Проэзия
3 мая 2007

- ...Человек никогда ничего не выдумывает, он только озвучивает слова, которые уже были или где-то есть, - отхлебывая глоток молока, хорошо поставленным голосом профессора говорил Хорхе, - и каждый автор - это всего лишь посредник между Богом и человеком. Ведь автор не знает, что пишет. Если его руку направляет Дух Святой, он просто писец. В Евангелии от Иоанна читаем: "Дух дышит, где хочетb. Поэтому имеет значение только текст.

-         Мир создали рапсоды.

-         Если бы не было Гомера, его следовало бы придумать.

-         В каком-то смысле Бог - это тоже текст.

- А кто же тогда человек? - пряча улыбку в серебристую бородку, спросил Кортасар.

-         И человек - текст - хранитель текста. Какое-то время это было главной его функцией, потом появилась письменность, книги, библиотеки, но библиотеки могут сгореть. Вавилон пал, когда сгорела его библиотека. Это была великая библиотека и великое государство. Уцелела всего одна книга - Библия, и она стала началом новой цивилизации. Когда сгорела знаменитая александрийская библиотека - рухнула империя Птоломеев. Текст - это матрица, которая структурирует над собой пространство...

-         ...И время...

-         Которого нет...

-         В другом месте вы говорили, что "музыка - одна из форм времени".

-         Это сказал не я - Шопенгауэр, он считал, что музыка может обходиться без пространства.

-         А текст может обходиться без времени? - спросил я, сумрачно закури-

вая "Ватру". Водка уже начала действовать и следить за игрою мысли почтенных метров стало легче.

- Ради текста и пришлось придумать время, - подслеповато щурясь, Борхес перевел взгляд на то место, где, как ему казалось, мог сидеть я и, конечно же, ничего не рассмотрев, сделал глаза пустыми, словно развернул их внутрь.

- В одном из своих рассказов ты, Хулио, когда-то написал, как однажды встретил своего двойника, который не знал, что он тоже Хулио Кортасар и потому не написал ни строчки... - сказал я голосом вчерашнего дня, чтобы не спугнуть память.

- Это была правда, он меня не узнал...

- Ты, Хорхе, тоже когда-то писал, как встретил себя двадцатилетнего и даже рассказал ему будущее, но он подумал, что это сон.

На какой-то миг он замер, лишь тонкие сухие пальцы рук в своем запоздалом движении продолжали ощупывать темный бархат стола.

- ...А потом вдруг сказал: "Если вы были мною, то, как объяснить ваше забвение встречи с одним пожилым синьором, который в 1918 году сказал вам, что он тоже Борхес?"

-         Гениальный ход, достойный своего продолжения... Ты, помнится, из-

влек тогда из кармана доллар, на котором стояла дата выпуска 1964...

Впрочем, моя осведомленность не произвела на Хорхе ни малейшего впечатления. Наверное, ему казалось, что он разговаривает внутри себя.

- Бедный мальчик, он, наверное, где-то и до сих пор трепетно хранит этот доллар, надеясь, что проснется и все окажется сном...

- С вами, Хулио, тоже, насколько мне известно, произошло нечто подобное, когда ваш двойник оставил вам доллар, на котором вы еще записали номер телефона...

- Это был не доллар, а франк... одна бумажка в десять франков, - он заметно начинал нервничать. - Только какое это имеет значение, господин...

-         Тогда, синьор Хулио, вам, наверное, не составит труда вспомнить год и

месяц, когда...

Мне даже было интересно, что он придумает на этот раз. Самое страшное для писателя... повторение себя.

- Неужели...Ну, конечно же... осенний день... Париж... и это милое кафе в самом сердце Монмартра, которое почти совсем не изменилось с того времени... и та же бутылка Божоле, урожая 1951 г... Да, точно, это был 1964год...

Надо было видеть, чего это признание ему стоило. На побледневшем лице Хулио даже выступила испарина. Только сейчас я заметил, что он похож на аббата. Почему-то с возрастом все писатели начинают быть похожими на аббатов, праведность которых порой просто непристойна.

-         Тогда, синьор Кортасар, осталось уточнить лишь одну маленькую де-

таль. Что вы сделали с этой купюрой, когда ваш двойник ушел?

-         Видите ли, господин... к сожалению, за все это время мы так и не удо-

сужились узнать ваше имя... Впрочем, не важно... просто у меня не оказалось с собой нужных денег и пришлось этой купюрой рассчитаться за вино...

На какое-то время за столиком повисла тишина, словно кончились все слова, и над нами витало нечто большее, чем слова. И когда к столику бесплотной тенью скользнул официант, я его уже ждал. Непослушными пальцами расправил на пурпурном бархате купюру в 10 франков и передал ее Хулио, чтобы он увидел его рукой записанный номер телефона. Но Хулио уже все понял, а незрячий Хорхе уже давно все знал.

-         Так вы и есть тот самый господин... - Последнее слово прозвучало не совсем разборчиво, но к тому времени это уже не имело никакого значения.

Copyright (c) "Русский переплет"