакомо все-все… Кругом невысокие холмы, в их лоне равнина, на которой ширился Заозерный. Справа покатая дорога карабкалась к вершине холма, где возвышалось здание больницы. Мне предстояло там работать.

2.

В начале осени студенты, школьники, весь трудовой люд выходили убирать колхозный урожай;картофель, турнепс, морковку, капусту. То ли колхозники плохо работали, то ли рук нехватало, но такая добровольно-принудительная помощь повторялась из года в год, этим подчеркивая неизбежность победы социализма в отдельно взятом колхозе. Мы бросали свои обязанности и выходили на поля, а те, кто должны были собирать выращенный самими же урожай, или глушили горькую, или командовали нами, с серьезно-озабоченными лицами зорко следили, чтобымы не оставляли под землей ни одну картофелину. Случалось, что потом не успевали даже перевозить с полей убранный нами урожай, добро пропадало под дождем, снегом и трактор смешивал с землей все, дабы замять небрежность и неорганизованность начальников. Обидно, но такова была реальность и это одно из “завоеваний” коллективного хозяйствования.

И вот мы убираем картофель одного из колхозов. Обедали, когда прискакал землемер, посидел с нами, выпил рюмку и стал философствовать о взаимопомощи, о тяжелой участи сельского труженика.

-Можно я возьму лошадь?- спросил я у него.

-Пожалуйста,- водка раздобрила его,- только гарцуй поблизости,- с иронией добавил он.

Я взобрался на седло. Это была смиренная кобыла, давно и безропотно подчинившая себя чужой воле. С наслаждением прошелся по колке, по убранной, мягкой земле, вернулся и передал уздечку землемеру. Он взял свой инструмент, похожий на большой циркуль и спросил:

-Ты на врача выучился? Как это удалось?

-А что, морда круглого идиота?

-Да нет,- сконфузился он,- ведь ваши постоянно кочуют. Вот и к лошади тянет. Ведь цыган?

Поднялся дружный хохот, я сказал, что армянин, он удовлетворенно покачал круглой головой и,взгромоздясь на своего “Росинанта”, ускакал прочь.

…В клинике Новокузнецка, где проходил курсы, после первого занятия задержался в реанимационном блоке и стал знакомиться с аппаратурой, датчиками и инструментами: был молод, жаждал знаний, да и такие аппараты видел впервые. Заметил, что за мной следит медсестра. Когда уходил, почувствовал ее напряженный взгляд за моей спиной.

Позже, когда подружились, и я вдоволь отдежурил в клинике, как-то спросил у нее:

-Ты почему так бдительно следила за мной в первый день?

-Доктор,- смущенно улыбнулась она,- я подумала, что Вы цыган и непременно хотите хоть что-нибудь стибрить из отделения…

Всему виной были мои черные волосы и пышная борода.

3.

Это было на втором или на третьем дежурстве, на новом месте, в Заозерном. Вечером работники ГАИ привезли водителя для освидетельствования на алкогольное опьянение. Водитель качался, со смаком отрыгивал и не отрицал, что “приложился”. Я проводил пробы и написал в журнале заключение: “Средней степени алкогольное опьянение”. Сразу же вся компания ушла, но через полчаса явились другие работники ГАИ и начали со мной беседу о том, что водитель “в доску свой человек, что надо его выручать, что он хороший” и т.д. Я, конечно, упирался – новое, незнакомое место, никого не знаю, они не мои друзья, с какой стати? Ребята были веселые, добродушные и вежливые, и я поддался на их просьбу, но так опрометчиво и глупо, что дальше некуда: на свое же заключение наклеил полоску бумаги и написал “Трезв”. Гаишники, довольные моей приветливостью, пожелали легкого дежурства и ушли. А я подумал, что сделал доброе дело и утром со спокойной совестью пошел на пятиминутку нашего отделения. В это время зазвонил телефон, заведующий отделением взял трубку и с кем-то поговорил, но довольно туманно, неопределенно. Но когда он мельком посмотрел на меня, внутрименя как будто лопнула струна, я почувствовалнеладное. Он взял журнал, аккуратно сорвал бумажку, которую я приклеил на свое заключение, и свершилось чудо… трезвый водитель вновь стал пьяным.

-Иди к главному врачу,- сказал он.

Я шел в кабинет главного примерно той походкой, какой Юрий Деточкин проходил к гаишнику- ноги не идут, но приходится!

Доктор Немик оценивающим взглядом посмотрел на меня и отрезал:

-Прежде чем написать объяснительную, сейчас ты мне подробно расскажешь, что натворил вчера на дежурстве.

Я ничего не утаил и честно рассказал, как все было.

-Ну и зачем ты это сделал? Хоть понимаешь, что совершил преступление?

Я не понимал, иначе не сделал бы такую глупость, да еще таким бездарным способом.

-И сколько они дали тебе?- спросил главный врач.

-Нисколько,- спокойно ответил я,- даже намека не было.

-Как нисколько? Выходит, что за красивые глаза ты совершил преступление? Как может быть, чтобы просто так взять и сморозить такое? В голове не укладывается. А они сказали, что дали тебе шесть бутылок водки.

-Шесть бутылок водки?- изумился я,- да не было ничего, я вообще непьющий. Вы сами убедитесь потом, что я не пью.

-Когда потом?- ехидно сощурил глаза Марк Абрамович,- ты еще надеешься, что после всего этого будешь работать в больнице?

-Я ничего не брал и сделал это, потому что меня просто попросили,- упрямо твердил я истину.

-Не верю ни одному слову,- разъяснил он,- еще смог бы понять, если бы ты что-нибудь взял, но просто так, за здорово живешь? Н-е-е-т, так не бывает!

- И все же именно так и было!

Оказывается, об этом утром рано уже доложили первому секретарю райкома. Главврач долго крутил эту тему, никак не мог понять, как можно без ничего совершить такое, так легкомысленно и бескорыстно, даже не подумав о последствиях. А может он на все это смотрел со своей колокольни?

С работы меня не уволили, но ославился на весь район – сначала в газете появилась статья без упоминания имени врача, затем появилась вторая статья с указанием моего имени и фамилии и, наконец, в третьей статье оповестили, что меня наказали выговором. И все время главный врач мне не давал покоя своим вопросом. И даже через год, когда я подал заявление о переводе в Ирбейский район, он, хотя достаточно уже знал меня, знал, что действительно не пью, что в принципе нормальный работник, не смог удержаться и напоследок спросил:

-Ну как ты все-таки умудрился сделать такое без всякой выгоды?

4.

На втором месяце работы из-за невнимательности допустил ошибку. Это послужило мне великим уроком на будущее.

Поступил вызов из деревни.

-Расстройство желудка, всей семьей отравились,- сообщил диспетчер скорой помощи.

Большая семья цыган. Сначала меня приняли засвоего и начали что-то объяснять по-своему. Я виновато улыбнулся и сказал, что не понимаю их. Они с недоверием посмотрели на меня, подумав, наверное, что отрицаю свою принадлежность к цыганам. Сказал, что армянин. Все стало на свои места и русский язык, звучащий с армянским и цыганским акцентом, разрядил атмосферу. Отец семейства несколько дней назад был в городе и привез колбасу, которая, по всей вероятности, и была причиной отравления. Родители, сыновья, невестки и дети – все недомогали. Но особо тяжелой интоксикации ни у кого не было, так что после промывания желудков у всех улучшилось состояние.

Утром, сдав дежурство на скорой помощи, начал прием больных в поликлинике. А после обеда ушел в стационар. Когда подошел к зданию хирургического отделения, заметил множество цыган. Как будто очутился в таборе. Вокруг ходили женщины в пестрых платьях и черноусые мужчины. Неопределенная тревога охватила меня, особенно когда заметил неприветливые взгляды цыган.

В ординаторской никого не было. Прошел в операционную. Заведующий отделением уже закончил операцию. Я узнал одного из больных ночного вызова. Кучерявый молодой красавчик лежал на операционном столе. Для меня все стало очевидным…

Заведующий с упреком спросил:

-Ты осмотрел его живот ночью?

-Сказали, что отравились,- повесив голову, пробормотал я,- после промывания желудка боли стихли.

-Больного осмотреть надо. А голова на что дана? У всех диагностировал пищевую интоксикацию. Редкий случай, но ведь парень-то не от колбасы отравился. Если бы вовремя разобрался, осложнений могло и не быть.

У парня был острый аппендицит. Утром вновь вызвали скорую помощь и больного доставили в больницу. Сразу же оперировали, уже развился перитонит. Больной к нашей радости выздоровел, но при выписке, когда вошел в ординаторскую попрощаться, справедливо не подошел ко мне и не подал руку, как остальным. Я был виноват, и моя ошибка могла стоить ему жизни.

5.

Любил ездить на вызовы в Иршу, особенно вечером. Этот поселок находится на высоте, и когда возвращались, внизу плескались огни Заозерного. Мне чудилось, что со стороны озера Севан подъезжаем к Еревану. Такой чудной была эта иллюзия!

6.

Многие врачи райбольницы параллельно со своей работой преподавали в Рыбинском медицинском училище. Это для меня было серьезным испытанием, так как всего несколько месяцев назад сам был студентом.

Ту любовь и страсть, что питаю к хирургии, старался передать своим студенткам. Однажды сказал:

-Вы должны приходить на урок хирургии с таким трепетом в сердце, как на свое первое свидание.

Девушки восприняли это по-своему. На занятия хирургии являлись в лучших нарядах, во всем блеске косметики. Я поздно заметил это. Мне подсказали на выпускном вечере, напомнили мои слова. Я был доволен, очень даже доволен, так как многие из них желали работать именно в хирургических отделениях. Значит, мои слова они восприняли не совсем уж однобоко.

7.

Во время уроков заметил, что одна из студенток, довольно симпатичная смуглая Ирина, явно пренебрегает предметом. На вопросы отвечает нехотя, с кислой миной или вовсе не следит за ходом урока. Сначала подумал, что у нее какие-то неприятности и не стоит на это обращать внимание всей группы. Но это продолжалось в течение многих дней. Пригласил к доске.

-Не выучила,- резко ответила она.

-Может, вместе попробуем разобраться в вопросе?- предложил я.

-Сказала же, не выучила,- в глазах появились злые искры.

Попросил остаться после уроков. Чувствую, что студентки из коридора заглядывают в дверь. Как же, интересно, что будет, преподаватель молодой, это же интрига!

Ирина была груба, подчеркивала свое нежелание заниматься предметом. Листаю журнал, по другим предметам учится неплохо. Так и не объяснила причину. Но обещала впредь учить уроки. На следующем уроке вновь пригласил к доске.

-Не выучила,- даже не вставая с места, ответила она.

Студентки загадочно улыбнулись, потом откровенно стали смеяться. Я смутился. Чтобы скрыть волнение, стал ходить по классу. Веселье стихло, но между собой шушукались и смотрели на меня. Ситуация! Посмотрел на Ирину. Она как будто говорила: “Ну что? Что можете поделать, я не хочу отвечать урок”.

Взял ручку и как будто кто-то другой за меня сказал:

-Очень жалею, что не хочешь исправить свою ошибку. Ставлю двойку.

Аудитория напряглась, окаменела. Я еще никому не ставил двоек. Это отрезвило всех, хотя наши взаимоотношения с группой были доброжелательными. И я не замечал плохого настроя по отношению к себе или к предмету. Поставил оценку и “забыл” о существовании Ирины. Во время занятий ее как будто не было, уроков не спрашивал, в ее сторону не смотрел, не делал замечаний, даже не ставил “отсутствует”, если она не приходила на занятия. Это продолжалось более двух месяцев. Она же сначала смотрела в окно, иногда листала журналы мод и даже вязала шапочку на уроках. С моей стороны никакого внимания. Потом заметил, что иногда она оставляла посторонние занятия, стала интересоваться ходом уроков, слушать подруг, когда те отвечали. Я не замечал ее. На следующих уроках она – вся внимание, делала заметки в тетради, листала учебник.

И однажды, когда задал группе очередной вопрос, Ирина тоже подняла руку, но я не “замечал”. Она вскочила с места:

-Спросите, наконец, меня, или я вообще не существую?

А голос обиженный, еще немного и расплачется. Девичья гордость была задета. А я был рад, что удалось вернуть ее к уроку.

-Пожалуйста, Ирина,- давно ожидал я ее слов,- слушаем тебя.

Она стала отвечать. С каким воодушевлением, как логически обоснованно она рассказывала!

-Ставлю отлично, очень доволен,- воскликнул я.

Все засмеялись, а она повесила голову, и счастливая улыбка осветила ее лицо.

Лед тронулся…

8.

Как-то раз рассказали о старом гинекологе, который каждый раз, увидев беременную женщину на улице, снимал перед ней шляпу.

А мы иногда “забываем” уступить место беременной женщине в транспорте или в магазине.

9.

Поехали на охоту. Под вечер решили несколько отклониться и заехать в Казачку, где жил знакомый одного из наших друзей. Я слышал об этой деревне и заинтересовался, так как деревня была покинута жителями, пустовала. Живут там насколько стариков, лишь те, которые не захотели покинуть свой дом. Машина последний раз повернула по узкой дороге, и мы заехали в деревню.

Грустная это штука – покинутая деревня. Окна и двери крест-накрест забиты досками, напоминая слепые глазницы. В огородах буйствуют сорняки, будто опьянев от собственной дикости. Не слышно ни лая собак, ни кудахтанья кур, не встречались исвиньи, которые обыкновенно выставляли пяточки, выпрашивая у хозяев еду. Покой природы нарушал только гул автомобиля, который звучал более чем чужим в грустной тишине этого неживого мира. А деревня большая и красивая. Лес не вырубили при постройке домов. Только площадь огородов и домов освободили от деревьев. Остальную территорию лес не уступил и, если бы не это мрачное торжество, можно было подумать, что попал в мир русских сказок и вот-вот появится Иванушка на печке или тройка с бубенцами проскочит мимо. Тяжелое это зрелище – покинутая деревня. У подножья деревни медленно несет свои воды к Енисею река Кан. На противоположном берегу – покинутая мельница. Несколько хижин, которые притулились у густой стены тайги. Большой и богатой деревней была раньше Казачка, со школой, клубом, здоровыми и крепкими жителями, которые работали в леспромхозе. В свободное от работы время – охота и рыбалка, сколько хочешь, дары природы под боком – пользуйся. Но поредела тайга, показатели леспромхоза начали снижаться и организацию перевели на другой участок. И постепенно покинули люди деревню – не стало работы. Закрылись магазины, школа, замолкла мельница, закончив свой сказ о тайге и людях. И в деревне остались лишь три-четыре хозяйства. Летом из города приезжали дачники, восхищались идиллией сельской жизни, одновременно тоскуя по асфальту и удобствам городской жизни.

Узнать бы, на каком языке впервые зазвучало слово “покинуть”? А другие слова, не менее тяжкие: война… бойня… Наверное, впервые ворон, покинув Ноев ковчег, и породил это слово, передающее грусть и пустоту.

Я вспомнил, что и в Ирбейском районе есть такие деревни. В Саламатке один человек живет, в Амбарчике тоже. Оба пенсионеры. Ни электричества, ни транспорта, ни магазина. Свои огороды обрабатывают, держат пасеку. Ведь страшно подумать – умрут и никто не узнает.

Стоит покинутая деревня Казачка. Когда-нибудь возродится она вновь? Ведь природа без человека может существовать, а мы без нее обречены…

10.

В деревне Казачка заехали в гости к старику. Жена в огороде копалась, пригласила сесть в тени деревьев. Николай, который часто заезжал к ним, спросил:

-А где Тимофеич?

-Хворает, сынок, уж, сколько дней даже на улицу не выходит, все лежит, стонет,- сокрушалась бабка.

-Зайдем,- предложил я,- узнаем, что с ним.

Зашли в избу, где на старомодной кровати лежал старик, наполнив пустоту жилища своим стоном.

-День добрый, Тимофеич,- приветствовал Николай,- что случилось? Я еще не видел тебя больным!

Потом повернулся ко мне, продолжая:

-Знаешь, какой бойкий мужик! По сей день бегает по тайге!

Старик посмотрел на нас, со стоном выругался, нисколько не постеснявшись незнакомца. Его голос был густым и очень оригинальным, казалось, каждый звук клокотал в горле, лишь затем уже вылетал через ноздри.

-Того,- вновь заговорил он,- грех выскочил, спасу нет.

Я только заметил, что рядом на табуретке стояла бутылка самогонки и миска с солеными огурцами. Но никак не уразумел, что за связь между “того”, “грехами” и его болезнью. Николай засмеялся и подал голос:

-Ну, покажи, покажи, авось чем поможем!

Тимофеич, который, как я понял, без выражений не привык говорить, повернулся. На ягодице назрел гнойник больших размеров.

-Да,- почесал я затылок,- грех, да такой большой. Наверное, очень грешил Тимофеич?

-Сможешь, подсоби,- с крестьянской прямотой заговорил он,-чего языком трепаться?

Я сразу почувствовал теплоту к этому старому неисправному “грешнику” и махнул рукой, дав понять Николаю, что вовсе не обижаюсь.

-Вскрывать надо гнойник, согласен, дед?

-Делай, что хочешь,- вновь наперчил слова крепким выражением старик,- только избавь меня от боли.

До чего должен быть измученным человек, чтобы довериться первому встречному! Ведь он не знал, что я хирург.

Вскрывать, так вскрывать,подумал я, но чем?

Действительно, ситуация была очень серьезной, чтобы казаться забавной. Ни скальпеля, ни спирта, ни перевязочного материала, ни антисептических препаратов… Уже не говоря о возможности стерилизовать инструменты. Старик отказался ехать в райцентр. Николай из машины принес пакет первой медицинской помощи. Там оказались йод и бинт. И ничего больше. Таблетки в данном случае оказались ненужными. Наши охотничьи ножи не пригодились, не такие острые, чтобы вскрыть кожу. Дома нашли остроконечные ножницы. То, что сделал я – почти преступление, но другого выхода не было. Руки обработал самогоном, ножницы йодом, потом на пламени подержал. После того, как обработал кожу, обратился к деду:

-Сейчас можно кричать и ругаться, сколько душе угодно. Но очень прошу, руками не мешать!

Выпитая водка действовала! Все равно других лекарств не оказалось. Он смирился и ждал. Ножницами проткнул кожу и раскрыл острыебранши. Тимофеич заскрипел зубами, заревел, но просьбу мою выполнил. Потом йодом обработал полость гнойника и оставил там полоску марли для оттока гноя. Повязку закрепил кедровой смолой. Тимофеич еще немного покряхтел, потом успокоился и уснул. Мы еще долго сидели у него в избе, но убедившись, что он спокойно спит, уехали. Через несколько месяцев встретился с Николаем, спросил о старике. Он засмеялся:

-Все тот же Тимофеич, с острыми выражениями. Спрашивал: “Кто был тот блаженный, не помню лица? Здорово замучил меня тогда!”

11.

Есть ли более трогательная и душевная сцена, чем уснувший, нежно посапывающий малыш?

Быть свечой и растаять перед этой святыней…

12.

На вызовы “Скорой помощи” ездили без медсестер: не хватало кадров. Сердобольные диспетчеры знали всех хронических больных наизусть – хоть анкету заполняй с них. Они указывали, кому какую помощь оказать. Я как молодой, неопытный врач, прислушивался к советам, хотя находил в некоторых указаниях инерцию и ограниченность кругозора.

У больной, к которой я ехал впервые, было нарушение ритма сердца. Жила одна, к ней часто ездила бригада, или сама ходила к кардиологу. И всегда ей вливали один и тот же, в данном случае не очень эффективный препарат, хотя в медицинской сумке всегда лежал обзидан.

-Ты особенно уши не развешивай, а то она наговорит с три короба. Коли скорей ее строфантин, и давай обратно,- догнала меня диспетчер.

И действительно, она была из тех изысканных мазохисток, которые не иначе как смаковали свои страдания, доводя себя до исступления, и так смачно, самозабвенно и с расстановкой описывала, как у нее сердце вдруг глохнет – стук и… забывает стучать! Потом бьет кувалдой по громадному колоколу, затем проваливается куда-то в утробу, куда там – аж до самых пяток. Рассказывала с удовольствием, игриво плескаясь в омуте собственных страданий.

Со свежими институтскими знаниями, вдохновившись новаторским максимализмом, приступил к делу. Я знал, что обзидан лекарство хорошее, но не знал, что его надо вводить лежа, иначе может наступить резкое падение артериального давления. Наверное, проспал эту часть лекции!

Бабуля была легкая, как пушинка, почти прозрачная, сухая, как осенний лист и худая, как модель, только с чрезвычайно выраженными венами, как синие осьминоги, охватывающими ее руки. Я посадил ее, легко вошел в вену и ввел лекарство. И вдруг она тихонько, медленно, повторяя силуэт стула, как мед по стенке крынки сползла и неожиданно оказалась на полу. От испуга у меня пересохло в горле, но быстро поднял бабушку-пушинку, уложил на диван, выполнил пару необходимых приемов, и она сразу пришла в себя. Аритмию как рукой сняло, несмотря на случившееся, чувствовала себя хорошо, и я ушел от нее, оставив больную в чудесном настроении. Она же все время держалась за пульс и благодарила за излечение.

На следующее утро я вел прием в поликлинике, когда увидел ее в коридоре, она держала пустую знакомую ампулу и шла к кардиологу. Мы поздоровались и, хотя она ничем не проявила недоброжелательность, я подумал, что пришла жаловаться на меня. С тревогой в душе зашел вслед за ней к кардиологу, когда она протягивала ампулу к врачу.

-Что это такое?

-Это обзидан,- ответила кардиолог,- откуда она у вас?

-Да вот, молодой человек вчера мне сделал укол. Отныне скажите вашим, чтобы всегда вводили мне обзидан. Здорово помогает.

13.

В процессе лечения так привыкаем выражать свои мысли кратко, что часто называем только фамилию автора: - Кохер, Вишневский, Джилли, Пастернацкий… Это значит – зажим Кохера, мазь Вишневского, пила Джилли, симптом Пастернацкого…

И вот так великие учителя каждую минуту стоят за нашей спиной. Участвуют в лечении, подсказывают, исправляют и окрыляют нас.

14.

Вася… Придет, сядет на краю стула и попросит:

-Хочу послушать армянскую музыку.

Чернобровый, смуглый парень, с узкими глазами и застенчивой улыбкой. По национальности хакас. В больнице работал электриком. Иногда встречались, однажды предложил зайти ко мне в гости. Пришел, сел на стул, помолчал, потом осмотрел картинки на стенах, перебрал пластинки и попросил… научить армянскому языку. Я засмеялся, подумал, что минутное увлечение. У него было смущенное лицо, грустным голосом сказал:

-Ты не знаешь!

-Чего не знаю?- спросил.

-Ладно, как-нибудь в другой раз,- махнул рукой Василий.

Стал часто заходить. После работы приходил, немного слушал музыку, спрашивал о Ереване и уходил с грустью. Однажды зашел выпивший… Стал более замкнутым. Он улыбнулся, включил проигрыватель, и мелодия дудука поплыла в комнате. Вася немигающими глазами смотрел на рисунок Арарата, который нарисовал мой племянник еще неопытной рукой. И ни слова. Потом вздохнул:

- Ты не знаешь…

-Вася,- не выдержал я,- опять начал?

-Я армянин,- прямо глядя в мои глаза, сказал он.

-Что?- изумился я и невольно улыбнулся.

-Армянин я,- застонал он и повторил,- армянин! Моя мать армянкой была, Сирануйш ее звали,- в глазах засверкали слезы.

Я молча ждал его повествования.

-Отец у меня хакас. Мать армянкой была. Я ее почти не помню. Она умерла, когда мне 3-4 года было. Только помню, что она пела какие-то песни, когда укладывала меня спать. Кажется, сквозь облака вижу ее. Помню родинку на ее щеке. Говорят, у меня родинка точь-в-точь как у мамы. Она красавицей была.

Только теперь заметил, что у Васи на щеке есть родинка. Он замолчал. Я понял, только теперь понял, какая буря одолела его душу.

-Потом отец женился, меня отдали в интернат, я там вырос. Всегда мечтал – как вырасту, поеду жить в Армению. Но видишь,- он развел руками,- а теперь жена не хочет. Для нее лучше Сибири нет. А я до сих пор не встречался с армянином.

Вот почему печальны глаза у Васи, вот почему он грустил, услышав армянские мелодии. Вот, что значит голос крови! В душе проснулась мелодия, услышанная десятки лет назад. Как будто покинутый дом наполнилась счастьем и жизнью.

Но что-то случилось с Васей, стал часто выпивать, ругаться женой. Жена в больнице бухгалтером работала. Как-то подошла со слезами:

-Не знаю, что с ним делать. Армения из головы не выходит. Вчера собрал чемодан, говорит, в Армению еду.

Нашел его. Злой сидел он на верстаке в мастерской.

-Вася,- руку положил на его плечо,- тебе трудно придется.

-Почему?- дернул плечом он.

-Как тебе сказать? Бросить семью не геройство. И водку пить тоже. Нигде пристанище не найдешь, если будешь так продолжать,- и вышел.

Не сказать, что Вася сразу бросил пить, но как-то подтянулся. Даже жену ждал после работы, вместе домой ходили. Потом случилось так, что я переехал в Ирбей и долго не имел от него вестей. Год спустя встретился с Васей, когда был в Заозерном:

-Решили летом поехать в Армению, пока как туристы. А дальше посмотрим…

15.

Прошел год работы в Заозерном, но мой восторг постепенно угасал, все что делал, было ничтожным для становления хирурга, все мишура, если нет насыщенной хирургической практики. Хирургов было много, и нам, молодым не часто выпадало брать в руки скальпель. Случайно узнал, что в соседнем Ирбейском районе хирург “воюет” в одиночестве. Без долгих раздумий сдал четырехкомнатную новую квартиру и с семьей переехал в Ирбей – жаждал работы. Вновь поселились в общежитии, но я был на коне: день и ночь пропадал в больнице, и даже недосуг было сходить обедать – дети приносили из дома что-нибудь и я довольствовался этим. Я был на седьмом небе от счастья, потому что работа была та, о которой только может мечтать молодой хирург. Делал все, что умел, стоматолог и акушер-гинеколог почувствовали мое стремление и учили премудростям своей профессии. Интерес гинеколога оказался несколько необычным: как только убедился, что умею кое-что делать самостоятельно, он по несколько дней не выходил на работу – отдавал дань Бахусу.Мы избегали с ним говорить на эту тему, потому что, как правило, с теории он плавно переходил к практике. Как-то зашел ко мне:

-Знаю, что водку не пьешь, но меня угостили хорошим вином, немного оставил для тебя.

Я неохотно взял в руки бутылку, на дне которой плескалась светло-желтая жидкость. Этикетка яркая, со златокрылым ангелочком.

-Кипрский “Мускат”,- с явным удовольствием доложил Валентин,- заморский!

И перелил в стаканчик содержимое бутылки. Я сделал глоток, и такое блаженство, такое удовольствие расплылось на моем лице, что искусный знаток алкоголя по достоинству оценил свое великодушие – от себя же отрывал последние капли!

Это было великолепно – вкусное, легкое вино, которое растворялось во рту всеми цветами радуги, букет такой тонкий, что ощущаешь себя на цветущем лугу…

Вина хватило на один-два глотка и наслаждение на этом закончилось, но вкус остался в памяти и еще долго сопровождал меня. Напиться этим вином было бы непростительно – его можно было только вкушать маленькими глотками и как можно реже, чтобы тосковать по аромату.

-Благодарная больная из Тайшета привезла,- не без гордости объяснил он.

Мне оставалось восхищаться распространенностью ареала благодарных пациенток моего друга, ведь Тайшет находится в Иркутской области.

Я поискал в магазинах: кипрского “Муската” не было.После “внутренней разведки” мне сообщили:

-В Красноярский край это вино не поступало.

Интрига в том, что все знали, насколько я равнодушен к алкоголю, и вдруг такая настойчивость… К добру ли это? Прошли месяцы, нигде не встретил бутылку со златокрылым ангелочком на этикетке.

…В пасмурный и морозный февральский день мне предстояло лететь в Красноярск. Зал ожидания в аэропорту плохо отапливался и как назло рейс откладывался несколько раз. Заняться было нечем, в утомительном ожидании время текло, как на полотнах Дали: липко и вязко. Из неуютного зала выходили на улицу, смотрели на небо, покрытое серыми тучами. Не было настроения ни говорить, ни читать, холод сковал всех своим дыханием. Ко мне подошел молодой человек, явно не местный и таинственно заулыбался:

-Пить будешь?

-Нет, не буду,- отрезал я.

“Этого еще не хватало, чтобы из горла водку пил с незнакомцем”,- подумал я.

Рейс несколько раз отложили, незнакомец еще пару раз подошел с тем же предложением. По возможности деликатно отказался, хотя понимал, что этим огорчаю доброго пассажира, который от всей души предлагал единственно действенный способ “сугрева”.

К концу дня объявили, что рейс отменяется из-за метеоусловий. Все мы были озябшие, голодные, уставшие и злые, но выход один: поехали на железнодорожную станцию. Было мало удовольствия в этой поездке: надо было вечером садиться на поезд в Ирбее, доехать до Саянска, ночью ждать пересадки и только утром оказаться в Красноярске. Между тем на самолёте весь путь занимает намного меньше часа. Что поделаешь, такие были условия в наших краях!

Поезд тронулся, нас было четверо мужчин в аэропорту, и мы оказались в одном купе. Отогревшись, вспомнили про голод и выложили все наши запасы на стол. И вдруг незнакомый молодой человек на свет Божий явил ту самую бутылку “Муската”, которую я так долго и тщетно искал!

Не поверил своим глазам:

-Этото самое вино, или что-то другое налито в бутылку?

Он почти с обидой посмотрел на меня:

-На, открывай сам.

-Ты знаешь, как долго искал я её?- выпалил я,- и какое расчудесное это вино!!!

-А что ты с утра ломаешься,- упрекнул меня попутчик,- сколько раз я тебе предлагал!!!

Вино показалось мне на этот раз еще вкуснее.

16.

Летом отмечали день строителя. Отмечали шумно, с размахом, всем миром, а почему бы и нет? Вообще, любой день, который хоть мало-мальски имел крен в сторону от обычного, здесь отмечали весело – был бы повод! Можно отмечать даже день исчезновения последнего динозавра, только никто не знал, когда это случилось.

День был воскресный, друзья приглашали на пикник, но я дежурил в больнице, отказался, конечно. Вдруг врываются ко мне двое и взволнованно, перебивая друг друга, сообщают, что кто-то сильно поранил ногу топором. Я даже не сообразил спросить, почему сами помчались в больницу, а его оставили там? Прямо в халате кинулся к мотоциклу, и он понесся, тарахтя загнанным мотором. По дороге встретились гаишники, они успели мне указать на то, что езжу без каски, но увидев наши озабоченные лица, белый халат, сообразили, что дело не терпит отлагательства, и не погнались за нами.

На излучине реки Кан, куда мы прибыли, вовсю шла гулянка, на траве была разостлана скатерть и гудел пир на весь мир. Ко мне подбежали подвыпившие друзья и загоготали с довольным видом:

-Тебя никак нельзя было заманить сюда. Если не больной, ни за что не прикатил бы. Давай немного погуляем, мы специально организовали – никто не ранен и не изувечен.

Я смотрел на них с досадой, с болью и с подавленной злостью, разве можно так шутить? Ведь в этот момент в больницу могли доставить тяжелого больного! Но что возьмешь с пьяных дураков, хоть они мои друзья! Сразу же, на этом мотоцикле отвезли меня обратно. И уже не было на их лицах той бесшабашности и удали.

17.

Всего несколько дней, как работаю в Ирбее. Заведующий отделением уехал на лечение. У него язва. И я, врач со стажем всего в один год, остался единственным хирургом во всем районе. Сварись в собственном соку, разбейся в лепешку, но больных вылечи – другого не дано. Нужен совет? Пожалуйста! Бери трубку и звони в Красноярск или в Канск, там есть опытные хирурги, помогут сориентироваться.

Вечером вызвали в больницу. Когда вошел в отделение, увидел окровавленного молодого человека на носилках. Шел по дороге, грузовая машина ударила краем борта по голове, и ударом был заброшен в кювет. Он был без сознания, на голове зияла страшная рана. Я растерялся, не знал, куда деться. Впервые так жестоко столкнулся с тяжелой травмой. Один на один. Больных видел много, но всегда между мной и больным стояли другие врачи, ассистенты, другие студенты. А теперь – ты и больной, и некому подсказать, с чего начать? А главное – начало. Медсестра и санитарка ждут от тебя решений. И надо что-то делать. Пока – раздеть больного. Обмыть кровь на теле. Я прошел в ординаторскую и углубился в свои записи. Теперь в мыслях есть какой-то порядок. И началось то, что называется борьба за жизнь. А это всего лишь работа, тяжелая работа, без всяких прикрас и патетики. И меньше всего думаешь о том, что это и есть борьба. Хотя иногда стонешь, иногда напрягаешься как пружина, а иногда и потеешь от такой работы.

Потом узнал, что больного Сашей зовут, что инженером работает в леспромхозе, имеет семью, маленькую дочь, которая еще не научилась говорить “папа”. Первая ночь самая тяжелая. Почему-то все в ожидании, что вот-вот вернется сознание, но у Саши была тяжелая мозговая кома. На следующее утро из Красноярска прилетел нейрохирург на транспорте санавиации. На месте оперировал, удалил костные обломки и сгустки крови, которые сдавливали мозг. В мои назначения внес поправки, дал советы и этим же самолетом улетел. Но уже была надежда, и я зубами уцепился за нее. Я так верил в нейрохирурга, что успокоил родственников Саши, несмотря на то, что он все еще лежал без сознания. Три дня и три ночи не уходил из отделения, хотя жил я на территории больницы. Дети приносили из дома еду и, сидя в углу, смотрели на меня, как будто чувствуя весь драматизм случившегося.

На третьи сутки Саша открыл глаза. У меня даже не было сил, чтобы воспринимать все и наслаждаться счастьем. И я рухнул в кресло. А когда проснулся, уже наступило утро. Чья-то заботливая рука накрыла мои плечи одеялом.

Молодой и закаленный организм не только выдержал испытание, но и стал быстро поправляться. Родственники часто приходили на свидания, коллеги звонили, чувствовалось, что Саша был любим, и его ценили как человека. И персонал нашего отделения вскоре полюбил его, радовался его первым шагам, с каждой перевязкой чувствовали, что возврата к состоянию первых дней уже не будет. Только его отец сразу не понравился мне. Это был мрачный и блеклый человек, который каждую фразу персонала повторял несколько раз. Вновь спрашивал, взвешивал и открыто сомневался, как будто на рынке выбирал яблоки. В день по несколько раз повторял, что в Красноярске у него много хороших врачей – родственников, которые творили чудеса. А в первые дни все спрашивал:

-Саша будет жить?

А потом, когда этот ужасный вопрос отступил, и сын вернулся к жизни, отцу не давал покоя тот факт, что ему не разрешали ходить. А когда Саша вышел к нему навстречу, он в присутствии сына выразил сомнение в его душевной полноценности. Состояние Саши было естественным – такие больные в первое время бывают заторможенными, иногда агрессивными, иногда безвольными и послушными – страдала лобная доля мозга. Но постепенно у него все восстановилось и, забегая вперед, скажу, что он вернулся к своей профессии инженера. Саша лечился у нас в отделении около трех месяцев. Близился день выписки. Он дорог мне еще и тем, что был первым тяжелым больным, с которым я столкнулся. Посеял веру и надежду в собственные силы. И я представлял, какой трогательной будет сцена, когда будем провожать его домой.

А когда выписался, не то чтобы спасибо не сказал, даже попрощаться в ординаторскую не зашел. Я случайно выглянул из окна и увидел, как “Жигули”, где он сидел, мягко амортизируя, выезжал из больничного двора…

18.

Дороги, особенно между деревнями, в Сибири не совсем в хорошем состоянии. Часто бывало, что даже отменяли маршруты рейсовых автобусов из-за неисправности дорог.

На машине “Скорой помощи” едем в деревню Новотроицк. Водитель, 55-летний Василий Иванович, добряк и юморист. Он долгие годы работал на “Скорой помощи” и исколесил весь район. Я знал,что он родом из этой деревни. Рассказывал о своем детстве, иногда указывал на какую-нибудь поляну или кусок тайги, которые темнели на встречных холмах. Для него все это было воспоминанием и тоской по безвозвратно ушедшим дням. Потом вдруг прервал воспоминания и спросил:

-Ну, как тебе дорога?

Только теперь заметил, что дорога хоть и неасфальтированная, но ровная и хорошо утрамбована гравием.

-Друг детства построил,- с нескрываемой гордостью заявил он,- вместе росли. Он уехал учиться, окончил строительный техникум, потом институт и долгие годы работал в нашем районе. Он и построил, улучшил эту дорогу до самой деревни. И вот, сколько лет дорога не требует ремонта. Потому что качественно сделана, на совесть работали люди.

-А где он сейчас?- спросил я, глядя на нескончаемую ленту дороги, которая пробегала под колесами машины.

-Продвинулся дальше,- тянул Василий Иванович,- сейчас в Красноярске управляющий трестом. Иногда приезжает в Новотроицк.

Я вспомнил армянского поэта Ованеса Туманяна:

Бессмертны добрые дела,

И тот навек блажен,

Кому за них идет хвала,

Превозмогая тлен.

Василий Иванович послушал и мотнул седой головой:

-Мудрецом был автор этих строк.

19.

Каждый раз, когда принимаю роды, вижу, как рождается материнское чувство! До того, как стать родителем, сколько бы ни объясняли, какие бы красивые тирады ни говорили, все равно человек не может представить то, что появляется мгновенно.

Каждый раз, когда женщине впервые показывают ее ребенка, я смотрю в глаза матери и поверьте, вижу, как в глубине уставшего и безразличного взгляда вдруг искрится слабое блаженство. И расходится, как прекрасная музыка. Становится таким теплым и нежным этот взгляд, что просто млеешь, восприняв это сильное и неповторимое чувство!

Наверное, нет более красивого и трогательного явления, чем рождение ребенка.

20.

За несколько дней до Нового года командировали в Красноярск. 29 декабря пришел на вокзал, чтобы вернуться домой. Народу – тьма! Чувствовался предстоящий праздник, все торопились как можно скорее вернуться домой. Встал в очередь и я, но когда осталось человек 10-12, объявили, что билетов нет.

Очередь недовольно загудела, пришла в движение. Но на нет и суда нет! Со всеми стоял растерянно и вдруг вспомнил, что на следующий день назначена новогодняя елка в больнице. Я же был “штатным” Дедом Морозом в школах, в детских садах и в больнице, благодаря пышной бороде, седым ее делали с помощью пудры. И подарки приготовили, подготовили маленький спектакль…

И вдруг – нет билетов. Как пройдет праздник без Деда Мороза? Меня осенило! Подошел к кассе и обратился:

-Очень прошу, на минуту послушайте меня и поверьте! Завтра наш новогодний праздник, я Дед Мороз, представьте, что будет, если не доеду домой.

Кассирша сначала удивленно посмотрела на “дедморозного полуфабриката”, затем ее взгляд потеплел, наверное, поняла, что не обманываю и нажала на кнопку, обращаясь к диспетчеру:

-Вот у меня Дед Мороз без билета стоит. До Ирбея едет.

С другого конца оценили ситуацию, спасибо добрым людям. Мне дали билет и пожелали счастливого пути. Помешала узкое окно, иначе эта добрая фея удостоилась бы моего благодарного поцелуя. Но ограничился плиткой шоколада.

Благополучно добрался домой и на следующий день с таким азартом вошел в роль Деда Мороза, что даже наш младший меня не узнал. Вечером показал игрушку:

-Дед Мороз подарил…

21.

Человек попал под поезд. Ноги безжизненно, беспомощно болтались. Нужно ампутировать. Иначе может быть гангрена, сепсис, смерть… И так как раны очень загрязнены землей и мазутом, долго не думая, включаю бактерицидную лампу, под лучами которой микробы погибают. По моему разумению непременно погибнут, пока я оперирую. После операции с ужасом посмотрел на свою работу – под одеялом вместо обычных очертаний ног, только короткие культи остались из-за несчастного случая. Найдет ли силы больной вернуться к жизни?

А потом я не мог глаза открыть, кажется, тысячи иголок кололи глаза, как будто под веки песка насыпали. И вспомнил свой легкомысленный поступок – нельзя включать бактерицидную лампу, когда в помещении кто-то есть. Это ощущение знакомо тем, кто смотрел на электросварку – называется электроофтальмия. Невыносимая кара. Кое-как добрался до поликлиники. Окулист назначил лечение, боли несколько стихли. Зашел в хирургическое отделение. Больной чувствовал себя неплохо. А операционная сестра и анестезиолог не пострадали. Они ходили в очках, и только незначительная краснота глаз напомнила о вчерашнем. Главный врач в приказе объявил мне выговор за нарушение правил техники безопасности. Что поделаешь, он был прав! Надо думать не только о больном, но и о медперсонале. И хотя не было другого хирурга, работать не смог, вынужден был идти домой. Часто закапывал дикаин в глаза, от этого боль уменьшалась. Поздно вечером, когда состояние значительно улучшилось, ко мне пришел дежурный врач:

-Ты сможешь с закрытыми глазами поставить диагноз?

-Нашел время шутить,- недовольно буркнул я.

-Не шучу,- ответил Сергей,- привезли больного, надо осмотреть. Если надо оперировать, отправим в Канск, но надо поставить диагноз.

Вновь закапал глаза и пошел в больницу. Коллега не ошибся – необходима была операция. Что делать? Пригласить хирурга из Канска или больного отправить туда? Расстояние 100 км. Надо будить шофера, занять машину “Скорой помощи” на несколько часов. А тем временем больной страдает от болей.

-Буду сам оперировать,- решил.

Вот так и оперировал, закапывая в глаза чудодейственный дикаин. А утром я уже был в строю.

22.

Старший сын Гор увлекался игрой, и когда напоминали о домашних заданиях, всегда находил подходящую отговорку. И как-то объявил, что живот болит. Не придали значения, подумали, что обычная детская изворотливость. На следующий день он был не в настроении, но молчал. Меня вызвали в больницу, оперировал, когда зашла санитарка отделения:

-Ваш сын пришел, с животом мается.

Насторожился, после завершения операции осмотрел его: нет сомнений, надо оперировать…

Есть неписаный закон: нельзя оперировать родного, близкого человека.Волнение, замешательство, непредвиденные обстоятельства и паника – все это могут сыграть роковую роль. Что делать? И нет никого рядом, ты стоишь перед дилеммой. Но есть и обратная сторона медали: если не уверен, что хорошо владеешь искусством хирурга, какое имеешь право оперировать чужого ребенка, отца или сестру? Ведь для тебя очередной пациент, а для них самый дорогой и незаменимый человек. Но некогда было философствовать – нужно принять решение, действовать.

Я стиснул зубы, превратился в комок нервов и вошел в операционную. Было невыносимо трудно, но я запретил себе думать, что на операционном столе лежит мой ребенок, запретил волноваться, сомневаться, почувствовать что-либо. “Ты камень, запрограммированный робот, который без эмоции выполняет свою работу” – твердил я себе.

Даже анестезиолога не было, оперировал под местной анестезией, как всегда с медсестрой. Гор иногда сдержанно стонал, но держался молодцом. Аппендикс был изменен, вокруг скопилась воспалительная жидкость.

Закончил операцию, у меня было не лицо, а каменная маска, в операционной стояла жуткая тишина. Взял на руки ребенка, перенес в палату и уложил на койку. И в тот же миг чувства хлынули на меня, руки ослабли, тряслись, почти стали ватными, в груди стучал могучий молот, на меня обрушился неуправляемый поток страха от содеянного. И понял, что я всего лишь отец ребенка, которого оперировали и ничего человеческое не чуждо мне. Теперь можно было переживать, даже поддаться эмоциям.

Послеоперационных осложнении не было. Гор быстро поправился.

23.

На проселочных дорогах часто встречаются суслики. Так часто, что на них никто не обращает внимания. Перебегают дорогу. Стоят на задних лапах перед норами, будто молитву читают. Недавно услышал, что некоторые “деловые” люди начали ловить их на шапки. Вспомнил приятеля. Олег живет в Ирбее, лет на 5-6 старше меня.

-Раньше лисиц истребляли, потому, что кур уносили. Кто обращал внимание на шкуру? А теперь как ценится этот рыжий мех – не достанешь! Чтобы стрелять диких уток, далеко не ходили. За деревней начинались болота, их там было пруд пруди.

Я не верю:

-Раньше и вода была мокрее!

Олег, не замечая иронии, продолжает:

-А теперь весь день с ружьем в руках проходишь, увидишь след лисы – можешь похвастаться. А если кто с утиной охоты принесет 3-4 птицы, считается удачей.

Вот к чему приводит безбожное отношение к животному миру. Я невольно подумал, что если через несколько лет расскажу, как много было сусликов, и их никто не убивал, тем более из-за шкуры, мне не поверят:

-Раньше и вода была мокрее!

24.

В районе одно время не было стоматолога. Иногда обращались исстрадавшиеся, не спавшие ночью больные, с просьбой удалить зуб.

Как-то обратилась воспитательница пионерского лагеря, средних лет женщина из Красноярска.

-Вылечите мне зуб, сутки уже места себе не нахожу.

-Зубы лечить не умею,- объяснил я,- никогда не занимался этим, да и не учили. Я только удаляю, если другого выхода нет.

Дал направление в Канск, к стоматологу. Женщина ушла. Не следующее утро вновь пришла, с отекшей щекой, покрасневшими от бессонницы глазами:

-Больше не могу терпеть, удалите зуб.

В Канск она почему-то не поехала. Я провел анестезию, обработал десну йодом. Только приложил щипцы, зуб сломался.

-Вот тебе раз,- подумал я,- какое твое дело зубы удалять?

Не оставалось больше ничего, как удалять корни. Это жуткая процедура и для врача и для больного. Хорошо еще, что хоть анестезия хорошая была. Корни удалил с огромной гранулемой. Кровотечение незначительное, но раневая поверхность казалось ужасной. Предложил госпитализацию, дабы предупредить осложнения. Женщина, убедившись, что недававший ей покоя зуб удален, категорически отказалась. Никак не смог уговорить.

-Может ничего и не будет, но не исключено нагноение. Легче предупредить, чем потом лечить.

-Ничего не случится,- уверенно говорила она,- я пойду в лагерь, если хуже будет,вернусь обратно.

Оставался последний аргумент:

-Вы, почему обратились ко мне? Чтобы я помог вам, верно? А почему вы не хотите мне помочь?

-То есть?- удивилась она.

-Поймите одно,- я взвинтился,- я не стоматолог, и не имел права удалять зуб. Не дай бог, если с вами что-то случится, меня будут судить. Это вам ясно? Все хорошо, когда кончается благополучно. А если будут осложнения, вспомнят, что я – хирург, а не стоматолог, и не имел права удалять зуб.

Это подействовало, согласилась лечь в больницу. Назначил лечение, через 3-4 дня выписал. Десна несколько болела, но гнойного воспаления удалось избежать. После этого случая стоматологические щипцы я больше не брал в руки. Кажется, и больных не стало. Или предпочитают не обращаться ко мне? Очень даже возможно. Ведь в деревне врач как на ладони. И хорошое, и плохое сразу становится известным.

25.

Анестезиолог дает наркоз больному. Хирург оперирует. Иногда можно услышать такой разговор в операционной:

-Как дела?- спрашивает хирург.

-Порядок, давление в норме, зрачки несколько расширились, но наркоз углубил, сейчас все в порядке.

Это у больного давление в норме (интересно, у анестезиолога тоже в норме или подскочило?), это у больного зрачки начали расширяться и вновь сузились. Это значит, что он не чувствует боли. Действительно, оперирующий персонал становится частицей больного.

26.

Когда Гору исполнилось девять-десять лет, стал брать с собой на охоту. С друзьями обычно садились в одну машину и утром пораньше отправлялись на угодье. В этот день охота была неудачная для нас, зато звери ликовали – никто не попался на глаза. Перед возвращением домой настрелялись по жестяным банкам, по пустым бутылкам – невинная забава незадачливых охотников. Я Гора обучал стрельбе, и всегда стоял рядом, поддерживая ружье, так как он был еще маленького роста, а ружье тяжелое. Парням запретил доверять ему оружие.

На секунду отвлекся, потерял бдительность и в тот же миг со стороны спины прогремел выстрел. Повернулся и увидел искаженное лицо Гора: в руках ружье, а по щеке струиться кровь… Бросился к нему, осмотрел.Один из парней дал ему ружье, и ребенок в восторге от нахлынувшего чувства самостоятельности пальнул в воздух, от мощной отдачи курок прошелся по щеке.

Немедленно вернулись в Ирбей, в больнице обработал, наложил швы на рану и, как ни в чем не бывало, отец и сын явились домой. Жена, увидев повязку на лице Гора, засуетилась, но ребенок держался достойно.

Даже когда спустя много времени спрашивали, откуда рубец на лице, Гор по-взрослому отмахивался и небрежно говорил:

-Да! Пустяк, на охоте поранился…

27.

Дежурю в больнице. Тихий и безмолвный вечер. Крупные снежинки кружатся в воздухе. Из окна виден столб, под фонарем которого снежинки кажутся особенно пушистыми и легкими. Зазвенел телефон.

-Срочно идите в роддом,- голос акушерки взволнован и наполнен тревогой,- новорожденный не дышит.

Влетаю в родовой зал. О, как не был похож этот малыш на всех остальных, которые громко кричат и машут руками, как бы заявляя о своем появлении на свет! Он лежал неподвижный и изредка поглатывал воздух, кожа синяя, глаза полуоткрыты. Сердце работало нормально. Это уже надежда. Акушерка подавала мне лекарства и прерывисто рассказывала:

-Когда родился, я почистила дыхательные пути. Он слабо крикнул, а потом дыхание постепенно стало неритмичным.

Я посмотрел на роженицу, она уставилась в потолок, будто отреклась от окружающего мира. Новорожденный после наших действий, кажется, стал самостоятельно дышать, но крик, долгожданный крик младенца не последовал. Минуты проходили, блуждая между тревогой и надеждой. Состояние ребенка не улучшилось. Пригласил педиатра. Тот прибежал и сразу пошутил:

-Что, не хочет дышать?

Всегда такой, никогда не видел его унывающим. На этот раз даже юмор не помог. И после того, как включили аппарат искусственного дыхания, состояние ребенка не улучшалось. Как только отключали аппарат, он несколько раз делал дыхательные движения и переставал. Воздух казался наэлектризованным, вязким и душным. В такие минуты я чувствую ярость настоящей борьбы, буквально ощущаю то, что называется борьбой жизни и смерти. И такое блаженное, такое неповторимое чувство увидеть отступление смерти, созерцать возвращение больного к жизни!

Увы, на этот раз мы оказались побежденными! Ребенок так и не воспринял свое рождение. Его тело безжизненное с душераздирающей искренностью подчеркивало наше бессилие.

С педиатром сидим в приемной, не о чем говорить. В отделении акушерка утешала несчастную мать. Так безмолвно и вышли из роддома. Я вернулся в свое отделение, зашла медсестра. По моему лицу все поняла, но все же задала этот лишний вопрос:

-Как новорожденный?

-Умер,- глухим голосом выцедил я.

Медсестра вышла. Было много писанины, но не было сил взяться за что-то. Сидел в кресле, немигающим взглядом уставившись в одну точку. Телефонный звонок прозвенел как гром:

-Пройдите в скорую помощь, привезли больную.

Я накинул на плечи шубу и вышел. Дежурство продолжалось…

28.

Как-то ночью жену вызвали в больницу. Доставили ребенка с тяжелой пневмонией. Не прошло и часа, как меня вызвали в хирургическое отделение. Зашел в детскую комнату, наши дети сладко спали. Поправил одеяло и пошел к больному.

Поступил больной. Пока осмотрел, заполнил историю, прооперировал, назначил лечение, уже всходило солнце. Позвонил в детское отделение, жена еще была там, с больным ребенком.

Вернулся домой, зашел в детскую, что вижу… Наш младший ребенок, Севак спит на полу. А на щеках слезы не высохли. Ребенок, наверное, пить захотел ночью, звал нас, искал, поплакал и уснул на полу. И сколько он пролежал на холодном полу, так и не узнал.

А когда она вернулась, сказала, что тот, больной ребенок к утру почувствовал себя лучше. Значит новый день начинался с добра…

29.

Ночью вызвали на станцию скорой помощи.

-Женщина обратилась с жалобами на боли в животе,- пояснили мне.

Всегда так: даже при малейших болях в животе в первую очередь вызывают хирурга, часто, как выясняется, без надобности.

Дородное, пышное тело горой возвышалась на кушетке, живот выделялся как совершенно отдельное сооружение: напряженный, болезненный, округлый и большой, не женщина – Гаргантюа! Задаю вопросы, пальпирую, осматриваю, что-то подозреваю, все больше и больше суживая круг вопросов.

-Женщина,- не совсем уверенно спрашиваю я,- вы часом не беременны?

-Да, что вы говорите?- искренне обижается она,- у меня муж в длительной командировке.

Это меня смущает- как можно такое подумать о женщине- наводит на другие диагнозы, возникающие без участия мужчин. Боли периодически усиливаются, она ужасно страдает, кричит, корчится, умоляет спасти ее. Тем не менее, прикладываю стетоскоп к животу, кажется, слышу сердцебиение плода, но женщина с такой уверенностью опровергла мое дерзкое предположение, что сомнения не было: у жендлительно командированных мужей беременности ни в коем случае не может быть!!!

-По правде говоря, я не специалист, сейчас пригласим гинеколога, может он пояснит ситуацию,- объяснил ей.

Гинеколог, конечно, пришел, но сонный и не в духе, даже походка выражала недовольство, осмотрел женщину и сходу пальнул:

-Баба, сейчас рожать будешь!

-Что вы говорите,- она впала в истерику,- у меня муж в командировке, у меня четверо детей, порядочные соседи, это невозможно…

-Невозможного ничего нет на свете,- отчеканил гинеколог,- кто родила четверых, на свет производит и пятого.

-Ой, ой, ой,- не то смеялась, не то всхлипывала беременная,- что я мужу скажу?

Ее перевели в роддом. Но какое отношение ко всему этому имел бедный хирурги почему его среди ночи подняли с постели?

30.

Вот-вот вернется из отпуска заведующий отделением. Еще 4-5 дней и будет на работе. Он опытный хирург. Он мне запретил оперировать детей и стариков.

-Твой небольшой опыт не позволяет правильно сориентироваться в ситуации.

Немного ворчу, но подчиняюсь – он старше.

И, пожалуйста, доставили в отделение 74-летнего старца, попытался покончить с собой в пьяном виде – ножом ударил себя дважды в живот. Оперирую. Раны небольшие! Одна рана на печени, другая – на желудке. Накладываю швы, оставляю дренаж и “ухожу” из брюшной полости. Остерегаюсь пневмонии, которая для больного такого возраста страшное осложнение, выбираю активную тактику. На второй день сажаю больного в постели, заставляю ходить. Чувствую, что больному день ото дня легче. Самое главное, пневмонии нет, осложнений со стороны брюшной полости нет. Но общая слабость, несколько повышенная температура держат персонал отделения в напряжении.

Из отпуска вернулся заведующий отделением. Вместе с ним вошла в отделение женщина средних лет. Она оказалась ассистентом Красноярского мединститута. Приехала отдыхать в Ирбей, ну, а наш заведующий пригласил осмотреть больных -экая невидаль!Но она ассистент кафедры хирургии! Так как я окончил Томский мединститут, и никого из красноярских профессоров или ассистентов не знал, то с одинаковым равнодушием воспринимал ту или иную фамилию. После осмотра моего больного собрались в ординаторской. Попросили рассказать о ходе операции. Подробно описал.

-А заднюю стенку желудка осмотрел?- спросил заведующий,- нож мог поранить и заднюю стенку.

Такую простую истину я упустил из виду. Какая оплошность!

-Живот напряжен, температура выше нормы, язык относительно сухой,- он перечислял симптомы в пользу своей точки зрения.

Мой единственный довод то, что больной поправляется.

-Все же больного знаю с первого дня, состояние значительно лучше,- пытался убедить я.

Ассистент посмотрела на меня многозначительным взглядом. Так наседка смотрит на желторотых цыплят, которые имеют неосторожность давать советы, исходя из собственного жизненного опыта.

Сейчас, через несколько лет после этого случая, зубами защитил бы свою точку зрения. Увы, авторитет старших и слишком малый опыт в хирургии сделали свое дело. Я отступил, посчитав, что они правы. Больного второй раз взяли на операционный стол с диагнозом перитонит. По логике все сходилось: я не осмотрел заднюю стенку желудка, где могло быть ранение, послужившее причиной перитонита.

Нет надобности объяснять, в каком напряжении я был во время операции. Оперировали они вдвоем. Брюшная полость была чиста, без единой капли воспалительной жидкости. Задняя стенка не была повреждена.

…Больной после второй операции умер. Старики всегда тяжело переносят повторные оперативные вмешательства…

31.

Ночью я сошел с поезда на станции Саянское, еще несколько часов ждать пересадки. На перроне вижу одного из моих больных, который странно приседает, подпрыгивает, как полинезийцы во время ритуального танца, но лицо такое страдальческое, искаженное от боли, как будто догадывается, что его самого будут приносить в жертву соплеменники-людоеды! Он тоже держал путь в Красноярск, но приключилось неожиданное- острая задержка мочи. Страдание неимоверное. Пока нашли местную больницу, бедный от боли выполнял замысловатые пируэты и ходил вприпрыжку.

В приемном покое было тихо и уютно, я представился дежурному хирургу, он любезно предоставил мне не только халат, но и перевязочную. Я облегчил участь страдальца, и он с довольной улыбкой и воздушной походкой покинул нас, а коллега предложил скоротать время за чашкой чая.

В это время обратился больной с переломом ребер, хирург уложил его вперевязочной, набрал новокаин для блокады, но как только нажал на поршень, стеклянный шприц разбился и поранил пальцы врача… Я быстро приступил к делу, обработал раны, обезболил и наложил швы. Затем продолжил то, что он не успел: блокада облегчила состояние травмированного, и он тоже ушел. Коллега с перевязанной рукой работать не мог, как назло один за другим обращались разные больные. До прибытия поезда я заменил местного хирурга: принимал, делал необходимые процедуры. Он был в изумлении и повторял:

-В другие дни столько больных не бывает! Что за странная ночь! Верно ведь: “На ловца и зверь бежит”.

Только под утро попрощался с коллегой и отправился на станцию.

32.

С друзьями сходил на рыбалку, вернулись с богатым уловом, поделили, и я с довольным видом возвращался домой через больничную рощу. Встретилась жена, ее вызвали в детское отделение.

-Вернусь и к приходу детей пожарю,- сказала она.

На территории больницы стояли дома и общежитие, где живут врачи, медсестры. Это очень удобно, так как часто вызывают, и жить рядом всегда помогает делу. Итак, бодро шагаю с мешком “полным кефали”, встречаю Ольгу Ивановну, старую работницу больницы. Она ткнула тростью:

-Бог в помощь, что несешь?

-Рыбу, Ольга Ивановна,- с гордостью доложил я,- поймал собственными руками.

И положил несколько штук в ее сумку. Потом встретился наш невропатолог. Василий Степанович себя считал настолько интеллигентным, что рыбалка и охота были для него пустым времяпровождением. Тем не менее, увидев богатый улов, позволил себе восхититься и получил свою долю. Затем встретились наши сороки-болоболки, медсестры из общежития. Они обещали пригласить меня на уху. Во дворе играла Вика, подруга наших детей, дочь педиатра. Она принесла пакет, уложила рыбу и вприпрыжку пошла домой. А как не угостить соседа Николая Васильевича, он как будто дожидался меня во дворе - остальное получил он. Вернулась жена:

-Ну, давай рыбу, почищу.

-Рыбы не осталось,- развел руками я.

Как приплыла, так и уплыла рыбка…

33.

Был у меня больной, тихий и спокойный парень. Получил перелом позвоночника, к счастью, спинной мозг остался невредим, и постельный режим был основным компонентом его лечения. После выписки Андрей с радостью уехал домой. Есть ли еще большее счастье, чем ходить, бегать по земле, особенно после тяжелой травмы?

После выписки Андрея прошло всего несколько дней. Однажды утром в палате появился новый больной. Медсестра уже доложила о нем. Поступил ночью.

Заведующий оперировал, удалил множество дробинок из тканей стопы и голени. Рана довольно обширная, поврежден голеностопный сустав. Мы узнали, что односельчанин, напившись водки, взял в руки ружье и начал целиться в столб прямо в деревне. Поранил соседа.

-Ваш больной, кстати,- в его словах я почувствовал упрек.

-Кто?- удивился я.

-Андрей.

Вот это да! Вот тебе и тихий, спокойный Андрей. В лицо ударила волна досады и горечи. Как же так случается, человек теряет трезвую логику, впадая в объятия Бахуса? Я не мог представить Андрея пьяным – такой у него был кроткий и спокойный взгляд.

Прошло около двух месяцев. Раненый парень уже выписался из больницы. Случай постепенно терял остроту. Я не думал даже, что когда-нибудь встречусь с Андреем.

Перед этапированием милиционеры в поликлинику приводят лиц, отбывающих наказание. Среди них попадаются мелкие хулиганы или воры, которых раньше встречал на улице, не подозревая, что они по ночам совершают кражи. В деревне так – все перед глазами, все видно. Однажды привели Андрея. Наши взгляды встретились. Тяжелый был момент для нас обоих. Его взгляд по-прежнему был спокойным и кротким. Но сразу отвел взгляд и стал смотреть в пол. Подошел к нему, справился о здоровье – больной человек в любой обстановке требует участи. Он сказал, что жалоб нет, боли не беспокоят. Говорил, не отрывая глаз от пола. Я сделал запись в карточке. Когда прощались, пожал руку своего бывшего больного. Он ничего не сказал. У дверей повернулся, посмотрел виновато на меня и пробормотал:

-Простите меня, доктор, если сможете.

Его увели…

34.

Жить в деревне и не иметь хозяйства невозможно. Имел маленький огород, где росли базилик, эстрагон, кресс-салат, кинза. Аромат стоял в огороде – благодать! Росли также капуста, морковь, помидоры, огурцы. Семена, привезенные из Армении, в Ирбее росли хорошо и вскоре во многих огородах наших приятелей распространялись ароматы восточных пряностей. Душа радовалась, когда при входе во двор меня встречал многоголосый гомон – куры, утки, собаки…

Был у нас поросенок. Плохо рос, какой-то болезненный был. Причинойэтому считал грыжу брюшной стенки. Как-то увидел его один из наших хирургов – Валерий. Подтвердил диагноз.

-Давай прооперируем,- шутя, предложил я.

Он тоже посмеялся. Вспомнили методики пластики грыж и начали острить: какому же методу отдать предпочтение. А поросенок, довольный своей судьбой, пятачком рыл землю, не подозревая, какие мрачные тучи сгустились над его несчастной головой. Сказано-сделано. Поймал поросенка, осмотрели. “Консилиум” подтвердил правомочность предварительного диагноза: немедленно оперировать, решили мы, на всякий случай, заперев поросенка в сарае. Вдруг ему в голову взбредет уйти на прогулку. Валерий принес инструменты и медикаменты, необходимые для операции. Операционным столом послужила какая-то старая дверь, которую помыл водой. Связали ножки поросенку и уложили на операционный стол. Бедняга визжал, что есть мочи, дрыгал ногами. На визг выбежала детвора. Вскоре собралась внушительная публика.

-Оперировать будут поросенка,- сообщали друг другу.

В глазах искрились любопытство и нетерпение. Двоим из ребятишек выпало счастье держать за ноги поросенка. Они почувствовали решительное превосходство над остальными и с гордостью посматривали на других.

-Валерий,- насколько позволяла ситуация быть серьезным, промолвил я,- у хирургов есть поверье – лично не оперировать близких. Может, ты прооперируешь? Рука не поднимается.

Хирург великодушно согласился и “операция века” началась. Все выполнялось точно так, как во время настоящей операции: обработка рук и операционного поля, местное обезболивание и разрез кожи. Самая энергичная и любопытная часть публики следила за развитием событий, дружно посапывая. Я крючками расширил рану. Перевязывал сосуды, сушил рану. Вскоре было выявлено какое-то наполненное жидкостью образование, которое легко отделялось от окружающих тканей. И только тогда, когда оно уже было удалено, предательская мысль проскользнула в моем сознании:

-Валерий, случайно не мочевой пузырь, то, что удалили?

Он растерянно посмотрел на меня. Настроение было испорчено. Поросенок душераздирающе визжал, еще не сознавая к какой мучительной смерти приговорен, если лишился мочевого пузыря.

-Ну ладно, не вешай носа,- успокоил я,- а может быть это не мочевой пузырь.

Он быстро наложил шов на кожу, обработал йодом и наложил повязку. Операция была закончена. Развязали ноги поросенка и отпустили. Он на мгновение остолбенел, видимо не поверив, что живым выскочил из наших рук, потом побежал к забору и… помочился.

-Ура!- воскликнули мы, дружно апплодируя хирургу.

Все закончилось благополучно. Удаленное образование оказалось кистой. Поросенок быстро поправился и стал набирать вес.

Значит операция помогла.

35.

Девятиклассники школы пригласили меня на открытый урок, посвященный 60-летию образования Советской Армении. С этим классом я был уже знаком. Участвовал на открытом уроке профориентации: рассказывал о профессии врача. Вошел в класс и в изумлении остановился. Ученики улыбались, довольные впечатлением, произведенным на меня оформлением класса. На стене – карта Армении, фотографии с видами Еревана, сарьяновское щедрое солнце, портреты деятелей культуры и литературы, рисунки ковров, сувениры. Откуда принесли все это?

Я взял с собой альбом, изданный в Чехословакии – “Армения – музей под открытым небом”. И другой, посвященный художнику МинасуАветисяну. Несколько пластинок с армянскими мелодиями и книгу СильвыКапутикян. Урок вели сами ученики. Прочитали текст клинописи царя Аргишти, возвещавший об основании города Эребуни. Потом в классе стало темно, и на стене появился цветной слайд – вершины библейского Арарата. Я боялся дышать, опасаясь отогнать чудесный сон. Немного спустя послышался голос Сильвы Капутикян. На пластинке были записаны несколько стихотворений на армянском и русском языках. Прослушали “Танец с саблями” Хачатуряна. Посмотрели на слайдах репродукции полотен ОганесаЗардаряна и фотографии Юрия Варданяна с рекордным весом штанги над головой. Куда же я попал, откуда у этих юношей и девочек столько теплоты и любви к моей Армении, откуда осведомленность? В конце урока попросили рассказать о достижениях и культуре Армении. Я стоял молча и подбирал слова. И не мог собраться с мыслями. Наверное, мои слова были простые, очень простые. Что мог я добавить к этой красоте и демонстрации дружбы, которая прошла на моих глазах за сорок пять минут классного часа?

36.

Один из моих друзей-охотников завалил лося и предложил сходить за мясом. Меня калачом не заманишь в такую даль, да еще на лыжах: особо не отличался навыком. Но Вася знал мое слабое место:

-Великолепные рога остались, не выбросил!

Я был самоучкой, но уже делал чучела из голов животных, обрабатывал разные трофеи. И, конечно, решился. На лесовозе выехали ночью и под утро доехали до какой-то делянки. Дальше на лыжах, снег глубокий, рыхлый, в царстве Берендея все таинственно, тихо, девственно бело. Мороз некрепкий, но кусается, тепло одеваться невозможно, потому что после нескольких минут раскочегарится внутренняя “топка” ипочувствуешь себя как в русской бане – жарко, дышать охота, но не хватает воздуха. Шли с привалами, но кактолько чувствовали, что жара отступает и под одежду заползает холод, трогались в путь снова.

Восхищался мудростью и смекалкой старых мастеров, которые умудрились “надеть” на лыжи камусные “подошвы”, благодаря которым можно одолеть подъемы. Многому я научился, но то, что само собой разумеется для сибиряка, для меня было открытием и поводом для изумления, ведь вырос в Армении, где гор больше, чем лесов, а площадь не больше, чем один только Ирбейский район. Как умудрились сибиряки придумать “бабы” для вытряхивания шишек могучего кедра, затем вылущивать орехи, вязать носки и варежки из конского волоса, экспромтом приготовить чушь из стерляди, строганину из лосятины? Я научился избавляться от кедровой вязкой смолы самым экологически чистым методом – разжевать свежие орехи и жижицей протереться. Не гигиенично? А ведь смола не самая приятная вещь!

Впивается клещ в кожу и чего только не делают, чтобы избавиться. Самый простой – пальцем начинаешь крутить его в обратную сторону от часовой стрелки. То ли от этого у клеща кружится голова и подступает тошнота, то ли ему становится интересно, кто же щекочет его набухшее пузо, но кровопийца добровольно оставляет свой гнусный пир и оглядывается. Остается только предать вампира огню-опасное насекомое заслуживает такой кары.

Ночевали в охотничьей избе и утром продолжили изнурительную дорогу. Но когда, наконец, в полдень дошли до места, и увидел на лабазе раскинутые мощные рога сохатого, усталость как рукой сняло. Но пройденная длинная дорога мне показалась легкой прогулкой на приморском бульваре в сравнении с теми муками, которые я перенес на обратном пути. И все время мне не давал покоя единственный вопрос,- зачем лосю всю жизнь носить такие чудовищно большие, тяжелые, ветвистые рога? Чтобы заманить, привлечь самок, затем на короткое время сбросить и вновь выращивать? Все равно, прозвище “рогоносец” всю жизнь не отступает от него… Такие грустные мысли навеяли эти самые рога, потому что их привязал кверху тяжелого рюкзака, набитого мерзлым мясом, а раскинутые “лапы” то и дело цеплялись за кусты и деревья, опрокидывая меня оземь вместе с ношей. И как ходит, бежит по тайге бедное животное, не задевая стволы?

Но я усвоил одно правило – перенести любые трудности, если вдали маячит удовольствие. И действительно, когда обработал великолепные рога и они стали предметом всеобщего восхищения, я себя чувствовал вполне удовлетворенным за те три дня “экстремального туризма” по просторам Сибири…

37.

Как-то вечером вызвали в роддом. Еще по дороге расстроенная акушерка сообщила, что родился ребенок с грыжей пупочного канатика. Вошел в родовой зал и ужаснулся. Такое не видел даже в учебниках. Новорожденный плакал, дергал ручками. Из огромного отверстия на брюшной стенке выпали печень, желудок, кишечник…

Все растерянно замерли. Я тоже был шокирован.

Грыжу следовало устранять хирургическим путем, но ребенок появился на свет всего 20-30 минут назад, да и размер грыжи… Никогда я не оказывался в подобной ситуации.

Обработал руки и пытался вправить органы, но выяснилось новое обстоятельство – органы оказались больше, чем грыжевые ворота и никак не вправлялись. Пригласил анестезиолога, попросил дать наркоз, но он отказался, сославшись на то, что наркозный аппарат очень старый и невозможно точно дозировать лекарство, и ушел домой.

Неужели его не волновала судьба ребенка?

Оперировал под местной анестезией. Малыш кричал, что было мочи (он и перед операций кричал – это было хорошим признаком), да и операция далека была от классической, но, тем не менее… Сделал разрез, вправил органы, зафиксировал и ушил брюшную стенку. Ребенок сразу посинел – сказалось кислородное голодание. Теперь внутренности давили на диафрагму, ухудшали дыхание. Дали кислород, обезболивающие.

Потом из монографии узнал, что подобные грыжи оперируют в 2-3 этапа. И хорошо, что об этом узнал потом, потому что непременно потеряли бы ребенка, так как в районной больнице не те условия, что в лучших столичных клиниках, где обычно “рождаются” монографии.

Утром малыш был живой. С гинекологом позвонили в Красноярск. Педиатр сказал, что ввиду тяжести состояния ребенка транспортировать в краевую больницу нельзя. Нельзя, так нельзя, мы сами с усами! Выходили ребенка всем персоналом. На третий день разрешили матери кормить грудью.

И чудо свершилось – мальчик вместе со счастливой матерью выписался из роддома. Я ежедневно навещал ребенка, перевязывал и, хотя осталась грыжа живота, но это уже было не страшно. Ведь удалось спасти жизнь!

Через год я переехал в Томск, учиться в ординатуре. Еще спустя год приехал в Ирбей, захотел увидеть моего подопечного. Вошел в избу и не узнал его – по дому жизнерадостно бегал краснощекий карапуз, в котором трудно было узнать того обреченного ребенка.

Не счастье ли это?

38.

Живет в Ирбее юркий и словоохотливый старик – Михаил Андреевич Абрамович. Мы с ним были знакомы. Как-то захворал он. Зашел я его проведать. Сидим у него дома, в простой избе, беседуем. Я знал, что он воевал, был водителем в блокадном Ленинграде, ездил по “Дороге жизни”. Живая история передо мной, человек из легенды. Легко ли нам, сегодняшней молодежи, представить, что такое бомбежка, голод, холод, блокада? Осознаем ли мы, что страшное слово “смерть” было когда-то обыденным и привычным? Я напрягаю воображение, но все равно получается нечто романтическое – свист авиабомб, детский плач, вьюга и водитель, этакий лихач, ведущий свою “полуторку” между пробоинами во льду, умудряющийся увильнуть от бомб. Нет, слишком поверхностное представление, такое только в плохом фильме увидишь. Как и хирурга, который после операции выходит из операционной, артистичным жестом снимает перчатки и говорит:

-Будет жить!

Спрашиваю Михаила Андреевича:

-Как это было? Война, блокада…

Он, обычно такой разговорчивый и бойкий, умолкает. Подает мне детскую книжку о блокадном городе. Детскую? Да, детскую книжку с фотографиями тех лет. Дети должны знать, как это было, чего стоила война нашей стране. Для того чтобы ненавидеть войну и зло, ценить сегодняшний мирный день и цветы в палисаднике. Попросил книгу на несколько дней, чтобы и мои дети почитали. А он доволен, что ушел от темы. Не любит Михаил Андреевич рассказывать о себе.

Потом узнал вот что. Во время войны, в блокадном Ленинграде, он спас какую-то семью от голодной смерти. Носил им часть своего пайка, помогал, чем мог. Словом, не дал погибнуть. Они выжили. И когда спустя годы он побывал в Ленинграде, поинтересовался судьбой этой семьи, но зайти постеснялся.

-Почему?- искренне изумился,- ведь обрадовались бы они, вспомнили бы прошлое!

-Вот именно, вспомнили бы. А им может те кошмары забыть надобно, а не вспомнить. И потом… Ну, что я такое совершил, чтобы сейчас появиться и сказать: “А вы помните меня?” Вроде упрекаешь этим. Главное, что они есть, не погибли. Ну а был там я или другой, какая тут разница?

Вот так вот! Скромность и высший образец тактичности у бывшего солдата превысил, кажется, даже логику. Он ничего героического не совершил, просто остался Человеком в те суровые годы. А разве это не подвиг?

Кажется, Пифагор призывал: “Делай великое, не обещая великого”. Вот каким я узнал простого сибиряка - Михаила Андреевича Абрамовича.

39.

Раньше я слышал о таких случаях и думал, что это, если не выдумка авторов, то крайне редко встречающиеся случаи из практики, удачно преподнесенные автором. Но как-то ко мне обратилась женщина, и я лишний раз убедился, что в жизни все гораздо сложнее, чем в монографиях.

На прием в поликлинику пришла больная пожилого возраста и сказала, что вчера наступила на швейную иглу, которая сломалась и осталась в пятке. Я осмотрел, рану не нашел. Был слегка удивлен, так как она говорила очень смутно, утверждая, что иголку она чувствует и ночью не спала от переживаний. Сделали рентгенографию, иголки не было в тканях. Объяснил ей, что, видимо, она ошиблась, что иголка не сломалась, что все хорошо. Женщина обрадовалась и ушла, перед тем бесконечно долго благодарила, хотя ничего особенного не сделали.

На следующий день она пришла вновь и заявила, что спала скверно, что игла переместилась в плечо и рентген плохо работает, раз не выявляет то, что она чувствует всем телом. Она говорила взволнованно, держалась на этот раз за плечо и не было никакой возможности убедить ее в обратном.

Нина Николаевна, моя бессменная, опытная медсестра, с которой работать было одно удовольствие, так как свою работу знала, любила и угадывала наперед, что нужно делать в данную минуту – даже она расстерялась. Мы сделали новую рентгенографию, иголки, конечно не оказалось. Нина Николаевна мне шепотом сообщила, что эту женщину знает, она больная, что от нее отделаться будет нелегко.

Это был случай невроза навязчивости, когда больных охватывает тревожная мысль и никак не отпускает, никак не дает покоя. Люди терзаются в сомнениях, не находят покоя, не дают покоя и другим. Мы горячо убеждали ее, успокаивали, и она ушла вроде с облегчением.

Наутро опять все повторилось. Она начала уже скандалить, грозила с собой сделать что-нибудь, если мы не удалим иглу. Нина Николаевна пригласила невропатолога, он ее знал, конечно, но сомнения пациентки рассеять тоже не смог. Мы пригласили другого хирурга, но она была уверена, что игла находится в теле и требовала удалить.

Я обратился к рентгенологу с просьбой сделать еще один снимок и отдельно убедить больную, что нет оснований волноваться. А рентгенолог был у нас уникум – до обеда ходил, страдал от похмелья, после обеда туго соображал из-за приятного энного количества горячительного. И он, конечно же, все перепутал – заявил больной, что игла действительно находится там, где сейчас колется в шее, и удалить эту иглу проще пареной репы.

Я изумленно смотрел на него, а больная обомлела от чувства свой правоты.

Убедить женщину в обратном не было возможности, пришлось разыграть маленький спектакль. Когда ложь целебнее правды, приходится иногда лгать, для пользыже больного.

Нина Николаевна нашла швейную иглу, мы ее сломали и спрятали кончик. Больную уложили как на операции, накрыли, обработали по всем канонам хирургии. Я потрогал шею, она закричала.

-Вот здесь, доктор, здесь болит, я чувствую иглу!

Пришлось имитировать удаление инородного тела – обезболил кожу, сделал небольшой разрез, немного завозился в ране. Нина Николаевна подставила сломанную иголку, и я победоносно “извлек” ее и показал пациентке.

-Вот видите, доктор, вот видите, что я не обманывала вас,- заворковала она.

На рану наложил шов, она очень довольная ушла, с собой захватив сломанную иглу. А я с ужасом думал: “Не дай Бог, дома сопоставит половинки иглы и не найдет соответствия. Тогда мы пропали”. Но пронесло.

Она через несколько дней появилась, ей удалили шов, и она радостно ушла.

Обе стороны были крайне довольны.

40.

В Ирбее он для всех – от мала до велика Эдик. Здоровенный детина, небритый, одетый во все поношенное, но всегда опрятно заправленное. Ходит с мешком, собирает у хозяек пустые бутылки, сдает. Это его хобби, никто не “нарушает конвенцию”, все знают, что от Балая до Прытички его территория – собирает, моет, сдает, капитал наживает. И еще страсть как любит клубничное варенье – непременно болгарское. Ходит, уговаривает:

-Я куплю путевку, дядя, съезди в Болгарию, погуляй, только привези мне оттуда клубничное варенье.

Мужчины все для него дяди. Хотя самому за полсотни лет.

Как-то я для него из Новосибирска привез банку болгарского компота из груш, так он на него даже не посмотрел – подавай клубничное варенье и все тут.

Богом обиженный человек, как в старину говорили – ущербный. Страшно боялся всего острого: ножа, топора, ножниц. Выписывал много газет и журналов, непременно читал, иной экземпляр приносил в больницу доктору Медведеву, просил прочитать и рассказать содержание.

-Ты ведь прочитал уже, зачем тебе пересказывать,- спрашивали.

-А я хочу проверить, все ли Николай Васильевич правильно рассказал мне?

Говорят, что мост через Кан благодаря ему построили – писал во все инстанции, требовал, пока добился своего – построили каменный, добротный мост на селе.

Интересовался политикой. Помню, лет 8 назад, когда еще шла предвыборная президентская компания в США, он меня спросил:

-Дядя, как ты думаешь, кто станет президентом?

-Картер,наверное,-ответил я.

-У тебя политическая близорукость, Картер исчерпал себя, у него нет шансов. Рейган станет президентом, вот кто!

Прошло несколько дней и оказалось, что избрали именно Рональда Рейгана.

Так вот, как-то ехал один водитель в гору, тормоза отказали, машина поползла назад, и спасло то, что задним бортом уперлась в березу, на самом краю обрыва. Иначе закатилась бы в реку. Чудом спасся водитель. Весть облетела весь Ирбей, люди ходили, осматривали это место – машину сразу убрали трактором.

Эдик остановил одну машину и попросил его довести до места происшествия. В руках держал канистру с водой. Шофер довез – все знают Эдика. Он подошел к дереву, провел ладонью по шершавой коре, затем из канистры полил березу.

-Если бы не это дерево, погиб бы человек. Пусть растет!

Ай, да Эдик, ай, да ущербный Эдик!

41.

Теперь, спустя много лет, как сегодня, ярко вижу мой приезд в Сибирь.

Было лето, я ехал в Томск, куда перевелся продолжать учебу в медицинском институте. Хотел стать хирургом.

Поезд мчался, я лежал на второй полке, уставший от пересадок, очередей у кассы, томительных ожиданий на вокзалах. Меня одолели думы – было тоскливо и одиноко, почему-то страшно. Меня ошеломили могучие леса, бескрайние просторы, полноводные реки. Я чувствовал себя каплей в море – один среди незнакомых людей, вдали от родного Еревана, еду неизвестно куда, и неизвестно какие проблемы придется решать впереди.

Наступили сумерки – угрюмая стена синь-тайги за окном как будто теснила меня, мне было безысходно тяжело, почему-то казалось, что наступающая ночь проглотит меня. Стало невыносимо, хоть волком вой.

И вдруг... песня, в вагоне включили радио:

“Не надо печалиться, вся жизнь впереди

Вся жизнь впереди, надейся и жди…”

Ох, как я был зол! Слушаю песню, вместо того, чтобы успокоить, она, наоборот, выводит меня из терпения.

“Сидят в своих удобных квартирах и песни сочиняют,- разносил я авторов,- им хоть бы что, им легко говорить красивые слова. А мне каково?,,

И так пожалел себя и свою безутешную судьбу!

Адреналин выбросился в кровь, как и должно было быть, потом я постепенно успокоился и уснул. А когда рано утром вышел на светом залитую привокзальную площадь Томска, меня охватила радость и благодушие – все было так красиво! И первое впечатление навсегда осталось в памяти. Я полюбил этот зеленый, уютный и добрый город. Годы учебы пролетели быстро, с год поработал в Заозерном, затем переехал в Ирбей, где прошло мое становление как хирурга. Здесь я познал много душевного и доброго, крепкую руку труженика и умоляющий взгляд страждущего. И как можно забыть своих пациентов, внушивших мне веру в свои силы? Как можно забыть охотничьи тропы, открывающие азбуку познания природы? Спасибо земле сибирской за доброту! 10 лет жил с семьей в Сибири, там выросли четверо наших детей. И когда спустя годы я вспоминаю тот тоскливый вечер в поезде, мне становится отчего-то грустно.

В Сибири осталось мое сердце!

Не зря все было, и не зря песня в вагоне звучала, не впустую годы прожиты. Вспоминается далекий вечер в вагоне, как некое знамение грядущего. Сибирь подарила мне судьбу – судьбу хирурга, о которой даже мечтать когда-то было счастьем.

И не кривя душой, сейчас повторяю – то были мои лучшие годы…

1983г. с. Ирбей

1988г. г. Ереван

2014г. г. Масис

Copyright (c) "Русский переплет"