Юрий Горюхин

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Проголосуйте
за это произведение

Вечное движение

повесть

Дима Конников держал в левой руке совочек, а правой нащупывал в кармане штанов маленькие резиновые колесики ярко-красного автомобильчика, который он ловко стянул у товарища по детсаду Вити Салимова. Диме нестерпимо хотелось поиграть в песочнице, построить для автомобильчика дорогу, гараж, бензоколонку, светофор, пост ГАИ и еще многое и многое, но в песочнице, не боясь простудиться, лежал большой вытянутый дядя и впитывал в себя влагу вместе с неистребимым запахом коридоров больших квартир любителей домашних животных. Дима испугался, слегка захныкал и побежал домой кому-нибудь пожаловаться на непоследовательность судьбы.

Андрей Пантелеевич почти не о чем не думал - так, иногда выныривал из потусторонности, говорил одно-два, реже три матерных слова, делал попытку перевернуться на живот, и опять возвращался в исходное состояние.

Зигмутдинова Эльмира Абдуловна сидела на табурете и внимала миру через двойные пыльные стекла окон и тяжелые линзы перевязанных во многих местах белыми нитками очков. В детской песочнице лежал человекообразный предмет, к нему подошла расплывчатая фигура и остановилась.

Грогин узнал своего бывшего учителя математики и, подавляя желание пройти мимо по неотложным делам, сказал:

-Андрей Пантелеевич, вставайте, в школу пора - детишек учить общечеловеческим ценностям.

-Формулу Гиперона знаешь?! - тогда проваливай!

А кто ее помнит эту формулу - Грогин взглянул на небо, потом на часы: может быть в самом деле оставить творца плюсов и минусов в покое? - сделал неуверенный шаг в сторону и уже было собрался сделать второй, как Андрей Пантелеевич вдруг разжал опаленные ресницы и сказал:

-Ладно, зубрило чертово, уговорил - пошли. Поздно уже, да и не пристало мне лежать под ржавым мухомором.

-Не пристало, Андрей Пантелеевич. Пойдемте, только вы уж раскачивайтесь поумереннее, пожалуйста.

Эльмира Абдуловна следила за тем, как две размытые аберрацией фигуры, мотаясь в разные стороны и часто останавливаясь, пересекали двор. Она думала о том, что интересно было бы узнать, куда они направляются, а также неплохо бы съесть чего-нибудь сладенькое, но чтобы было не жесткое, а мягкое, как мороженое в вафельном стаканчике, например, и слуховой аппарат бы наладили, гады. Одна из мутных фигур споткнулась и, раскинув руки, упала в клумбу. Эльмира Абдуловна решила, что сегодня день намного занятнее вчерашнего, потом увидела близко пролетавшую моль, прицельно хлопнула в ладоши и скинула с подоконника горшок с цветком.

Кот "Барсик", услышав грохот и "Э-э... Алла!", подумал, что, возможно, разбили бутылку с молоком, мягко спрыгнул с кресла и прибежал на кухню - влажная земля пахла геранью, глиняным горшком, старыми окурками и еще чем-то неуловимым и загадочным.

-Дурак ты, Грогин, - дома никого нет, вот ключ, только я его тебе не дам.

Петр Грогин перестал интенсивно вдавливать кнопку блюмкующего звонка, вздохнул и без усилий вытянул из сухих пальцев Андрея Пантелеевича влажный желтый ключ.

В квартире были только необходимые человеку вещи: вылинявший стол с многоцветными разводами когда-то пролитых жидкостей, два неплохо отремонтированных стула, шкаф, присевший на две левые ножки, аккуратно выстроенный вдоль стены ряд картонных коробок, наполненных тряпочками, зимними и разносезонными вещами, обложками от книг, пустыми бутылками, деталями столярных и слесарных инструментов и всем прочим, что человек скапливает за свою долгую трудовую жизнь. На полу лежал серый матрац, два скомканных одеяла и одна большая тестообразная подушка, из которой в некоторых местах торчали перья.

Грогин отогнал недобрую мысль о том, что Андрея Пантелеевича, пожалуй, можно было оставить и в песочнице.

-Я вижу, вы решили сменить неблагодарный труд учителя на одухотворенные занятия свободным творчеством?

-Цыц! Грогин! Все-таки я тебя не помню, ты, наверно, был жалкой посредственностью, а? Ну ладно - не дуйся. За пивом сбегаешь?

Грогин опустил ключ в давно немытый стакан, прошел по темному узкому коридору в ванну, чтобы сполоснуть руки, но, открыв дверь, попал под влияние запахов, ракурсов и липкой осязательности, слабовольно закрыл дверь и потер ладони о штанины.

-Грогин, возьми банки под пиво и рыбки купи копченой!

Представительно одетый вор-домушник Тимур Осетров, которого близкие друзья звали просто "Крючком", встретился взглядом со сбегающим по ступенькам Грогиным и досадливо поморщился: фарта сегодня не будет. Грогин оценил двойной подбородок Крючка и подумал о том, что начальники среднего звена любят ездить обедать домой.

Крючок поднялся на этаж выше, переложил из правой руки в левую кожаный кейс с золочеными уголками и замочками, приподнял большим и указательным пальцами мягкую черную фетровую шляпу и, взглянув между перилами вверх, плюнул вниз. Услышав влажный шлепок, Крючок окончательно решил отложить взлом квартиры сто двадцать четыре: во дворе облаяла визгливая серая шавка, на лестнице неожиданный гражданин с раздражением в быстрых шагах, ноющий зуб и неприятно полный мочевой пузырь - многовато перед нервной работой.

Валера Ноготков сосредоточенно вглядывался в мятую программу телепередач и крепкими зубами дробил нежную зубочистку. Его жена Даша резко вышла из кухни и сказала, что Валера зануда и мерзавец. Валера включил телевизор, сел в кресло и, наклонившись вперед, стал смотреть футбол. Даша хотела опять уйти в кухню, но, передумав, развернулась на стоптанных каблучках домашних туфель и звонко крикнула, что Валера нечистоплотен и врун. Валера азартно потер плоскими ладонями острые колени и подбодрил нападающего команды красно-желтых цветов:

-Давай! Давай!

Даша посмотрела на густую шевелюру мужа - неплохо бы его оттаскать за волосы - и устало сказала:

-Ты дурак!

Валера обиделся, на какое-то время потерял интерес к прыгающему мячику и ответил Даше через плечо:

-Ты сама дура.

Даша сняла фартук, скомкала, и с силой бросила его на диван. Валера продолжал смотреть футбол, но с гораздо меньшим удовольствием. Даша быстро переоделась за скрипучей дверью платяного шкафа, подошла к письменному столу и рывком выдернула ящик. Переполненный бумагами, документами и всяким другим хламом ящик легко вырвался из подрагивающих рук Даши, вывалил все свое содержимое на пол и сам упал сверху. Даша пнула ногой ящик, вытащила из бумажной горки пухло сложенные купюры и швырнула их в маленькую черную сумочку.

-Ты куда?

Даша хлопнула входной дверью. Валера нахмурился, поднялся с кресла и, глядя на дверь и почесывая в раздумье живот, простоял две минуты, после чего взял из холодильника бутылочку пива и опять сел в кресло как раз к очередному свистку судьи на футбольном поле.

Форд Лени Балдина поперхнулся свежим ветерком, но быстро откашлялся и вполне достойно загромыхал по кратерам проезжей части дороги.

Выезжая на интенсивный проспект, Леня чуть не сбил Дашу Лозье, провоцируя и без того недремлющий антагонизм между водителем и пешеходом. Леня хотел крепко выругаться, но краем глаза оценив стройность фигурки Даши, благопристойно сказал:

-Пигалица!

Даша мысленно прострелила все четыре колеса форда и даже задержала взгляд на коротко остриженном затылке Балдина, потом сделала глобальные обобщения в отношении всех представителей полностью противоположного пола.

И ни у Даши, ни у Балдина не колыхнулась концентрическими окружностями долголетняя заводь памяти: Балдин не вспомнил девочку с двумя веселыми косичками, которая появилась в их третьем классе на недолгих два месяца и свою единственную в жизни любовную записку, а Даша не усмехнулась самым первым переживаниям о возможном замужестве.

Бубнова Лида сделала губки бантиком:

-Я не буду с тобой разговаривать, если ты мне не принесешь кофе в постель.

Чебыкин Игорь вытянул из полупустой пачки сигарету и, откинувшись на подушку, закурил:

-Лучше возьми, покури.

-Мне надоело курить, я хочу кофе!

Игорь с отвращением посмотрел в пепельницу с лежащими в ней недокуренными и до середины сдавленными в гармошку сигаретами.

-А пиво не хочешь?

-Нет, я хочу кофе!

-Ну, хорошо, я немного отдохну и сделаю тебе кофе.

-Было бы с чего отдыхать.

Игорь пустил голубое колечко к Лиде:

-Не хами, дорогая, если бы ты не лежала как доска, я бы...

-Я как доска?! Да пошел ты!

Лида выскочила из постели и закрылась в ванной. Игорь, шаркая шлепанцами, вяло поплелся на кухню варить кофе.

Даша купила в маленьком окошечке яркого ларька бутылку лимонного ликера и направилась к Лидке Бубновой посидеть за кухонным столиком, потягивая в обоюдных жалобах из маленьких рюмочек сладкий алкоголь и стряхивая белый пепел тонких сигарет в консервную банку с недоеденной печенью минтая.

Даша давила кнопку звонка, а дверь ей никто не открывал.

Игорь Чебыкин на цыпочках подошел к двери в ванную комнату и зашептал в желтую влажную щелку:

-Лидка, дура, звонит кто-то, что делать?

Бубнова щелкнула шпингалетом:

-Чего?

-Звонит кто-то.

-Ну и пусть звонит, подойди тихонечко и посмотри в глазок.

Чебыкину не хотелось никуда тихонечко идти, ему хотелось забраться под теплый душ и долго под ним стоять, поэтому он погладил бледную щеку Бубновой, тоскливо отметил какая она страшная в мокрых сосульках жиденьких волос и притянул ее к себе:

-Ты такая эротичная, постоим вместе под душем?

-Постоим.

Даша слышала за дверью обитаемый шорох и легко догадалась, что Лидка проводит время с последним своим кавалером Чебыкиным. Даша в досаде стукнула кулаком в дверь и, выговаривая на ходу Лидке, что ее хахаль такой же, как ее муж Валера и тратить столько время на этих болванов очень глупо, зашагала к лифту.

Чебыкин, стоя под душем, безрезультатно для себя гладил Лиду. Лида смотрела в запотевшее зеркало на две мутные, худые фигуры и скучала.

-Это Дашка приходила, поболтать, наверно, хотела.

Игорь перестал гладить Лиду, ему было досадно, что Даше не открыли дверь, и что она не стоит с ним под душем вместо Лидки, с которой, наверно, пора завязывать.

Тетя Зина гремела, вихлялась, позванивала, дребезжала и скрипела своим трамваем номер двадцать три, остановки она не объявляла, но зато открывала все двери и, если видела, что кто-то бежит, размахивая руками, терпеливо ждала запыхавшегося гражданина с ручейками липкого пота за шиворотом и с собачьей благодарностью в глазах.

На остановке "Школа интернат" тетя Зина грустно впустила в трамвай одинокого пассажира.

Грогин оглядел почти пустой вагон: три девочки, двое мужчин и один парень.

Оксанка кричала Иринке и Светке различные слова, те в ответ тоже ей кричали свои замечания, они вместе громко смеялись и время от времени надували из жевательных резинок огромные белые шары - настроение у них было хорошее, только Иринка немного досадовала, что у нее шар получался не такой большой, как у Светки, а Светка очень хотела влюбиться по-настоящему в кого-нибудь из старших классов.

Грогин сел подальше от громких сестер Монгольфье, позади двух мужчин в одинаковых бежевых плащах и с одинаковыми пузатыми светло-коричневыми портфелями.

-Ты представляешь, Сема мне тогда и говорит...

-Это на юбилее?

-Ну, да, так вот, он мне говорит: все у меня есть: хорошая машина, приличная дача у "Золотой рыбки", деньги, жена-дура, дети почти отличники, любовница, влиятельные друзья - все, а жить не хочу.

-Ну и?

-Повесился.

-О! Наша остановка - выходим!

Дмитрий Осипович и Мизин не спеша спустились по трамвайным ступенькам, в полной мере ощущая животик за сорок и желание поскрести редеющую шевелюру.

Оксанка, уперев в окно указательный палец, хохотала над ползущим рядом с трамваем автомобилем изобретателя Вавилкина Эдуарда Львовича, когда заметила уплывающий в даль магазин "Буратино".

-Проехали, дуры! Скорее пошли!

Тетя Зина медленно открыла двери и стала с равнодушным осуждением смотреть, как выпрыгивают из трамвая Оксанка, Иринка и Светка.

В вагоне остались Грогин и Епейкин Стас.

Епейкин Стас взвесил на левой ладони правый кулак: если завинтить этому чайнику в ухо, то можно будет потом отобрать у него кошелек и широко угостить разливным пивом шумную толпу товарищей по интересам.

Грогин заглянул в зрачки Епейкина Стаса:

-Этот трамвай до "Строительной" идет или дальше?

-Кажется дальше.

Трамвай номер двадцать три действительно проехал "Строительную" и на "Бульваре Славы" Грогин оставил Епейкина Стаса вырисовывать длинным ногтем большого пальца на податливом дерматине сиденья напротив зигзаги молний, различные кресты и приятные образованному человеку буквы латинского алфавита.

Сафиулла распахнул настежь дверь, уперся руками в косяки, перегородив весь дверной проем и щурясь в тусклый свет лестничной площадки:

-Это ты что ли, Грогин?

-Здравствуй, Сафиулла.

-Здравствуй, проходи.

Сафиуллу мотнуло от одной стенки к другой.

-Ты все еще в запое?

-Чего?

-Ничего, просто хотел сказать, что твои трезвые картины мне нравятся больше, чем многоцветные салюты и спирали мутного сознания.

Сафиулла взгромоздился на тяжелый дубовый табурет и по-турецки поджал ноги.

Грогин с внимательно поднятой головой прошелся вдоль стен с висящими на гвоздиках картинами, фотографиями, плакатами, приличными и неприличными предметами. Около большой фотографии полуобнаженной Даши Лозье Грогин остановился.

-Интересная девушка. Чья работа?

-Десять раз уж спрашивал - Ванька Печко, кто еще может уговорить женщину раздеться. Как услышат его кастрированный голосок, так сразу и раздеваются.

-Ты ревнуешь?

-Чего мне ревновать, она мне бутылку должна, еще я ревновать буду!

Огромное черное кожаное кресло всосало в себя Грогина, как-то само собой образовалась пауза, в течении которой Грогин никак не мог решить, что лучше: предложить выпить пива или же сразу сослаться на глубокую занятость. Но легкий, похожий на ноту ми в седьмой октаве, звонок оживил обстановку. Сафиулла, оставляя мелкотрясущийся табурет и задумчивого Грогина, бросился открывать дверь.

Сафиулла расплылся в улыбке, и за три секунды застенчиво потрогал недельную щетину, что-то поискал в карманах, потер вспотевшие ладони и закончил все гимнастическими построениями из длинных пальцев фигообразных конструкций.

-Проходи, Даша.

Даша перешагнула порог и достала из пакета бутылку лимонного ликера:

-Это тебе мой должок, ничего, что такая бутылка?

-Да, конечно, ничего, сейчас мы ее и разопьем.

Даша уже почти кивнула головой, но у Сафиуллы из дырки в шерстяном носке вылез большой палец с спирально загнутым временем и пешими переходами огромным синим ногтем. И Даша замотала головой из стороны в сторону, объективно думая: а вдруг ее вырвет после первой же рюмки.

-Извини, Сафиулла, я только на минутку забежала отдать тебе долг и все. Я очень тороплюсь.

Сафиулла в расстройстве оттопырил нижнюю губу:

-Ну, перестань, куда ты можешь торопиться?

-Нет, правда, мне срочно нужно по одному делу.

-Посиди хоть немного, по рюмочки выпьем и пойдешь.

-Сафа, если бы я могла, я с удовольствием бы посидела.

-Даша, что изменится, если ты выйдешь через пять минут? Даша, я же вижу, что ты уже согласна.

-Нет, я же сказала, нет - не могу. Извини, мне надо идти.

Сафиулла протяжно выдохнул воздух и окончательно скис.

-Ну вот.

-Пока.

-Пока...

Сафиулла бросил на упругий живот Грогина бутылку и опять взгромоздился на табурет.

-Даша забегала, вот бутылку отдала.

Грогин поднял бутылку и быстро прочитал все нехитрые сообщения на этикетке, слегка морщась одинаковому процентному соотношению сахара и спирта.

-Что ж ты ее не пригласил вместе посидеть за компанию?

-Я предлагал - она отказалась, а уговаривать не в моих привычках: не хочет - не надо.

-Бороться надо с плохими привычками.

-Открывай, что ты ее тискаешь.

Надя Лифанова в голубом строгом платье с накрахмаленными белыми манжетами и воротничком стояла у зеркального прилавка магазина "Солярис" и тихо улыбалась покупателям и последнему дню испытательного срока, после которого она начнет получать полноценную зарплату, а на ее лацкане будет приколота фотография в пластике не с дурацким словом "стажер", а с загадочным словом "менеджер".

-Девушка, будьте добры, покажите, пожалуйста, мне вон тот черный гарнитур с белыми бретельками.

Надя аккуратно положила невесомые шелковые тряпочки перед дымчатыми очками и слегка съехавшим на правый бок париком - почему всегда им надо поднести к самому носу, когда и так вполне все видно, но грубить нельзя, даже если эти клушки с бумажниками вдруг разбогатевших мужей мнут нежную ткань, возможно, немытыми руками.

-А какие размеры у вас есть?

-У нас есть все размеры, скажите какой вам нужен.

-Да я так, - просто спросила.

Надя не позволила себе презрительно фыркнуть - конечно, просто спросила - чтобы носить такое белье, надо еще года два прыгать в секции аэробики.

-Спасибо, девушка. А покажите мне вон ту розовую комбинацию.

-Пожалуйста. Тоже есть все размеры, если вас интересует.

Надя почувствовала легкий запах собственных французских духов, которые она подарила себе на деньги двухнедельного ухажера Паши Сыртланова, и опять улыбнулась: все-таки разве можно сравнить этот магазин с продмагом номер восемь по улице Сочинской с всегда пьяным директором Панчихиным, лапающим гудящие к концу смены ноги молодых и немолодых продавщиц. А борщ и домашние котлеты, которые поедали за полчаса до обеда, бросаясь в настоящий перерыв по лично-хозяйственным делам.

-Я возьму ее. Эта цена в долларах?

-Да, в условных единицах, пройдите к кассе, там вам пересчитают по курсу, а я пока уложу.

Надя Лифанова достала из-под прилавка фирменную красочную коробку и с удовольствием захрустела тонкой упаковочной бумагой - это не разливать сметану в банки, живущих вокруг магазина старух с их дрожащими руками, выплескивающими на прилавок неудержимую кисломолочную рябь, а то и выпускающими из слабых пальцев всю банку на бескомпромиссный бетонный пол.

-А нельзя обвязать коробочку какой-нибудь красивой ленточкой?

-Конечно можно, эта подойдет?

-Хотелось бы чуть потемнее.

-Есть только еще вот такая ленточка.

-Тоже не очень, но раз нет другой, давайте уж этой.

Надя чуть быстрее, чем требовала полная лояльность к покупателю, обвязала коробку, хотя: лишь бы не говорила, что в ее сметану влили вчерашний кефир.

Даша толкнула неприятно тугую для дорогого магазина дверь и увидела подрагивающие кончики усов охранника Муллахметова:

-Новая дверь, механики слишком сильно пружину затянули - ничего, завтра они обещали исправить.

-Предлагаете зайти завтра?

-Нет, то есть да, в смысле мы всегда рады клиентам.

-Замечательно.

Даша уверенно и быстро, но совершенно без цели пошла в глубь магазина "Солярис", оставляя Муллахметова с приятными мыслями о своей коммуникабельности и, судя по вниманию блондинок и брюнеток, неотразимости, которой в сегодняшнем выгодном положении не мешало бы уже вовсю пользоваться.

Даша повертела в руках кое-какие товары, с достоинством поглядела на ценники, выпила в маленьком баре с пластмассовыми пальмами стакан апельсинового сока и хотела уже покинуть магазин "Солярис", когда, скользнув взглядом по прилавку и приветливо скучающей Нади Лифановой, не увидела большое желтое махровое полотенце с серьезной, но осиливаемой ценой.

Надя Лифанова сразу поняла, что сейчас опять будут тискать полотенце, восхищаясь его мягкостью, упругостью, толщиной ворса и легкостью.

-Можно взглянуть на это полотенце?

-Можно.

-Прелесть, я его возьму.

-Хорошо, вот такое же в специальной сумочке - его никто не трогал.

-Еще я возьму вот это белье, вот эти носочки, вот это мыло, шампунь, зубную щетку, зубную пасту, массажную щетку и пока хватит.

Надя Лифанова быстро складывала на калькуляторе и записывала на аккуратном листочке получаемые цифры, удовлетворенно замечая краем глаза, строгое внимание старшего менеджера Кисилева Евгения Павловича.

-Может быть еще пакет? У нас есть большие крепкие пакеты, очень хорошие.

-Не возражаю.

Санько Лаврентий Исаевич крутил ручку автомобильного приемника, вылавливая из потрескиваний и гудения какую-нибудь интересную песенку. Длинные и короткие электромагнитные волны несли Лаврентию Исаевичу сигналы точного времени, перестрелки новостей и нудную публицистику инженеров человеческих душ, а приятных песенок как-то не было, поэтому он щелкнул выключателем и, свесившись в окно своего такси, стал наблюдать за прохожими. Прохожие сосредоточенно и скучно шли мимо автомобиля Санько и никак не выказывали желание куда-нибудь прокатиться. Хорошенькая девушка с ярким пакетом остановилась около киоска и, купив три маленькие пузатенькие бутылочки с пивом, направилась к дверям Обских бань. Лаврентий Исаевич проглотил слюну в условном рефлексе: хорошо бабам - сейчас пиво попьет, попарится, а тут сиди за этой баранкой, да и, вообще, к черту! Лаврентий Исаевич попытался представить, как будет раздеваться Даша Лозье, но зыбкие образы почему-то безобразно расплывались в жену начальника гаража Алевтину, и он закурил пятнадцатую беломорину за этот день.

-Вы одна будете в номере?

-Одна.

Подняв над очками брови, кассир Нина Ростиславовна дала Даше билет в виде кусочка серого картона в номер с бассейном.

Чистенькая, в белом халатике старушка тетя Валя проводила Дашу до двери в номер и сказала, что сегодня хороший жар, что она на пенсии и сейчас подрабатывает, потому что сами знаете, какие теперь цены, а раньше работала ведущим инженером на заводе "Геофизприбор".

Даша улыбнулась тете Вале:

-Я здесь уже была и дальше все знаю.

-Ну и хорошо, только воду закрывать не забывайте.

Гера Валеев и Миша Вислогузов сидели на откидных стульях и ждали своей очереди в общее отделение. Гера наклонился к Мише и, кивая в глубину коридора с отдельными номерами, туда, где Даша распахнула синюю дверь, что-то зашептал влажными губами в оттопыренное ухо товарища. Гера и Миша дружно, но с некоторым усилием загоготали.

Даша поморщилась разболтанности шпингалета, разделась, повесила одежду на торчащие деревянные пипочки и, забрав с собой мыло и шампунь, вошла в зальчик с маленьким круглым бассейном.

Даша аккуратно опустила в бассейн бутылочки с пивом и, проследив, как они плавно встали на дно, открыла дверь в раскаленный воздух парной.

Соленые ручейки беззастенчиво скользили по телу Даши и легко впитывались горячими желтыми сосновыми досками. Даше было нестерпимо жарко, но она решила мужественно досчитать до ста и только тогда вырваться из огненных объятий. На сорока трех Даша выбежала из парной и, поджав ноги, прыгнула в бассейн.

Брызги окатывали кафельные стены, волны перехлестывались через края, Даша кувыркалась, плескалась, тихонечко повизгивала, а потом нырнула на дно, поиграла бутылочками и, взяв крайнюю, громко вынырнула.

Пиво было свежее, вкусное и достаточно крепкое. Даша расслабленно лежала на широкой, пахнущей березовыми вениками лавке с сомкнутыми ресницами и, мягко покачиваясь, уплывала в счастливую страну "Беззаботность".

Грогин поразился необычно крупным шарнирам мужских кулачков Громовой и с удовольствием отметил, что выпил немного, чтобы попытаться лобызнуть белые выпирающие костяшки.

Громова, вгоняя разбухший фильтр сигареты в длинный мундштук, сломала ее пополам:

- Сафиулла, как у тебя идет работа?

- Вообще-то так сразу не ответишь, но что ты имеешь в виду?

- Проклятые сигареты!

Аметистов отвернулся от Жарикова к Грогину, Сафиулле и Громовой:

- Скоро вообще не останется курящих мужчин, будут курить одни женщины - вот увидите!

Громова сказала:

- Позвольте!

Жариков дернул Аметистова за фалду пиджака и Аметистов тут же отвлекся от возможной дискуссии с Громовой:

- Так как?

- Вполне.

Грогин без удивления заметил, что пришли еще гости из шумной многочисленности которых, он знал только Кудакаева Марселя, немного Игоря Чебыкина и мутно Бубнову Лиду.

- Сафа, а ну покажи чего-нибудь!

Кудакаев Марсель обстоятельно посжимал кисти присутствующим мужчинам, а Громову крепко поцеловал в губы и громко сказал равнодушной публике:

- Я абсолютно трезвый!

Александр Громов нехотя отложил глянцевый журнал мод:

- Тогда я тебе в морду дам.

Марсель бесстрашно откинул черные пряди назад:

- А если честно, то я вдребезги пьяный!

Александр Громов опять открыл журнал:

- А-а...

Бубнова Лида подошла к стоящим у фотографии Даши высокой Скороходовой и очень коротко остриженной Петруниной:

- Нет, она не любовница Сафиуллы, она моя подруга, хотя, возможно, у них было что-нибудь разовое, но не более.

- Не говори ерунды.

Лида с раздражением повернулась к Игорю Чебыкину:

- А тебя никто не спрашивает! И вообще, тебе что, не с кем поговорить?!

Игорь опешил и не нашелся, как ответить на неожиданную агрессию подруги весенне-летнего сезона, недоуменно втиснул руки в карманы обтягивающих узкие бедра джинс и подошел к Грогину, которого только что оставил Ададуров с настойчивыми предложениями выпить сразу по полному стакану водки для более четких ощущений непростой реальности.

- Представляешь, моя баба на меня ни с того, ни с сего наехала.

- Не переживай, с ними такое случается

- Да?

- Угу.

Игорь закурил и, прояснив никотином сознание, хлопнул Грогина по колену:

- Хороший ты парень, тебя как зовут?

- Да мы вроде бы уже знакомились.

- Да?

- Петр.

- А меня Игорь.

- Я знаю.

- Странно. А... - я тебя вспомнил, ты, кажется, книжки любишь читать?

- Кой-какие можно и почитать.

- Я тоже люблю, ты что любишь, фантастику?

Грогин сморщился и мотнул головой.

- Эротику?

- Обычно, это несильные вещи.

- Детективы, что ли?

Грогин сдунул Чебыкинский дым в сторону размахивающего руками Аметистова.

- Нет, детективы я тоже не люблю.

- Так что же ты читаешь? А говоришь книжки любишь.

Чебыкин взял стакан Грогина с пивом и залпом выпил:

- Как ты сказал тебя зовут?

- Федор Михайлович.

- Ты называл другое имя, что-то ты мне не нравишься.

- Ничего страшного.

Чебыкин сделал три глубокие затяжки, затушил сигарету и чуть не предложил Грогину выйти поговорить, но с облегчением заметил, что того за пуговицу схватил Марсель Кудакаев:

- Грогин, я заразился раком.

- Каким раком?

- Желудка, меня постоянно тошнит.

- Рак - это незаразная болезнь.

- Не скажи, я вчера ехал в лифте с соседкой, у которой муж умер от лейкемии и она кашляла мне прямо в лицо, после этого я заболел.

- Ты просто пьян. Сходи в туалет, сунь два пальца в рот и твое здоровье резко пойдет на поправку.

- Нет, я лучше умру.

Марсель с помощью плеча Грогина встал с дивана и перехватил руку Бубновой Лиды, тянувшуюся за апельсином:

- Лидка, я заразился раком!

- Марсель, надо пользоваться презервативами.

- Ха! Лидка, я тебя сейчас поцелую без презерватива и ты тоже заразишься.

Аметистов крепко прижался к упругому бедру Петруниной и, нежно держа ее запястье, водил ногтем, покрытым бесцветным лаком, по длинной линии жизни:

- У вас потрясающая линия любви: столько страсти, необузданности, вы абсолютно не можете совладать со своими чувствами - они сильнее вас, в тоже время вы свободный человек и вам наплевать на мнение окружающих.

Петрунина проглотила вишню вместе с косточкой:

- Да, что-то такое во мне есть.

- О, вы еще сами себя не знаете.

- Да, наверно.

Аметистов мял ладонь Петруниной, а Петрунина думала, достаточно ли этого для того, чтобы переночевать в его комнате с потолками два семьдесят, площадью восемнадцать и со всего одним хозяином по соседству.

- Костик, отпусти девушку и скажи мне вот что.

Аметистов растерялся и слишком быстро отложил в сторону ладонь Петруниной.

- Привет, Ляля, ты когда пришла?

- Представляешь Костик, я была у астролога, он составил на меня гороскоп и самое страшное в том, что всем моим начинаниям препятствует Уран - я не знаю, стоит ли мне жить дальше.

- Ты слишком категорична, астролог мог ошибиться и потом не все же надо понимать так буквально.

- Костик, ты меня успокоил. Грогин, здравствуй родной!

Аметистов облегченно вернулся к податливой ладошке Петруниной.

- Здравствуй, родная.

- Что такой грустный?

- Да вот тебя не было, поэтому и грустный.

- Грогин, я тебя люблю - так и передай своей Романовой.

- Я тебя тоже, Ляля.

- Ванька, я тебя вижу, ты от меня не уйдешь!

Ляля, раздвигая переминающихся с ноги на ногу гостей Сафиуллы, стремительно рванулась к расплывшемуся Ване Печко.

Грогин выпил маленькую рюмку коньяка, макнул желтый сочащийся кружок лимона в сахар и, открыв рот, уронил его на пол.

- А чем скажите президентская республика лучше парламентской?!

Грогин подмигнул Юрловой, Юрлова без очков видела на расстоянии больше одного метра только белые расплывчатые пятна, поэтому улыбнулась только тогда, когда Грогин развел руками и отвернулся влево:

- Нет, это эротика, а не порнография!

Грогин отвернулась вправо:

- С тобой моя прелесть, я согласен даже на сендзю.

- Фу!

- Что ты фукаешь - это же двойное самоубийство.

- А-а...

Грогин подошел к широкому подоконнику и, потрогав шершавый лист высохшей герани в глиняном горшке, влил в ее серую землю остатки своего пива.

Людмила Сазонова усмехнулась Грогину и уперлась кулачком в грудь Данилы Степановича.

- Людмила, у нас так много общего.

- Данила Степанович, я не люблю общее - я люблю частное.

Грогин с сожалением стал смотреть на окруженный фантиками, крошками и косточками ломтик лимона, пока гостеприимный Сафиулла протертой пяткой шерстяного носка не раздавил солнечный цитрус.

- Тьфу! Черт! Накидали продуктов на пол!

- Сафиулла, я пойду.

- Грогин, ты вечно сматываешься в середине веселья.

- Дядю надо в больнице навестить.

- Это тот, который съехал.

- Он самый.

Ибатуллин Ринат Газизович положил ногу на ногу, сдвинул шляпу на затылок и спел куплет из башкирской песни, об озорной девушке, которой попался еще более озорной парень. Даше казалось, что от неровного движения троллейбуса, шляпа Рината Газизовича обязательно сорвется с макушки в шелуху семечек на ступеньках.

- Нет, девушка, я совсем не пьяный.

- Я разве что-то вам говорила?

- Мне не надо говорить, я умею читать мысли.

Зульфия Альбертовна, ожидая свою остановку, спустилась к дверям на одну ступеньку вниз:

- Рассказывай! - не пьяный! А что тогда песни орешь?!

Ринату Газизовичу интереснее было поговорить с симпатичной девушкой, но не отреагировать на несправедливую реплику он не мог, поэтому развернувшись на сиденьке, дыхнул в сразу же испугавшееся лицо Зульфии Альбертовны:

- Нюхай! Ничем, кроме пива не пахнет! Потому что я пью только пиво, с пива мне весело, а вот с водки я нервничаю.

Двери открылись, и Зульфия Альбертовна, тихо ругаясь, поспешно сошла. Ринат Газизович повернулся назад к хорошенькой девушке, но Даша уже исчезла в задних дверях.

- Мам, налей мне, пожалуйста, еще полкружки чая.

Татьяна Игнатьевна налила полную кружку крепкого чая и положила три кусочка сахара.

- Зачем так много и сахара не надо было.

- Ничего, ничего.

Даша отхлебнула чай и откусила овсяную печеньку.

- Как Гера живет?

- Потихонечку, Толик его в новой школе учится, сначала пятерки, четверки получал, а сейчас стал и тройки, и двойки приносить, учительница жалуется.

- Адаптировался выходит.

- Выходит.

Татьяна Игнатьевна включила маленький телевизор, стоящий на холодильнике и стала следить за извилистым сюжетом двухгодичного сериала, тихонечко вздыхая в самых проникновенных местах. Даша задумалась о прошедшем дне и о том, что если заплакать, то тушь не потечет, как в смешные школьные годы, потому что прогресс не стоит на месте, хотя какое это имеет значение, ведь мама постарела и папа, открывающий своим ключом дверь, постарел.

- Дашка, опять с мужем подралась?

- Здравствуй, папа.

Василий Васильевич завернул в ванну, чтобы смыть с рук бензин, масло и въедливую автомобильную грязь.

- Пап, ты все ремонтируешь свой москвич?

Василий Васильевич сильно открыл воду и, намыливая руки, стал кричать Даше об изношенных сальниках, скрипящих подшипниках, ненадежных шестеренках и коварном угле зажигания.

Татьяна Игнатьевна рассердилась шуму и крику близких родственников, сделала звук телевизора погромче и захлопнула дверь на кухню. Василий Васильевич не заметил, что остался в отрезанном звуковом пространстве и продолжал радостно делиться с дочкой впечатлениями, накопленными за две недели с последней встречи.

Даша подарила Татьяне Игнатьевне душистое мыло в черной блестящей коробочке с позолоченными вензелями, а Василию Васильевичу затейливо изогнутую зубную щетку и тонко ароматизированную зубную пасту.

- Сколько теперь это добро стоит?

Даша произвольно уменьшила стоимость в несколько раз и добавила, чтобы их это не беспокоило.

- Как это не беспокоиться?! За такую ерунду так дерут! И когда же это все кончится!

- Скоро, старая. Нормальная, божеская цена, я вот недавно распредвал приглядел - так он стоит, так стоит!

- Это на свой вал ты у меня полпенсии увел?! Как ты мне надоел со своим драндулетом!

- Драндулет! На чем будешь в сад-огород добираться?! Драндулет, елки-палки!

Даша попросила родителей успокоиться, в противном случае долго не появляться. Татьяна Игнатьевна молча загремела посудой, а Василий Васильевич стал ломать в крепких руках нежную скорлупу грецких орехов.

Татьяна Игнатьевна выдвинула пахнущий нафталином ящик комода и среди аккуратно сложенных тряпочек выбрала большие пушистые белые шерстяные носки.

- Возьми Валерке своему, чтобы не ходил зимой с карманами, набитыми носовыми платками.

- Обойдется. Если хочешь, сама ему дари.

- Что ж вы все ссоритесь? И Герка с Маринкой все ссорятся. И что не живется?

Даша махнула рукой, взяла с полки несколько, прочитанных еще в детстве ни по одному разу книжек и села в свое любимое старое кресло, грустно вспомнив, как дралась с братом Геркой за то, чтобы посидеть в нем у телевизора с мультфильмами, продолжения которых снились потом всю ночь.

Даша шепотом, чтобы не разбудить Василия Васильевича, задремавшего с газеткой на диване, сказала Татьяне Игнатьевне:

- Мам, я пойду схожу к Алке.

Татьяна Игнатьевна остановила мелькающие спицы с будущей кофточкой Даше на день рождения:

- Ночевать-то у нас будешь или домой пойдешь?

- У вас наверное.

- Эх...

Алла Кротова шла под ручку с Юрловой навстречу Даше и улыбалась:

- Привет.

- Привет, вы куда-то уходите, а я к тебе, Алл, шла.

Юрлова сощурила глаза и по голосу узнала Дашу, после этого немного растерялась: стоит ли говорить запоздалое: "Привет" или не стоит.

- Слушай, пойдем с нами, на сеанс гипнотического снимания стресса и аутогенную тренировку, здесь недалеко, пойдем!

Даша покачала головой.

- Пойдем, тебе понравится!

- Это, наверно, дорого, да и неудобно - пришла откуда-то ни с того - ни с сего.

- Копейки, это здесь в клубе при ЖЭУ, все приходят так, пойдем!

- Ну, хорошо.

Алла, Юрлова и Даша расписались в бухгалтерском журнале, отмахнулись от квитанций за уплату и прошли в небольшой зал, завешенный большими бархатными скатертями.

Дмитрий Осипович поздоровался с вошедшими, предложил занять удобные места, и широко улыбнулся Даше, абсолютно не комплексуя от отсутствия двух нижних зубов.

- Вы в первый раз? Надеюсь, у нас вам понравится, сюда проходите, пожалуйста.

Мизин встрепенулся:

- Дмитрий Осипович, здесь хорошее место.

- Ничего, тут слышно лучше.

Когда не очень большая паства расселась по пыльным креслам, Дмитрий Осипович сказал краткое вступительное слово о душевном здоровье нации и включил потрескивающий старый проигрыватель, из динамиков которого захрипела "Лунная соната" Бетховена.

Дмитрий Осипович опустил голову, потом поднял ее и торжественно набрал в легкие воздух. В это время робко открылась скрипучая дверь, и запыхавшийся, бормочущий себе под нос слова о плохой работе общественного транспорта и большой учебной нагрузке в институте бытового приборостроения, Петров Борис проскользнул на свободное кресло.

Дмитрий Осипович свел и развел ноздри, но ничего не сказал. Мизин покачал головой и прошептал:

- Черти что!

Дмитрий Осипович вдохновенно внушал всем слушателям тепло, тяжесть и покой.

Даша, почувствовав, как потяжелели ее руки и ноги, а так же влияние прошлой беспокойной ночи, быстро уснула.

Юрлова сосредоточивала свое внимание на излучающем солнечное тепло солнечном сплетении и все никак не могла решить, что лучше: поставить себе контактные линзы или сразу сделать операцию по исправлению досадной миопии.

Борис Петров концентрировал внутренний взгляд на кончике носа с полным расслаблением всех мышц в надежде так сконцентрироваться, чтобы перейти в абсолютное аутогенное состояние или, как он прочел в одной книжке, получить аутогенный разряд, чтобы приобрести все могущество человека в совершенстве владеющего своим телом и душой: острые клинки, ломающиеся о брюшной пресс, сутки под водой, телекинез, телепатия, левитация, пылающий взгляд, война с потусторонними силами, спасение человечества... надо сконцентрироваться на кончике носа!

Алла под тяжестью и теплом век вспоминала прошлое воскресенье, когда утром так хотелось курить и пить кофе в горячей, прегорячей ванне, но почти все сигареты были искурены в субботу, а те, что не искурены, лежали в разноцветных лужах праздничного именинного стола Марселя Кудакаева, который стонал в подушку, а в ванне плавали измочаленные цветы, какие-то тряпки и бутылки с пивом. Как все получилось глупо: и то, что Марсель уговорил ее остаться у него, и то, что пошла и позвонила маме, сказав той, что не придет ночевать, несмотря на ее вздохи и всхлипы, и то, что, когда вернулась, Марсель уже вырубился, и то, что такими долгими были проводы всеобщего друга художника Сафиуллы, тыкающегося оттопыренными губами ей в плечи и волосы. А нелепое утреннее:

- Я пошла?

- А?..

- Домой пошла.

- А?.. Провожу?..

- Не надо, спи, выздоравливай.

- Угу…

Что он говорит? Ноги погружаются в белый песочек, ласковое солнышко гладит кожу, голубое море - теплое и приятное.

Мизин сидел в позе кучера:

моя левая рука тяжелая, моя рука тяжелая, рука тяжелая

моя правая рука тяжелая, моя рука тяжелая, рука тяжелая

моя левая нога тяжелая, моя нога тяжелая, нога тяжелая

моя правая нога тяжелая, моя нога тяжелая, нога тяжелая

моя левая рука теплая, моя рука теплая, рука теплая

моя правая рука теплая, жизнь глупая и бездарная, сорок три года, а я занимаюсь какой-то хреновиной, бегаю за этим дураком Дмитрием Осиповичем - Кашпировский ЖЭУ номер 25, моя правая нога теплая, моя нога теплая, окончил курсы колдунов - психотерапевтов, Зигмунд Фрейд доморощенный, правильно Сема сделал, что повесился, левая нога теплая, моя нога теплая, нога теплая, я источаю энергию и оптимизм, блаженство растекается по моему телу, космическое добро входит в мою душу.

Даша проснулась отдохнувшей, и в приятном расположении духа незаметно потянулась и весело взглянула на Дмитрия Осиповича:

- Так здорово! Мне так понравилось. Замечательно.

Дмитрий Осипович забыл про заключительную фазу занятий, протянул руку для того, чтобы помочь Даше подняться из глубокого кресла:

- Я знал, что вам понравится, я сразу чувствую, кто мой человек, а кто не мой.

- То есть в какой-то мере вы читаете мысли.

- В какой-то мере да.

- Кто-то сегодня мне уже говорил про аналогичные способности.

- О, вам повезло - два экстрасенса в день, это не часто бывает, но в этом, должен вам заметить, есть определенная опасность.

Но Дмитрию Осиповичу не дал развить свою мысль Борис Петров, который недоуменно спросил об отсутствии традиционной заключительной части, книгах Кастанеды, даосизме в контексте дзен-буддизма, инопланетянах и искусственном интеллекте.

Зульфия Альбертовна не спеша обслуживала покупателей, которые стояли друг за другом и никак не кончались, а потом вдруг как-то все сразу кончились.

Грогин огляделся в пахнущем разнообразием магазине и выбрал прилавок одинокой Зульфии Альбертовны, стараясь не думать о том, что она может сказать какие-нибудь слова об учете, инкассации или всеобщем карантине. Грогин почти подошел к Зульфие Альбертовне и уже полез во внутренний карман за бумажником, когда его обогнала толстенькая Капитолина Салимова с толстеньким Витей Салимовым. Витя Салимов снисходительно поднял голову к медленному Грогину, а Грогин стал перебирать в памяти все существующие виды щелбанов и подзатыльников.

Зульфия Альбертовна смотрела на Капитолину Салимову, а Капитолина Салимова стояла и молчала. Грогину это показалось странным, и он решил строго прояснить обстановку:

- Вы будете что-нибудь брать?!

Витя Салимов не менее строго надул губы, а Капитолина Салимова сказала:

- Взвесьте мне триста грамм ирисок, двести грамм батончиков, триста пятьдесят грамм карамелек с апельсиновой начинкой и двести пятьдесят грамм с лимонной начинкой, а также две жевательные резинки и три леденца на палочке.

Зульфия Альбертовна достала из-под прилавка бумажные кулечки, долго взвешивала конфеты и вычисляла их стоимость по отдельности, а потом в совокупности.

- Нет, наверное, лимонных карамелек я не возьму.

Зульфия Альбертовна забыла, сколько стоили кулечки по отдельности, поэтому она опять их все взвесила и пересчитала.

Капитолина Салимова полезла в глубокую сумку, набитую пакетами, за кошельком, сосредоточенно там его поискала, но не нашла, тогда она пошарила в кармане плаща и озабочено вытащила связку ключей.

- Витька, я на два замка дверь закрыла?

- На два, а может быть и на один.

Капитолина Салимова вернула ключи на место и достала засаленный от долгого употребления кошелек.

- Мам, купи еще вон те шарики.

- Почем у вас вон те шарики? Дайте мне три штуки.

Капитолина Салимова отдала шарики Вите Салимову и неторопливо сложила пакетики в сумку.

Грогин нахмурился на немой вопрос Зульфии Альбертовны, потому что не мог сразу вспомнить, какого черта его занесло в этот магазин.

- Печенье и упаковку конфет "Красная шапочка".

Средних лет, худая, прихрамывающая на правую переднюю лапу, грязнобелая с желтыми разводами сука по кличке "Шарик" со слюнообильным любопытством следила за пахучими, тяжелыми сумками и пакетами, покачивающимися на уровне ее морды и удаляющимися в неизвестных направлениях.

- Мама, смотри собака!

- Ну и что, что собака? Не подходи и не трогай ее!

- Я только поглажу.

- Отойди от собаки! Ричард, я кому сказала!

Грогин удивленно обернулся и посмотрел на маленького Ричарда и на вполне большую его маму Нину Ростиславовну. Собака, поняв по модуляциям человеческих голосов, что ей не дадут ничего съестного, а напротив, могут пихнуть в какие-нибудь жизненоважные органы кирзовым сапогом, поджала хвост и отбежала метров на десять, по пути неодобрительно скосившись на Грогина, у которого не было большой ароматной сумки.

Грогину стало жалко собаку, он развязал узелок шелестящего мешочка, достал из него печеньку и бросил, возможно, беременному Шарику. Собака шарахнулась в сторону, налетела на пустой картонный ящик, взвыла от ужаса и понеслась в спасительный двор знакомых многоэтажек.

Эмма Никифоровна осуждающе встала напротив Грогина:

- Нажрутся, гады, потом собак шугают!

Желтый квадратик печеньки быстро раскис и расползся на влажном асфальте.

Спиридонов отхлебнул из трехлитровой банки большой глоток мутного пива и передал ее Андрею Пантелеевичу. Андрей Пантелеевич прижал банку к животу и сказал:

- А ведь я вас, ребята, всех знаю - вы у меня учились.

Рафиков Коля разорвал зубами мумию воблы и неодобрительно закачал головой:

- Не свисти, батя, я учился до восьмого класса в городе Стерлитамаке, а с восьмого по одиннадцатый в пионерлагере "Козленок" номер семь. Ты банку не задерживай - хлебай.

Спиридонов закурил папиросу и сместил ее в правый уголок рта:

- Погоди, Колям, может быть, я у него учился, ты в какой школе детишек мучил?

- Где я только не преподавал, дай затянусь?

- Оставлю.

- Ты сам-то из какой школы?

- Из пятьдесят четвертой.

- Ну, я же говорю, что помню тебя - ты такой шустренький был, все списывал, а?!

Спиридонов задумался: был ли он шустренький и, что он мог списывать.

- Черт его знает, я как в армии отслужил на Байконуре, плохо все вспоминать стал, да и с бабами как-то не очень.

Андрей Пантелеевич основательно приложился к банке, прищурил правый глаз, а левым заметил, проходящего мимо человека в черном плаще со знакомыми чертами.

Грогин шел и думал о дяде Юре с его неизбежными капризами и очень удивился, когда у окошечка пивного ларька услышал надоевший еще в седьмом классе надтреснутый голос. Грогин, минуя объятия Андрея Пантелеевича, взял круто вправо - общение не должно быть слишком частым, чтобы не терять своей притягательности.

Андрей Пантелеевич, отдуваясь, отдал банку Рафикову.

- Вон прошел в плаще, тоже мой ученик, вы с ним за одной партой сидели.

Коля Рафиков раньше времени оторвался от банки и заинтересовано толкнул локтем Спирирдонова:

- Займи у него на пузырь.

- Да я не знаю его.

- Отец, как его зовут?

- Кого? А отличника-то - Левка Иванов.

- Чего?

- Да, ладно, Колям, забудь, сейчас свяжешься - потом не отвяжешься, мало ли чего он тут плетет!

Зоя Ивановна Кийко заскучала, грузно села в продавленное кресло и подвинула к себе телефон.

Даша сказала Зое Ивановне, что мамы в данный момент нет дома, но она вот-вот подойдет. Зоя Ивановна спросила Дашу, что делает Василий Васильевич, идет ли у них дождь, как поживает сама Даша, ее муж Валерий, брат Гера, племянник Толик и еще несколько совершенно незнакомых Даше людей.

Главный инженер объединения "Электросила" Муратов Мэлс Эрастович не повернул голову в сторону, почтительно выходящих на пятом этаже из лифта сотрудников среднего звена, он нажал кнопочку восьмого этажа, достал из кармана маленький блестящий никелированный перочинный ножичек и выцарапал под большим зеркалом на полированной поверхности темного дерева короткое матерное слово.

Старший лейтенант в отставке Каракулов ткнулся головой в плечо двухчасового друга Чегодаева и заплакал. Чегодаев положил во внутренний карман часы Каракулова и попросил Каракулова собраться. Каракулов перестал плакать.

- Мне же генерала обещали дать, но не дали, вот и хожу, как дурак, в полковниках.

Чегодаев поцеловал Каракулова в родинку на правой щеке, и, сказав, что в этой жизни нет правды, обнял.

Караулов высморкался в комок газеты "Для настоящих мужчин":

- К герою все бумаги готовы были, уже на подписи лежали - нет, своего протолкнули.

Грогин и Зюзин очень быстро шли по тротуару, ловко перепрыгивая небольшие лужи.

- Так ты идешь со мной на презентацию?

- Не знаю.

- Представляешь, стал нравиться зрелым женщинам.

Грогин уверено прошел по узкому бордюру, разделяющего пополам поверхность черной жижи.

- И что они во мне находят, даже интересно.

Грогин остановился у газетного киоска и купил шариковую ручку.

- В принципе я-то не против, меня даже определенное волнение охватывает.

Грогин зашел в маленький уютный магазинчик радиотоваров.

- Все-таки природа женщин непостижима.

- Раньше ты был сопливый, безусый юнец, теперь ты пропитанный никотином и перегаром лысеющий мужчина - что тебе еще непонятно.

Инженеры по технике безопасности Бикеева и Скрепкин проводили инструктаж, принятых на нефтеперерабатывающий завод новых работников. Бикеева смотрела в потолок и в сотый раз повторяла свою часть лекции о противопожарной безопасности, одновременно думая, на какую оценку напишет контрольный диктант сын Алик - на тройку или, может быть, все-таки на четверку с минусом.

Скрепкин сначала подпирал подбородок кулаком, потом опустил голову и подремал, как большинство слушателей, потом он увидел таракана.

Бикеева с отвращением взяла в руки огнетушитель:

- Огнетушители бывают следующих видов...

Таракан залез в стопку бумаги, но быстро оттуда вылез.

- Чтобы привести в рабочее состояние порошковый огнетушитель, надо перевернуть его...

Таракан перебежал через огромное пространство желтого стола и спрятался в щелку, Скрепкин заметил его шевелящиеся тоненькие усики и усмехнулся.

- Устройство огнетушителя ПО-2С показано на плакате в разрезе.

Таракан спрятал усики и через некоторое время появился около пластмассового бюстика улыбающегося человека с отбойным молотком на плече.

Бикеева села на стул, взглянула на часы, но Скрепкин не подхватил эстафету. Бикеева недоуменно повернулась к ухмыляющемуся Скрепкину и зашептала:

- Скрепкин, ты что?

Скрепкин испугался, вскочил и, вспомнив некстати армию, схватил противогаз и сказал осоловевшим слушателям:

- Противогаз надо надевать за три секунды, кто не уложится, тому это самое, то есть отравляющие вещества бывают следующих видов, в смысле, если кто на территории завода будет без противогаза, того поставим на карандаш или...

Бикеева подняла на Скрепкина карие с раскосинкой глаза, Скрепкин совсем испугался, взял пыльную красную папку, раскрыл и стал монотонно читать вслух инструкцию газоспасательной службы.

Командированный на краткосрочные курсы повышения квалификации ведомственных поверителей учетно-расчетных резервуаров Рябов Эмиль Павлович из города Ижевска протянул командированному на эти же курсы из города Петропавловска Гололобову Константину Арсеньевичу мороженое на палочке:

- Видишь тех двух впереди, - давай догоним.

- Эмиль, может быть, сначала мороженое съедим?

Рябов с сожалением поглядел на исчезающих в толпе двух волнующих со спины девушек:

- Как скажешь.

Рябов и Гололобов быстро съели мороженое и Рябов кивнул подбородком в сторону двух других девушек стройных, легких и свежих:

- Смотри, как надо знакомиться.

Рябов добросовестно прочистил языком зубы и улыбнулся:

- Здравствуйте.

- Извините, можно задать вам три вопроса?

- Нет, нельзя.

Девушки гордо и независимо ушли, а Рябов сказал:

- Сикушки!

Гололобов робко предложил:

- Пойдем лучше пить водку?

- Пошли.

- Эмиль, ты не знаешь, удостоверения нам сразу дадут по окончании курсов или вышлют по месту работы?

- Нет, надо знакомиться с опытными женщинами, а не с этим молодняком. Опытная женщина - она знает, что к чему - у нее квартира, еда, все по уму, а эти!..

Усова Рому ломало второй день, он шел к барыге Джоржу в обреченной надежде выклянчить у него дозу. На Сочинской, проходя мимо продовольственного магазина номер восемь, Рома без всякой причины, просто так, завернул в переулок и увидел, как в хозяйственном дворе из продуктового фургона два пьяных грузчика Саня и Ахмет носят мешки с сахаром. Рома хотел было идти дальше, но в это время директор магазина Панчихин очень строго и ненормативно позвал грузчиков. Рома подошел к машине, вытянул мешок с сахаром, взвалил его на плечо и, с трудом переставляя дрожащие ноги, вышел с хоздвора. Сердце Ромы стучало, как тамтамы масаев, пот капал с бровей, носа и подбородка, на истресканных губах кипела слюна, но Рома дошел до спасительного поворота направо и скинул мешок в жухлую бледную травку. Первому же, проходящему мимо гражданину, Рома предложил пополнить продовольственные запасы за умеренную цену трех доз. Ибатуллин Ринат Газизович сбавил цену до пяти бутылок водки, и сделка состоялась.

Органист Карл Иванович Берг налил в граненый стакан воды, опустил в него кипятильник и стал ждать бурления, чтобы заварить полезный для хронически больного горла чай с ромашкой. Карл Иванович был не в самом лучшем расположении духа: недавно смонтированный орган в филармонии при художественном музеи ему не понравился, хоть и пришлось кивать головой и улыбаться безудержному восторгу представителей местной музыкальной общественности, зал тоже так себе: маленький, акустика плохая и очень беспокоила Карла Ивановича западающая педаль, которую хоть и обещали отремонтировать, но опыт подсказывал, что вряд ли это сделают. Карл Иванович достал баночку с закручивающейся крышечкой, хотел отмерить маленькой серебряной ложечкой два бугорка чаинок, но в это время в дверь постучали и в комнату заглянули Рябов и Гололобов:

- Ты тоже на курсы приехал?

- Нет, извините, вы не туда попали.

- Водку пить будешь?

- Спасибо, я не пью.

Карл Иванович подосадовал на свою рассеянную непредусмотрительность и повернул ключ в замке.

В парке культуры и отдыха имени Салтыкова-Щедрина из развешанных на столбах громкоговорителей неслась музыка вперемежку с какими-нибудь радостными сообщениями, рядом через деревянный забор располагалась пивная под открытым небом "Дубок". Время от времени завсегдатаи "Дубка" подходили к забору и дружно его поливали.

Андрей Пантелеевич благодарно хмыкнул на предложенную Степаном Гавриловичем кильку пряного посола.

- Так вот, я с собой всегда носил гвоздодер.

- Зачем?

- Как зачем? - а если эти маленькие мерзавцы прибьют твой портфель к полу или стулу - что будешь делать?! То-то!

Шесть сигналов точного времени прозвучали торжественно и безвозвратно.

Зоя Ивановна Кийко, услышав пиканье, быстро попрощалась с Дашей и напряженно нахмурила брови, ожидая редко радующий прогноз погоды. Даша с облегчением положила горячую трубку и подвинула на две минуты вперед стрелку своих наручных часов. Бикеева, Скрепкин и Муратов Мэлс Эрастович встали из-за рабочих столов и пошли на обед. Саня и Ахмет сказали, что не желают больше слушать Панчихина, потому что наступило время приема пищи. Панчихин сказал, чтобы грузчики шли подальше, и достал из большой сумки термос и сверток с четырьмя большими бутербродами. Усов Рома с неприязнью следил, как Джорж поправлял старинные ходики. Степан Гаврилович сказал Андрею Пантелеевичу, что пивная закрылась на перерыв и им надо придумать что-то еще. Ибатулин Ринат Газизович, Карл Иванович Берг, Рябов, Гололобов, Грогин, Зюзин, Чегодаев и старший лейтенант в отставке Каракулов одновременно оттянули левый рукав и взглянули на часы, все остались довольными показаниями стрелок, только старший лейтенант в отставке Каракулов испытал некоторое недоумение.

Олег Викторович снял накрахмаленную белую шапочку и аккуратно положил ее на покрытый толстым стеклом белый стол. Медсестра Люда Кийко вложила пальцы в пальцы и прижала их к груди.

- Вы совсем седой, Олег Викторович.

- Поседеешь тут, Людочка.

Олег Викторович взял серой алюминиевой ложечкой жидкое малиновое варенье из домашней баночки Люды и съел, оставив маленькую бабочку-коробочку на холодном стекле.

- Какой я неловкий, у тебя нет тряпочки?

- Сидите, сидите - я сама.

- Вкусное варенье, Зоя Ивановна варит?

- Да, мама. Кушайте еще.

- Спасибо, надо идти - сегодня мое дежурство на телефоне доверия.

Олег Викторович подошел к умывальнику, открыл холодную воду и с удовольствием несколько раз сполоснул лицо над нержавеющей раковиной.

- Олег Викторович, а тяжело работать на телефоне доверия?

- По-разному бывает, много пустых звонков, есть тяжелые случаи. Женщинам не всегда приятно работать, - Алевтина Семеновна вчера рассказывала: звонит мужчина, жалуется на обстоятельства, она его успокаивает, разъясняет, а потом по голосу чувствует, что клиент кончает.

- Как кончает?

- Эх, милая Людочка, все просто - мастурбатор звонил.

Олег Викторович чуть дольше, чем нужно, тер лицо полотенцем, ожидая, когда пройдет пунцовая смущенность Люды. Но Люда еще утром хихикала вместе с Алевтиной Семеновной под ее смачные подробности и ровные бублики никотиновых колечек, поэтому сейчас она всего лишь пошире раскрыла глаза и сказала:

- Кошмар!

Олег Викторович снисходительно улыбнулся, попрощался и уверенной походкой зашагал по голубому линолеуму больничных коридоров.

Люда Кийко лениво читала роман Дюма "Двадцать лет спустя" и параллельно думала о предстоящей вечеринке у Анжелки, которая специально для нее пригласила какого-то загадочного Вадима.

Грогин постучал в непрозрачное стекло белой двери и тут же ее открыл. Люда неодобрительно оторвалась от повзрослевшего Д'Артаньяна, но, узнав Грогина, разгладила на лбу складку недовольства.

- Здравствуйте, Люда.

- Здрасьте.

- Как поживаете?

- Ничего, вы к Юр Юрычу?

Грогин хотел сострить, что сам пришел полежать и подлечиться, но передумал.

Юрий Юрьевич уже полчаса играл в шахматы с Яковом Владленовичем. Ощутимый перевес был на стороне Юрия Александровича, но он подумывал, как бы аккуратно свести партию вничью или сдаться ввиду неожиданной потери, например, ферзя, потому что при проигрыше Яков Владленович был непредсказуем, и присутствие рядом санитара Москательникова совсем не гарантировало, что тяжелая, выкрашенная в зеленый цвет табуретка, не окажется на голове удачливого противника - Патронташев до сих пор ходит с обвязанной головой, время от времени, выпрямляя спину и крича громким шепотом: "Ура!"

Юрий Юрьевич в третий раз подставил ферзя под бой коварного коня, но Яков Владленович опять двинул пешку на левом фланге, увлекшись красотой елочкообразных построений и, переводя задачку о мате в три хода, в задачку о мате в один ход. Юрий Юрьевич вздохнул:

- Я сдаюсь.

- Нет, давай играть, пока фигуры не кончатся.

- Как же они кончатся, если ты ничего не рубишь.

- А я не хочу пока.

Юрий Юрьевич заскучал и тоже стал выстраивать неровный кружок из пешек, слона и двух коней.

Санитар Москательников сунул мизинец в ухо, покрутил его там, потом вынул и внимательно рассмотрел, хотел понюхать, но постеснялся. Москательникову казалось странным, что люди, столь явно уступающие ему в умственном развитии, умеют играть в затейливую игру шахматы, а у него только от одного воспоминания о том, как ему показывали возможные передвижения фигур по клетчатому полю, начинала болеть голова. А эти двигают себе и двигают.

- Москательников, скажите больному Зыкову, что к нему пришел племянник.

Юрий Юрьевич облегченно поднялся из-за шахматного стола и в притворном сожалении развел руки.

- Рад бы продолжить, да родственники замучили интенсивными посещениями.

Яков Владленович взял короля Юрия Юрьевича и откусил ему голову. Москательников свел лохматые брови к переносице и, сглотнув неожиданно накопившуюся слюну, сказал:

- А ну не хулигань!

Яков Владленович взял своего короля и тоже откусил ему голову. Москательников проанализировал ситуацию и решил, что худенький, маленький Сорокин гораздо больше нарушает дисциплину, пуская из толстых губ пузыри, - строго подошел к нему и погрозил пальцем:

- А ну не хулигань!

Сорокин спрятал огромную, обритую наголо голову под подушку и перестал пускать пузыри.

- Здравствуй, дядя Юра.

- Здравствуй, Петя. Печеньки принес?

Грогин протянул пакет с печеньем Юрию Юрьевичу, хотел спросить о здоровье, но решил, что это будет не очень хорошо.

- Как живете, не скучаете?

- Не задавай идиотские вопросы.

Юрий Юрьевич не спеша жевал печенье, прихлебывая из кружки с отколотыми краями безвкусный чай, и совсем не слушал краткие однообразные новости Грогина о близких и не очень близких родственниках, глобальных и локальных событиях, погоде и занимательных случаях из жизни окружающих.

- Я вижу тебе не интересно.

- Почему же не интересно, напротив, вполне забавно слушать о вашей заунывной действительности.

- А здесь веселей?

- Что же это ты мне некорректные вопросы задаешь? Я человек, у которого душа болит, а ты тут на бульдозере разъезжаешь, тоньше надо быть! Какие конфеты принес? "Красную шапочку" или леденцовую мерзость какую-нибудь?

Грогин выложил конфеты на стол, машинально взял одну, развернул и съел ее. Юрий Юрьевич не сводил с челюстей Грогина взгляд и Грогин стал ждать очередного возмущения, но Юрий Юрьевич хитро подмигнул Грогину и поманил пальцем:

- Петька, у тебя спичечный коробок есть?

- Зачем тебе?

- Заверну его в фантик и подсуну этому бугаю Якову - пусть изумляется всю оставшуюся жизнь.

- Тебе бы, дядя Юра, только людей обижать, в прошлый раз тетю Нину обидел, зачем-то написал на себя донос - ты же вполне можешь...

- Ну и скучный ты парень, Петька, тебя, наверно, девки не любят?

- Некоторые любят, некоторые не любят.

Юрий Юрьевич сделал из фантика маленький кораблик и пустил его в почти полную кружку Грогина.

- О чем беседовать будем, Петя?

- Не знаю.

- Давай поговорим о людях одного произведения.

- Хорошо.

- Ершова с его "Коньком-горбунком" я оставлю тебе на вечер, а вот, скажем, наш друг Джеймс писал дрянные стишки, не бог весть какие рассказики и вдруг на тебе, пожалуйста: бессмертный "Улисс" - сначала слепой Гомер, потом слепой Джойс, кто ему надиктовал?

- Я бы не сказал, что стишки совсем никудышные, да и в рассказах, особенно в романе "Портрет художника в юности"...

- Ой, Петька! Избавь меня от своего занудства! По существу вся ценность "Улисса" в последней главе, во всех предыдущих Джойс воображает: я и так могу писать, и этак, и перетак, а потом козырь на блюдечке: получайте ваш поток сознания.

- Немного упрощено...

- Чего?!

Юрий Юрьевич притянул к себе за шею насторожившегося Грогина и показал на идущую от них Люду Кийко:

- Петька, вот бы ее за ягодицу укусить!

Вадим разбивал яйца в кипящее на сковородке масло так, чтобы желтки оставались в объемном виде, а не растекались в безобразную плоскость, если же этого не удавалось, Вадим не зло матерился.

- Так сколько мы не виделись?

Валера пожал плечами и стал вслух перечислять значительные события после школьного бала, в которых они с Вадимом принимали участие или не принимали участия.

Вадим разлил по маленьким рюмкам теплую водку и сказал:

- Валер, ты извини, я сегодня много не могу, Анжелка позвала в гости - ты ее помнишь - немного косила правым глазом - обещала с классной подружкой познакомить.

- Да я и сам не собирался, так просто, думаю, дай зайду к школьному товарищу.

Валера и Вадим легко опрокинули рюмки, сильно сморщились и быстро съели прямо со сковороды шкворчащую яичницу.

- Как живешь?

- Да так себе, с женой все как-то.

- Так ты женат?

- Давно уже, ты не знал разве?

- Валер, извини, мне пора, ты в какую сторону?

- Я на проспект, два года уже женаты.

- Ну, ты молодец, дети есть? Мне тоже на проспект, по пути заскочим к одному моему армейскому корешку, я ему кассету отдам.

- Заскочим. Детей нет.

Вадим не больно ткнул в бок Валеру кулаком.

- Что не заходишь? С женой-то что?

- Время нет. А с женой разведусь, пошла она!

Вадим и Валера зашли в подъезд дома номер четырнадцать и на третьем этаже Вадим, пошарив рукой в темном углу, нащупал маленькую кнопку звонка.

- Сейчас, кассету отдам, и пойдем.

Спиридонов открыл дверь и удивился:

- А где Колям Рафиков?

- Какой Колям?! Это я - Вадим, ты что, зема, меня не узнаешь?

- Зема, Вадим, я тебя узнаю, заходи.

Вадим, Валера и Спиридонов прошли в комнату, в которой Саня сильно тер указательными пальцами глаза, а Ахмет обсасывал соленую пресоленную голову селедки.

- Ахметка! Ох, обманули меня фраера, ох обманули!

- Саня, я миллион раз слушал, как тебя обманули.

- Ахметка! Они меня спрашивают: какую наколку на грудь хочешь? Я, дурак, говорю: орла хочу! Фраера резинку с трафаретом оттягивают и бац мне в грудь этими хреновыми иголками!

- Саня, я миллиард раз слушал...

- Ахметка! я сознание потерял от боли, а когда очнулся, смотри, что они сделали падлы!

Саня яростно снял через голову футболку. Валера, Вадим и Спиридонов увидели на груди Сани синий трактор ДТ-75 в полной деталировке.

Вадим протянул Спиридонову кассету:

- Кто это?

- Не знаю, мы вместе пианино на четвертый этаж поднимали.

- Зачем?

- Черт его знает.

Николай Рафиков посторонился, пропуская выходящих из подъезда Вадима и Валеру. Вадим посмотрел в спину Николая Рафикова, не самым лучшим образом пережившую детский сколиоз:

- Загудел кореш, еще потом не вспомнит, что я ему кассету отдал. А ты, говоришь, разводишься?

- Да, надоело все! Дома ничего не делает, друзья какие-то, чуть что - на дыбы.

- Похолодало что-то.

- Я ей уже говорил, что мое терпение не железное - еще один фортель и все!

- У тебя жетончика нет позвонить?

- Сейчас посмотрю. Раньше я ее жалел, а сейчас все! Что я мальчик, в конце концов?!

- В смысле мальчик?

- Ну, я не мальчик.

- А-а...

- Еще бочку катит, несильно, конечно, - я ее быстро на место ставлю, но теперь пусть поупрашивает.

- Сколько сейчас время?

- Я свои часы в ремонт отдал. А со своей симфонической музыкой она меня...

- Тебе в какую сторону?

- Мне налево. А если я что свое захочу...

- Мне направо, ты забегай не теряйся. Будь здоров.

- Счастливо.

Валера немного прошел по чистенькому тротуару и остановился, чтобы придумать конечную цель своего пути, но ничего не придумал, только вспомнил, глядя на размашисто скребущего асфальт дворника Киргизова, что в детсадовском возрасте и сам мечтал посвятить этому спокойному труду свою жизнь.

Валера прижал к холодной телефонной трубке розовое ухо и забарабанил по стеклу будки пальцами.

- Даша? Это я.

- Ну и что.

- Даш, ты извини, я сорвался, а, Даш?

- Чего, Даш?

- Ну, ты меня прости, а?

Валера послушал тишину и опять пробарабанил по стеклу марш юных буденовцев.

- Даша, алло!

- Не кричи! Чего ты хочешь?

- Даш, ну что я сделал?

- А ты не знаешь, что ты сделал.

- Знаю, то есть, конечно, хотя и... Даша, я же извиняюсь. Приходи домой, пожалуйста.

- У тебя там к телефону, наверно, уже очередь выстроилась.

- Нет тут никого. Придешь?

- Когда-нибудь приду.

- Даш, ну что мы как эти, не сердись, а?

Даша устала разговаривать, и положила трубку.

Татьяна Игнатьевна погладила Дашу по плечу и поцеловала в затылок:

- Ну что, помирились?

- Мам, оставь, пожалуйста.

Татьяна Игнатьевна, вдруг, сильно расстроилась, прижала кулачок к носу и заплакала.

- Мам, ну что ты?

Даша обняла Татьяну Игнатьевну и отвела в комнату, где у нее под общее настроение тоже набухли глаза и стали совсем синие. Взлохмаченный Василий Васильевич влетел в комнату и поднял брови коромыслом.

- Что случилось?!

- Ничего.

- Как ничего?!

- Да все нормально, папа.

- А что ревете как белуги?

- Стресс снимаем.

- Так лучше водки выпить, чем реветь.

- Кому лучше, а кому и не лучше. Тебе лишь бы выпить!

- Да когда я последний раз пил, Татьяна!

Василий Васильевич, Татьяна Игнатьевна и Даша еще немного поговорили, плавно успокоились, потом на кухне попили чай со слоеным тортом и дружно сели к телевизору смотреть художественный фильм про остроумных бандитов и недалеких полицейских.

- Дашка, давай в шахматы сыграем?

- Опять проиграешь.

- Ну и что.

Синилин проснулся в половине шестого утра в очень плохом состоянии: голова трещала, как арбуз в сильных руках опытного покупателя, желудок был набит пинг-понговыми шариками, которые время от времени поднимались вверх и, постояв в горле, пока Синилин не становился бледным, падали вниз, сердце трепыхалось полудохлым воробьем, запутавшимся в нитках юных натуралистов, печень хлюпала, сил не было и бесконечно хотелось пить. Синилин доковылял до не больно бьющего током холодильника, взял из него две последние бутылки пива и обе сразу же выпил, чтобы на глазах появились слезы облегчения, и можно было с удовольствием закурить крепкую папиросу "Беломорканала", сделанную в городе Моршанске.

Отдохнув, и придя в себя, Синилин приступил к не всегда приятному утреннему анализу вечерних событий: кажется, был день рождения, пили, плясали, пили, пели, пили, женщины почему-то разделись и стали прыгать голыми, а на гармошке наяривал дед Федот, который умер пять лет назад от ботулизма. Синилин мотнул головой: вчера пришел с работы, поел, посмотрел телевизор, потом до ночи красил потолок в ванной на редкость вонючей белой краской из дружественной страны Верхняя Вольта - и все. Синилин с большим сожалением пнул пустые бутылки из-под пива - что же это такое, в конце концов! Настроение Синилина испортилось и, может быть, на весь день.

У Сени Зигмутдинова под красными глазами висели дряблые синие мешки. Он провел напряженную бессонную ночь и теперь нес в полиэтиленовом пакетике своей маме Зигмутдиновой Эльмире Абдуловне свежий творожок, мягкую с хрустящей корочкой булочку, кефир и воздушные пирожные с орехами.

Сеня Зигмутдинов не узнал вопросительный знак фигуры Синилина, с которым когда-то вместе работал и прошел бы мимо, но Синилин напротив узнал Сеню Зигмутдинова:

- Привет, Сеня.

- Привет... Синилин? Я тебя сразу не узнал, - долго жить будешь или богатым станешь.

- Вот на работу иду, а ты что с ночной смены?

- С ночной.

- Дай закурить. Сон, представляешь, приснился...

- На. Как дела-то?

- Да ничего. Сон представляешь...

- Ладно, побегу, напахался, устал как собака. Будь!

- Давай!

Зигмутдинов обманул Синилина - он не работал в ночную смену, он играл с 9 часов вечера в покер и в 6 утра выиграл два доллара и сорок три цента, которые отняли от его общего долга в три тысячи двести семь долларов. Сеня как-то был не очень доволен выигрышем.

Дождь был несильный, но затяжной. Синилин поднял воротник курточки и раздражено зашмыгал носом. Автобуса не было. Будущие пассажиры и просто прохожие раскрыли зонтики, либо спрятались под архитектурные козырьки, балконы и карнизы. Окурки на асфальте размякли и расползлись, из переполненной урны потекла желтая жидкость, бесстрашные голуби ходили у ног зябнущих людей и клевали мокрые семечки. Леня Балдин купил в ларьке зажигалку, и, не очень следя за своим зонтиком, быстро зашагал к урчащему форду. В тот момент, когда Леня на ходу прикуривал, длинная спица мотающегося из стороны в сторону зонтика очень больно заехала Синилину в затылок, одновременно окружающая толпа всколыхнулась и пошла на штурм подошедшего автобуса. Взбешенный Синилин гневно развернулся и схватил за воротник ближайшего гражданина с мерзким зонтиком.

- Сейчас как дам в рог, козел!

Грогин опешил, но не испугался, а наоборот, сильно рассердился:

- Убери руки, хроник!

Синилин швырнул Грогина, и Грогин, зацепившись каблуком за бордюр, потерял равновесие и обидно шлепнулся в мелкий рыжий ручеек.

Бикеева протерла маленькой ладошкой краешек запотевшего окна автобуса номер 29 и повернулась к рядом сидящему Муллахметову:

- Смотрите, что там делается!

Муллахметов погладил усы и усмехнулся своей очередной победе:

- Наверно, безбилетника поймали. Вы сегодня вечером...

- Какой безбилетник?!

- Обыкновенный, их сейчас много развелось, но вы не ответили на мой вопрос, что вы сегодня...

- Да вы что - ненормальный? Не мужики, а маньяки какие-то кругом!

Муллахметов обиделся и перестал гладить усы:

- Я не маньяк, сама начинает, потом обзывается.

Грогин ударил Синилина, Синилин ударил Грогина, Грогин и Синилин схватили друг друга за лацканы, у Синилина лопнул рукав под мышкой, а у Грогина отлетели две пуговицы с корнем. Грогин и Синилин стали уставать, и Грогин подумал, что, может быть, как-нибудь ловко ударить Синилина головой в плоскую переносицу, а Синилин готовил коварный для всякого мужчины удар коленной чашечкой в пах. Но Грогина по спине резиновой дубинкой ударил сержант Вяткин, а Синилина по спине резиновой дубинкой ударил старший сержант Осипчук.

Капитан Гуляев раскрыл большой блокнот и нарисовал в нем милицейскую фуражку.

- Что ж вы граждане посреди улицы хулиганите?

Капитан Гуляев нарисовал под фуражкой круглое лицо с маленькой пипочкой носа, зубастым ртом и оттопыренными ушами, отложил ручку и раскрыл паспорт Грогина.

- Грогин Петр Николаевич. Это вы Грогин Петр Николаевич?

Капитан Гуляев вопросительно поднял брови на Синилина. Синилин отрицательно скривил губы, и пощупал рукой - сильно ли порвался его пиджак.

- Это я Грогин.

Капитан Гуляев притворно удивился и переместил свое внимание на Грогина.

- Это вы Грогин? Интересно! Очень интересно!

- Только не говорите, пожалуйста, что это не моя фотография вклеена в паспорт.

- Почему же не говорить? Какой номер, так называемого, вашего паспорта?

Грогин пожал плечами:

- Серия, кажется, восемь АР, номер не помню.

- Так мне и не нужна ваша серия, мне нужен номер, гражданин.

Капитан Гуляев пририсовал к голове туловище, торчащие в разные стороны руки и ноги, а на плечи человечку положил огромные погоны с двумя звездочками подполковника.

- Осипчук! Обоих в обезьянник до прихода подполковника!

Подполковник Скороходов Никита Трофимович в целом успешно заканчивал курсы повышения квалификации без отрыва от производства, только сегодня ему не повезло - он не сдал зачет по краткой истории философии Западной Европы. До сегодняшнего дня никто ни на какие зачеты ничего никогда не учил, но именно сегодня и именно, когда подошла очередь отвечать подполковнику Скороходову, зашел генерал Дюпин и сел рядом с экзаменатором Машенькой, и вместо веселых шуточек и двусмысленных анекдотов Скороходову пришлось невнятно мямлить бред о разности экзистенциализма Мартина Хайдеггера с экзистенциализмом Карла Ясперса. Генерал Дюпин сосредоточенно покачал головой и сказал, что очень огорчен тем, как подполковник безответственно подходит к учебе, а Машенька покраснела и попросила Скороходова придти еще раз на пересдачу, оставшиеся подполковники и полковники в ужасе защелкали замочками портфелей и зашелестели на подрагивающих коленках толстыми справочниками.

Капитан Гуляев поспешно захлопнул блокнот и быстро встал.

- С очередной победой, Никита Трофимович!

- Почему мусор в коридоре?! Почему часы отстают на пять минут?! Кругом бардак, никто не работает! Где лейтенант Ермохин?!

- Отпросился...

- У кого отпросился?!

- Я думал, товарищ подполковник...

- Здесь думаю я!

Скороходов впечатал в массивные косяки тяжелую дверь своего кабинета, расшатанные кнопки не удержали красочный календарь за прошлый год, и он сорвался со стены на пол.

Беспечные сержанты перестали травить байки и серьезно застегнули не застегнутые пуговички, капитан Гуляев на всякий случай вырвал из блокнота листок и, разодрав его на мелкие кусочки, бросил в урну.

- Осипчук! уберите в коридоре!

- Может быть, этих заставим.

- Нет, не надо, лучше сами как-нибудь - неизвестно как Никита Трофимович отреагирует.

Капитан Гуляев подробно доложил подполковнику Скороходову обстановку, не забыв и про задержанных хулиганов Грогина и Синилина.

Скородоходов был в меру строг и в меру справедлив, он спросил Грогина пьяный ли он и об этом же спросил Синилина. Оба задержанных ответили, что абсолютно трезвые, пьют редко и только по праздникам сухое вино или шампанское.

- Тогда, капитан, пусть отсидят пятнадцать суток. Готовь машину, отвезешь их в суд, сегодня Жанна Родионовна - она женщина принципиальная.

Синилин сник, у Грогина пересохло во рту, и из хаоса мыслей о выходе из создавшегося положения, он вспомнил только телефон Тимерханова Сафиуллы.

- Господин подполковник, позвольте позвонить, предупредить знакомых и родственников о своих неприятностях?

- Раньше надо было думать, когда дебоши устраивал. Капитан, отправишь с ними Вяткина, Осипчук пусть останется.

- Господин подполковник!

Подполковник Скороходов молча и неприступно исчез в сумраке длинного коридора.

Грогин вытащил из потайного кармашка в пиджаке скатанную в трубочку крупную купюру и решился на безотказное средство.

- Господин капитан, позвольте позвонить, а?

Между указательным и средним пальцами Грогина длинной дамской сигаретой торчала хрустящая бумажка. Капитан Гуляев быстро сравнил величину риска с величиной вознаграждения:

- Только быстро и, если потом заложишь, - смотри!

Грогин молил дождливое небо, чтобы Сафиулла был дома, чтобы был вменяем и чтобы хоть что-нибудь сделал. Сафиулла был дома, Сафиулла был вменяем, и он спросил номер телефона отделения, в котором находился Грогин. Грогин медленно вслух прочитал номер, написанный на бумажке, приклеенной к служебному телефону капитана Гуляева.

Сафиулла протянул Даниле Сергеевичу рюмку, наполненную коньяком и развернул до половины конфету "Белочка".

- Данила Сергеевич, помоги Грогину.

- Отчего бы и не помочь, Сафиулла.

Данила Сергеевич тихо сказал бархатным голосом:

- У вас находится Грогин Петр Николаевич, не могли бы вы его отпустить, я уверен, что это недоразумение.

Подполковник Скороходов хрипло ответил Даниле Сергеевичу:

- У нас действительно находится Грогин Петр Николаевич, но отпускать я его не намерен и общественное преступление никогда не являлось недоразумением, кроме того, я сейчас определю ваш номер телефона и, боюсь, у вас будут большие неприятности.

Данила Сергеевич бархатно кашлянул в кулачок:

- Я вам и сам могу сказать номер телефона, дело в том, что я звоню из квартиры моего тестя генерала Дюпина, которого пока нет со мной рядом, но когда он подойдет, то, я думаю, генерал согласится с нами, что все это чистейшее недоразумение, только не знаю, стоит ли его занимать такими пустяками.

Подполковник Скороходов поднял со стола вазу с тремя красными гвоздиками, смял их широким лбом и, прильнув горячими губами к холодному стеклу, сделал несколько больших глотков сладковатой воды, ощутимо отдающей сероводородом.

- Я целиком и полностью согласен с вами, что Тимура Владимировича не стоит занимать такими пустяками, а относительно недоразумения, так оно уже можно сказать счастливо разрешилось.

- Замечательно.

- А милиционеры, виновные в инциденте, будут наказаны.

- Да стоит ли.

- Как скажете.

Данила Сергеевич положил трубку и вальяжно откинулся на спинку кресла:

- Представь себе, Сафиулла, уже десять лет, как развелся с этой сукой, а частенько приходится пользоваться именем тестюшки, редкий болван, надо сказать, но если бы узнал про мои выходки, точно бы в тюрьму упек.

- Может быть, еще по рюмочке коньячка?

- Пожалуй.

Две недели назад Мухутдинов Олег и Букарев Сергей закодировались от чрезмерного употребления алкоголя на три года. Букарев Сергей стал приходить к Мухутдинову Олегу, и они вместе слушали музыку, пили чай, играли в шашки и в подкидного дурака, потом выходили на балкон, долго курили и с грустью смотрели на переполненную смыслом жизнь обитателей двора.

- Бегать начал, но все равно толстею. Ты штангой не бросил заниматься?

- Пока не бросил, хотя...

- Смотри, Спиридонов с Колямом возвращаются, кажется, взяли что-то.

- Нет, не взяли - сетка пустая.

- Ты смотри на куртку Коляма, видишь, как выпирает. Водку, наверно, взяли.

- Слишком сильно выпирает, скорее всего, бормотуха.

- Нет, борматуху он бы в сетку положил, точно водка, может быть, литровую бутылку взяли?

- Неужели на литровую насшибали?

Спиридонов и Рафиков Николай скрылись за поворотом дома, и Мухутдинов Олег с Букаревым Сергеем стали молча смотреть за неинтересными мамашами, покачивающими разноцветные яркие колясочки и читающими романы про сильных деловых женщин, дающих сто очков вперед безвольным мужчинам.

- В картишки?

- Надоело.

- Попадешь отсюда камнем в ту консервную банку?

- Не знаю, надо попробовать. Давай ты первый.

- Ничего девочка идет, а?

- Да это же Дашка.

- Нет, какая Дашка, у Дашки другие волосы были.

- Дашка.

- В самом деле Дашка.

- Что-то давно ее не видно было.

- Она замуж вышла, с родителями давно уже не живет.

- А кто у нее муж?

- Кажется Митька, она все с ним ходила.

- Да ты что, Митька на Валюхе женился, у них на свадьбе Гоша еще свидетельницу облевал.

- А, ну да. Тогда не знаю. Может быть, свистнуть?

- Не надо - подумает, что пьяные.

Даша зашла под арку, Мухутдинов и Букарев опять тоскливо замолчали.

- В шашки?

- Лучше в поддавки.

- Расставляй.

Павел Сыртланов был красив и подтянут, черно-белая палочка ловко вращалась в его руках, а желтый свисток, с легким запахом дорогих сигарет напарника Камкина, время от времени издавал пронзительные трели. Автомобили двигались осторожно, а водители автомобилей немного нервничали. Сыртланов хотел остановить вишневый автомобиль для проверки документов у яркой брюнетки Ляли, но хоть и любил беседовать с улыбчивыми девушками на не очень очевидную для них тему правил дорожного движения, решил в данный момент быть великодушным.

А Ляля совершенно забыла о грозном инспекторе ГАИ, как только увидела цокающую по тротуару Дашу, и, не обращая внимания на знак запрета остановки, скрипнула тормозами и наехала правым колесом на бордюр.

- Даша!

- Ляля?

- Привет, как дела? Ты знаешь, что Юлька Морозова пятнадцатого замуж выходит?

- Все-таки, наконец, решилась?

- Да, уговорил ее пузатый, скоро и сама такая же станет. Сегодня вечером у Романовой девичник прощальный, приходи, Юлька хотела тебя увидеть.

- Честно говоря...

- Не придешь - обидишь на всю жизнь.

- Ну, может быть.

- Старший сержант Сыртланов! Предъявите ваши документы, пожалуйста!

Ляля быстро сказала Даше: "Ладно, пока", и медленно поправив густую прядь волос, повернулась к Сыртланову.

- Одну минуточку, старший сержант.

- Почему в неположенном месте останавливаемся?

Ляля обезоруживающе наивно захлопала ресницами:

- Я нечаянно.

Сыртланов, предвкушая удовольствие, постучал Лялиными документами по планшету с протоколами и квитанциями:

- Что у вас в багажнике и салоне автомобиля? Наркотики, оружие, порнографические журналы?

- Ой! У меня там человек, он не совсем одет, как положено.

Сыртланов удивленно просунул голову в окно и увидел мужчину, прикрытого только банным халатом.

- Эй, мужик, ты кто?

Мужик поднял голову с сиденья, плюнул на ладони и причесался, потом уверено протянул руку, снял с головы Сыртланова фуражку и нахлобучил себе на голову. Беспредельное возмущение не охватило Сыртланова, он только сказал:

- Здрасьте, Захар Викторович.

- Сыртланов! Это ты, что ли?

- Это я, Захар Викторович.

- Почему без разрешения останавливаешь?

- Я же не знал, Захар Викторович.

Ляля нежно чмокнула Захара Викторовича в щечку:

- Захарчик! А почему ты мне не говорил, что ты начальник над милиционерами?

- Лялька, я стеснялся.

- И ты всех знаешь в лицо и по фамилиям?

- Лялька, у нас, у милиционеров, феноменальная память.

- Захарчик! Ты бесподобный!

Сыртланов кашлянул в кулак, и, проигрывая в уме, что может дать огласка аморального поведения самоуверенного начальства, тихо попросил:

- Захар Викторович, отдайте фуражку, пожалуйста.

- Забери, но чтобы больше таких безобразий ни-ни!

Сыртланов хотел незаметно удалиться исполнять непростые обязанности, но Захар Викторович попросил его снова заглянуть, и Сыртланов, предусмотрительно оставив фуражку в руке, опять просунул голову в салон автомобиля.

- Сыртланов!

- Слушаю, Захар Викторович.

- Пошел вон, Сыртланов!

- Эх, Захар Викторович, Захар Викторович...

Ваня Печко то заматывал, то разматывал длинный шерстяной шарф вокруг своей тонкой шеи.

- …Сафиулла, так что же мне делать, как ты считаешь?

- Мне трудно что-то посоветовать - не знаю.

Сафиулла поднял большой желтый кленовый лист и подумал, что можно будет написать картину, как падающие кленовые листья превращаются в когтистые лапы и разрывают на части прохожих. Чтобы не забыть сюжет, Сафиулла положил свернутый пополам лист во внутренний карман черного с отливом бархатного пиджака.

- Зачем он тебе?

- В случае амнезии напомнит обстоятельства.

- А ты не пей. О! Даша!

Сафиулла расплылся в улыбке и протянул вперед длинные руки:

- Здравствуй, Даша.

Сафиулла, Даша и Ваня сели на холодную скамейку и стали весело разговаривать. Настроение у Сафиуллы и у Вани поднялось, только вот Даше было немного неудобно поворачивать голову то в одну, то в другую сторону на настойчивые требования собеседников выслушать именно его.

- Даша, не хочешь сходить на открытие органного зала?

- Хочу.

- Значит, договорились?

- Договорились.

Ване Печко почти без сожаления достал из пакета теплое шампанское, снял с пробки проволочку и, подняв бутылку вверх, встряхнул ее. Пробка выстрелила и высоко взлетела вверх, вместе с пробкой фонтаном полусладкой пены вылилось половины бутылки на рукав Вани, на туфельку Даши и на черный с отливом бархатный пиджак Сафиуллы.

Грогину не хотелось идти к Романовой Светлане, но звание "любовник" обязывало иногда появляться в ее просторной квартире, пить кофе из маленьких чашечек, иногда коньяк из плоских рюмок, шептать когда-то страстные предложения, искать губами осточертевшую родинку на правом плече и стараться уйти домой до прекращения работы общественного транспорта. Грогин купил Романовой ее любимые соленые орешки и безалкогольное сладковатое пиво.

Романова Света сначала запрещала девчонкам курить в комнате и выгоняла всех на балкон, но потом махнула рукой и сизый дым повис под потолком.

Лялька обняла Морозову Юлю и поцеловала ее в губы:

- Ничего, Юлька, я два раза замужем была, и, смотри, - хоть бы хны. Могу и третий раз выйти. Если не понравиться - разводись, с этим добром нельзя церемониться.

- Дашка, у тебя-то как жизнь?

- Не спрашивай - не надо.

- У всех какая-то ерунда. К черту всех этих глупых, жадных, самоуверенных мужиков!

Алла в пятый раз поставила пластинку Пугачевой с песнями о безвозвратности любви и до предела вывернула уровень громкости.

Девчонки приглашали девчонок и, придавая лицам томные выражения, танцевали, тесно прижавшись друг к другу.

- Юрлова, кто из нас мужчина: ты или я?

- Лучше ты будешь.

Юля Морозова сильно ударила кулачком по столу.

- Сделайте потише - я ничего не слышу. Дайте мне с Дашей поговорить!

- Молчи, Юлька, твоя жизнь кончилась - читай поваренную книгу, запасайся стиральными порошками и средством от потливости мужских ног.

Грогин слышал за дверью шум сильной гулянки и соображал, по какому поводу она могла бы быть. Звонок надрывался, иногда даже похрипывал от напряжения, но Грогину никто не открывал.

Даша крикнула Романовой Свете:

- Света! Кажется, звонят!

- Светка, прежде чем открывать посмотри в глазок!

- Светка! Не смотри в глазок, я всю жизнь мечтала, чтобы меня изнасиловали бандиты!

Романова открыла дверь, и Грогина пристально осмотрели, выскочившие в коридор: Алла Кротова, Лида Бубнова, Вильданова Оля, Ковалева Софья и Хунафина Влада.

- Девчонки, мужик какой-то пришел.

- Давай его сюда!

- Это же Грогин, хахаль Светкин.

Грогин растерялся, смутился и еле сдержался, чтобы не взглянуть, застегнута ли у него ширинка.

- Здрасьте. Света, я не знал, что у тебя гости, я, наверно, лучше в другой раз как-нибудь...

- Проходи на кухню, я тебя покормлю. У нас девичник, мы Юльку Морозову замуж выдаем.

- Ну что там девчонки?!

- Светка увела своего на кухню кормить.

- Вот, Юлька, для них главное пожрать. Надо ему еще газетку под дверь просунуть, чтобы не скучал.

- Да перестаньте вы.

- Дашка, не защищай мужиков - они наши враги.

Грогин дал Светке в левую руку орешки, а в правую безалкогольное пиво, Светка пьяно растрогалась и мокрыми губами впилась в губы Грогина, и Грогин вдруг понял, что у него слегка заложен нос, и что как бы не разболеться в ближайшее время.

- Петя.

- Что?

- Петя...

Светка заплакала, нос ее стал лиловым, глаза покраснели, а нижняя губа оттопырено повисла.

- Перестань, ты слишком много выпила - тебе надо умыться, пойдем в ванную.

Грогин вывел Романову из кухни и сразу же завернул ее в ванную комнату.

- Грогин, ты зачем ее обидел мерзавец?!

Грогин закрыл дверь на шпингалет и пустил шумную водопроводную воду.

- Эй! Ты там не утопи нашу Свету!

- Что случилось-то?

- Да Светка что-то разревелась от впечатлений и переживаний.

Грогин смыл с лица Романовой слезы, пудру, помаду и тушь. Романова успокоилась, села на край ванны и уткнула лицо в большое полотенце.

- Петька, ты смыл с меня всю косметику, я теперь некрасивая.

Грогин поцеловал Романову в переносицу и погладил мягкие волосы, недавно освобожденные от пружинок химической завивки.

- Не завел себе еще кого-нибудь помоложе?

- Нет, не завел еще. У тебя как дела - зарегистрировала свое общество ограниченной ответственности?

- Без проблем.

- Молодец, я рад за тебя.

- Спасибо. Дай мне, пожалуйста, с полки помаду и тушь.

- Подожди, сначала поцелуемся - у тебя невкусная помада.

- А у кого вкусная?

Грогин обнял Романову и, слушая через дверь плавную мелодию, покружился на маленьком пятачке между ванной и зеркалом.

- Грогин! Ты что там делаешь с нашей Светой?

- Петь, перестань, - неуверенно сказала Романова.

Романова чертыхнулась и помогла Грогину расстегнуть хитрую застежку лифчика.

- Эй, вы там!

Грогин на полную мощь включил воду, заглушая все голоса, кроме стука собственного сердца.

Ляля подошла к ванной и, отыскав между дверью и косяком самое широкое пространство, пустила туда струйку табачного дыма.

- Грогин, ты кончил или опять начал?

Вильданова Оля и Юрлова захихикали, а Грогина уже ничего не могло остановить.

- Петь, я достала два билета на органный концерт, а?

- Когда?

- В среду.

- Подумаем.

Грогин и Романова вышли из ванной комнаты. Романова прошла в комнату и стала рассказывать, что ей стало немного нехорошо, но Петр ей помог обрести себя.

Грогин, не прощаясь, как и просила Романова, прошел в коридоре мимо стоящей к нему спиной и говорящей по телефону Даши, открыл входную дверь и захлопнул ее с обратной стороны. Даша обернулась на шум и увидела краешек плаща Грогина.

Анастасия Конникова еще раз со всех сторон оглядела Диму Конникова: пиджачок сидел хорошо, брючки были чуть-чуть коротковаты, зато черные лакированные ботиночки и белые носочки над ними были великолепны.

- Веди себя хорошо, мы идем слушать органную музыку, там будет много взрослых людей, не позорь меня перед ними.

- Угу.

Анастасия Конникова взглянула на часы: муж достаточно давно ушел в гараж за машиной, но до сих пор не вернулся, хотя мог бы и поторопиться, зная, что она нервничает и, вообще, мог бы тоже послушать неповторимого Баха, а не ссылаться на надуманную занятость.

- Наконец! Что так долго?! Я уже не знала, что и думать!

- Все нормально, более чем успеваем - времени навалом.

- Опять, наверно, лясы точил с шоферами, одни железки в голове!

- Да ладно.

Грогин подошел сзади к сидящей на скамейке Романовой Светлане и пощекотал ее слегка оттопыренное ушко нежным влажным лепестком большой белой розы.

- Давно ждешь?

- Нет, не очень. Розочка кстати, подарим органисту после концерта.

- А вдруг не понравится?

- Все равно подарим, человек же в первый раз к нам приехал.

- Как хочешь.

Даша протянула Сафиулле руку:

- Привет, мы не опаздываем?

- А черт его знает.

Сафиулла встал на левое колено и поцеловал Дашины пальчики.

- Бог мой, Сафиулла! Ты напился?!

Берг Карл Иванович за полчаса до концерта, брал могучие аккорды, вслушивался в звук и в собственные пальцы. Педаль западала, несмотря на подсунутый под нее толстый кусок черной резины.

К Бергу Карлу Ивановичу подошла Агния Платоновна и аккуратно кашлянула в кулачок.

- Все в порядке, Карл Иванович?

Карл Иванович не хотел скандалить перед концертом, поэтому вымучено осклабился, сказал, что все в порядке и ушел в свою гримерную.

Карл Иванович быстро ходил из угла в угол маленькой гримерной подпрыгивающей журавлиной походкой, неприятно ощущая тоненькие струйки под мышками.

Агния Платоновна постучала толстым обручальным кольцом по блестящей круглой ручке и тут же ее повернула.

- Карл Иванович! У нас полный аншлаг! Я так рада!

- Я тоже рад. Извините! Мне надо сосредоточиться.

- Понимаю, понимаю.

Даша удивленно повернулась к вдруг вставшему, как вкопанному, Сафиулле:

- Сафиулла, что опять?

Сафиулла постоял в раздумье, потом резко отбежал на газон к старой березе и резко согнулся пополам. Даша покачала головой и пошла по мягким лужайкам скверика имени Матросова к ближайшей автобусной остановке.

Агния Платоновна медленно выплыла на середину сцены, приняла на себя первую волну аплодисментов (смысл которых Грогин не совсем понял, но тоже два раза хлопнул в ладоши) и объявила начало концерта.

Из боковой маленькой двери выскочил Карл Иванович Берг, быстро кивнул зрителям, опять радостно зааплодировавшим, сел на красную скамеечку и заиграл малоизвестную токкату еще менее известного немецкого композитора семнадцатого века.

Зрители пятнадцать минут торжественно слушали слегка заунывную музыку и строго косились на того, кто осмеливался кашлянуть или скрипнуть креслом. Еще через пятнадцать минут Карл Иванович Берг закончил токкату, и Агния Платоновна опять медленно выплыла на середину сцены и объявила о премьерном исполнении недавно найденной в архивах Дрезденской библиотеки второй токкаты того же автора. Зал встретил это сообщение более жидкими аплодисментами. Вторая токката походила на первую.

Грогин заскучал и сдвинулся в сторону от Романовой, духи которой резали ему глаза. Светлана Романова морщилась стоптанной набойке на почти новых туфлях, Григорьев с трудом сдерживал зевок, Анастасия Конникова держала руку на колене Димы Конникова, чтобы уловить первые признаки попытки мотнуть ногой, Татьяна Воронкова разворачивала в кармане конфету, а Зоя Игнатьевна Безрукова уговаривала себя, что ничего более божественного, чем органная музыка в живую, она не слышала.

Карл Иванович закончил играть вторую токкату, и на него обрушился шквал аплодисментов облегчения, после чего Агния Платоновна медленно выплыла на середину сцены и объявила антракт. Буфета в доме-музее не было, поэтому слушатели ходили по коридорам и доступным помещениям, делясь первыми впечатлениями.

Быстрый перерыв закончился, слушатели расселись на своих местах, а Грогину показалось, что у Карла Ивановича носки разных оттенков, но он не был в этом уверен и решил после концерта уточнить у Романовой, если та, конечно, сможет что-нибудь сказать толковое - уж больно глубоким и ритмичным было ее дыхание.

Вторая часть концерта была веселее первой, люди узнавали величественного Баха, а некоторые даже предполагали, что, возможно, это не столь известный Персел, и те, и другие, когда Карл Иванович вставал и кланялся, бурно аплодировали, стряхивая нежные стрелки наручных часов.

Анастасия Конникова опустила сильно накрашенные веки - ей было хорошо, потому что она любила музеи, выставки, концерты, премьерные спектакли, одухотворенную атмосферу, приобщение к прекрасному и приобщение к этому же прекрасному сына, который ведет себя, слава богу, спокойно и культурно, не то что девочка слева, ерзающая на стуле весь концерт при полном попустительстве родителей, если бы и мужа в свое время не упустить и... Анастасия Конникова открыла глаза и мягко повернулась к Диме Конникову. У Анастасии Конниковой обмерло в груди, как позапрошлым летом, когда она подплыла к красному буйку, запрещающему дальнейшее продвижение, и дисциплинированно повернула назад к берегу, а в это время ее за ногу дернул вниз Миша Вислогузов, перепутавший в мутной воде Анастасию Конникову с одноклассницей Лыкиной. Дима Конников всунул весь указательный палец в правую ноздрю и с нескрываемым удовольствием вращал им там. За Конниковым Димой с интересом наблюдали: девочка слева, ерзающая на стуле, Грогин, Татьяна Воронкова, Стешкин, Торжков и Карл Иванович Берг, с достоинством опускающий голову, в сторону чрезмерно благодарной публики.

Карл Иванович сыграл последнюю короткую, эмоциональную вещь. Зал встал и очень долго аплодировал. Карл Иванович поклонился и сыграл еще одну последнюю короткую мажорную вещь. Зал опять долго аплодировал, а Трофимов даже несмело крикнул: "Браво!", Карл Иванович опять сыграл маленькую вещь. Зал опять аплодировал, Дима Конников громко спросил у Анастасии Конниковой, когда они пойдут, наконец, домой, и Анастасия Конникова густо покраснела. Карл Иванович повторил первую маленькую вещь. Зал не сдался и опять обрушил на Карла Ивановича шквал.

Карл Иванович выбегал, обалдело улыбался, кланялся, брал два-три аккорда, убегал и опять вбегал.

Грогин постукивал правой ладонью о левую и подумывал, что если неожиданно потерять сознание и грохнуться в проходе, то это концертная лента Мебиуса все-таки разорвется, а то до утра маэстро не выдержит, и дядя Юра, получит еще одного напарника по игре в шахматы.

Валера вымыл посуду, раковину, плиту, ванную, пол и окна, постирал рубашки, белье и носки, выбил во дворе половики, полил цветы, сварил борщ, поджарил картошку с котлетами и испек пирог с мелконарезанными кисленькими яблочками. Валера взвесил на ладони теплую бутылку шампанского, хотел ее затолкать в морозильник и подержать там до приятного охлаждения, но морозильник был забит продуктами, поэтому Валера поставил бутылку в раковину под студеный ручеек водопроводной воды. Валера чуть не включил телевизор, но, подумав, что Даше это может не понравиться, передумал включать и прилег на диван почитать газетку. Валера сладко задремал, запричмокивал губами и засопел.

Два с половиной часа назад Татьяна Игнатьевна заблаговременно позвонила Валере и сказала, что Даша сегодня придет домой, и чтобы они уж как-нибудь все-таки помирились.

Валере снилось, как он ловит губами мягкие, вьющиеся волосы Даши, как Дашины тонкие пальчики гладят его лицо, как все ближе и ближе она наклоняется к нему, как..., когда раздался звонок и Валера, сбрасывая с лица нежный "Спорт-экспресс", бросился встречать Дашу. Валера открыл дверь, а сосед снизу Егор Богомолов все давил кнопку непрерывного звонка.

- Хватит звонить! - я уже открыл дверь! Тебе чего?

- У тебя трубу прорвало, а меня затопило - в кухне тапочки с тараканами плавают.

- Ничего у меня не прорывало.

Валера вместе с Богомоловым зашли на кухню, и носки обоих почти по щиколотку сразу стали мокрыми.

- Что это у тебя шампанское в раковине плавает, и зачем ты воду не закрываешь?

Валера не успел объяснить Богомолову ситуацию, он увидел за спиной Богомолова удивленную Дашу. Даша сделала два шага вперед и тоже промокла по щиколотку.

- Что здесь случилось?

- Понимаешь, Даш, ты извини, я тебя хотел встретить и случайно...

- Спасибо!

- Даш, ты не поняла, я все убрал, пирог твой любимый испек.

- Носки все промокли! Что же это такое! Каждый раз одно и тоже!

- Даш, я тебе сейчас шерстяные носки принесу, Даш, не каждый раз, ты...

- А кто возместит ремонт кухни?

- Какой ремонт?

- Который я только что сделал, между прочим!

- Ты про свой ремонт рассказывай друзьям-алкашам - вода, наверно, хоть немного копоть со стен смыла.

Даша поморщилась, выловила из раковины бутылку шампанского и сунула Богомолову:

- Валера, хватит! Возьмите, дядя Егор, бутылку, извините, что так получилось.

- А огурчик?

- Дядя Егор, вы что же будите шампанское огурцом закусывать?

- А я шампанское у барыги Самоделкиной на бутылку водки сменяю.

Даша бросала большие тряпки в лужу, тряпки темнели и впитывали в себя тяжелую воду, Даша поднимала сочащиеся тряпки и брезгливо передавала их Валере, Валера сильными руками выкручивал тряпки над ванной, пока они не становились почти сухими и опять передавал Даше.

- Даша, случайно все получилось.

- Хватит, надоело, уже полчаса конючишь - случилось и случилось.

Гера пил шестую чашку чая.

- Вкусный пирог, научила тебя все-таки мама пироги печь.

- Она не меня научила - это Валера пирог испек.

- Валера, ты молодец.

Валера смутился, пожал плечами и не нашелся, что сказать.

- А вот борщ ты, наверное, готовила - пресный.

- Да, наверное, я.

Валера с опозданием вышел из легкой задумчивости:

- Нет, борщ тоже я - его я не очень умею.

- Налей мне, пожалуйста, пива, что-то пива захотелось.

Валера открыл запотевшую бутылочку пива и налил в длинный узкий стакан.

- Гер, тебе?

- Нет, я же абсолютно не пью. Кстати, неделю назад на медкомиссии врач меня послушал, пощупал меня, рот мне открыл, всунул в горло мне ложку и говорит: да, батенька, вижу, сколько табачищу выкурено, сколько цистерн водки выпито - погуляли за жизнь. А я ему: мол, не курил ни разу, а насчет водки - хорошо, если бутылка выйдет. Так и не поверил эскулап.

- Как Толик поживает - давно не видела его, подрос?

- Подрос, грубить стал и учится так себе.

- Он же смышленый был, в шахматный клуб ходил с дедом.

- Ходил, но переехали, и перестал ходить, да еще их тренер Юр Юрыч от переутомления на Владивостокскую поместили.

Валера хихикнул и поперхнулся соленым сухариком.

- Зря смеешься.

Валера закашлялся.

- В школе - кошмар, в четвертом классе задают такие задачки, которые мы решали в классе седьмом, каждую неделю сочинение: "как я провел выходной день".

- Что вы пишите?

- Да что там писать - врем про утреннюю зарядку, конструирование, чтение, общую уборку квартиры, выгуливаем несуществующих щенков и так далее.

Даша сделала последний глоток и поставила стакан в раковину.

- Наверно, это прогресс, Гера.

Валера украдкой посмотрел на часы и в программу телевидения.

А Гера, вдруг, стал развивать тему школьного образования. Даша заскучала на сменной обуви, на сборах обязательных денег для подарков, незаметно зевнула, отвернувшись к раковине, на несправедливых оценках и некорректных придирках открыла воду и стала мыть посуду, а на устаревших методиках и косном педагогическом коллективе сказала:

- Гера, давай лучше кино посмотрим.

- Нет, я лучше домой пойду - проверю уроки своего сына.

Валера воспользовался словами Даши и включил телевизор: красивый мужчина ударил некрасивого мужчину в челюсть, тот вышиб разлетевшуюся в куски дверь и упал в бассейн.

Через два часа Гера, долго покопавшись в коридоре, и, никак не поддавшись на уговоры, остаться ночевать в кухне на раскладушке, попрощался и ушел домой.

Грогин поправил галстук Зюзину:

- Ну и зачем ты меня сюда привел?

- Погоди, все будет о'кей.

Нарядно одетые люди ходили по банкетному залу ресторана "Россия", брали со столиков маленькие бутерброды, останавливали официантов с подносами шампанского, собирались группами, разговаривали, представляли одних другим, отпуская в спину третьим некоторые подробности их биографии - одним словом, веселье было в полном разгаре.

Грогин ходил за Зюзиным, который жал всем подряд руки и иногда, показывая на Грогина, говорил, что это Грогин, тогда и Грогин ощущал липкость чужих ладоней.

- Зюзин, ты меня достал - делай, что хотел, и пойдем отсюда.

- Как ты не понимаешь, что это так важно - засветиться в обществе. Грогин, ты расслабься, отдыхай и главное: тусуйся, тусуйся, пофлиртуй с кем-нибудь, только не с длинноногими барышнями в бриллиантах - бандиты, как правило, народ очень консервативный с узкопатриархальным воспитанием.

Грогин нацелился на бутерброд с балычком, слегка сдвинул Зюзина, протянул руку и увидел идущего к нему подполковника Скороходова Никиту Трофимовича в малиновом пиджаке на вырост. Никита Трофимович искренне обрадовался, увидев знакомое лицо, как радовался и другим знакомым лицам.

- Здравствуйте! А я смотрю вы - не вы!

- Здравствуйте, видимо, это я.

- Как жизнь, сколько мы уже не виделись? Замечательно было в прошлый раз, и вы были великолепны.

- Да ну, так уж и великолепен.

- Не скромничайте. О, извините, надо засвидетельствовать почтение Святославу Геннадьевичу.

- Всего хорошего.

Зюзин проглотил сразу два бутербродика с красной икрой и запил их бокалом, успевшего потеплеть шампанского.

- Грогин, ты мерзавец. Я тебя со всеми знакомлю, а тебе трудно представить меня человеку, который близко знает Святослава Геннадьевича.

- Зюзин, ты мне надоел со своей светскостью. У этого подполковника с отшибленной памятью я сидел в отделении, пока меня не вытащил оттуда вечно пьяный друг Сафиуллы Данила Сергеевич.

- Слушай, мне надо взять интервью у самого Святослава Геннадьевича, которое он, по слухам, не прочь мне дать. Пойдем со мной - если что, то лучше умереть с другом.

- Хорошо, попросим, чтобы забетонировали в фундаменте одного дома.

Грогин взял бокал шампанского и чокнулся с бокалом Жанны Богачук.

- Ваше здоровье, несравненная. Если мы не вернемся, считайте нас бизнесменами.

Жанна Богачук загримасничала и пустила через трубочку в свое шампанское несколько пузырьков воздуха.

- Петр, я же тебя предупреждал! Ради бога, не связывайся с этими школьницами, не знающими ничего, кроме мужской анатомии.

Луноход скучал, он не любил шумные сборища галдящих теток и хилых мужчин, каждого из которых он мог бы удавить двумя пальцами. Но обязанности есть обязанности, и пока Святослав Геннадьевич не скажет, придется здесь торчать.

Луноход задержал дыхание, чтобы не втягивать в себя французский освежитель воздуха подполковника Скороходова: зачем держать на подсосе мента, от которого никакого толка, впрочем, Святославу Геннадьевичу, конечно, виднее, денег только жалко, ведь столько еще надо: поменять машину, достроить дачу, ремонт в квартире, а эти кровососки, одна Жанка, стерва, чего стоит...

- Позвольте.

Луноход посторонился и в дверь кабинки Святослава Геннадиевича, тихонько постучав, юркнул Крючок.

- Здравствуй, Святослав Геннадьевич.

- Крючок, я устал ждать, когда бабки принесешь?

- Святослав Геннадьевич, дела не идут, кругом двери бронированные, замки, сигнализация, собаки, конкуренты, дороговизна, представляешь, сколько Буратино за несчастную фомку стал брать?...

- Крючок, меня не волнуют твои дела, ты должен приносить свою долю, тебя же дурака потом из общака в зоне греть будем.

- Святослав Геннадьевич, в какой зоне, типун тебе на язык, и так весь на нервах, еще ты.

- Все равно проколешься - ты старый, пьющий, самообразованием не занимаешься.

- Да ну что ты ей богу! У тебя шутки елки-палки!

- Ладно, чтобы в понедельник деньги были, не принесешь - счетчик включим.

- Мне счетчик? Святослав Геннадьевич, да мы с тобой... Да я столько тебя... Да мы...

- Крючок, я все помню, если бы я не помнил, с тобой бы Луноход разговаривал. Мне, думаешь, приятно со всеми разбираться, у меня врагов знаешь сколько? Либо ты, либо тебя - сам понимаешь.

Крючок расстроено прикрыл дверь кабинки Святослава Геннадьевича. Он пригладил и без того прилизанную бриллиантином прическу, и, не обращая внимание на Лунохода, заинтересованно разглядывавшего его некрепкую шею, ушел в глубину зала напиваться дармовым трехзвездочным коньяком.

Зюзин постукал по плечу Лунохода указательным пальчиком:

- Можно нам побеседовать со Святославом Геннадьевичем?

- Ты что, педик, меня руками трогаешь?! Я тебя...

Луноход перевел внимание на Грогина и еще больше возмутился, потому что это был именно тот, на поведение которого пожаловалась капризная профура Жанка, и которому он собрался сломать нос при случае, хотя и понимал, что, в общем-то, не за что.

- А ты кто такой?!

- Начальник отдела по борьбе с организованной преступностью.

- Чего?

Зюзин умоляюще сжал локоть Грогина и опять попытался привлечь к себе внимание Лунохода:

- Не слушайте его, это журналистские шутки такие. Будьте все-таки добры...

Но в это время из-за отделанной под дуб дверцы высунулся сам Святослав Геннадьевич:

- Что за буза?! Кто такие?!

- Это я - Зюзин.

- А бумагомаратель, а второй кто?!

- Мой товарищ, тоже пописывает в свободное время. Если можно только мне одному, то он подождет меня снаружи.

- Пусть тоже заходит, он мне нравится. Луноход!

- Что, Святослав Геннадьевич?

- Луноход, ты потоньше. Сам понимаешь тебе, тут не в этой, как ее, в общем, давай полегче, мы же не эти, в конце концов!

- А я и ничего совсем!

Грогину не очень хотелось нравиться дородным мужчинам в летах, поэтому он на всякий случай спросил Зюзина:

- Твой уркаган классической половой ориентации?

- Нет, Грогин, - он некрофил.

- Это успокаивает.

Святослав Геннадьевич налил Зюзину и Грогину по полному чайному стакану коньяка и предложил выпить за знакомство. Зюзин несмело высказал желание сначала поработать, а потом так сказать, отдохнуть, но Святослав Геннадьевич настоял на совмещении работы с удовольствиями.

После ударной дозы Грогин и Зюзин стали задавать смелые вопросы и получать смелые ответы Святослава Геннадьевича. В середине беседы Святослав Геннадьевич налил еще по чайному стакану коньяка, после которого Грогин и Зюзин стали задавать совсем смелые вопросы, а Святослав Геннадьевич давать еще более смелые ответы. В конце беседы Святослав Геннадьевич налил по третьему чайному стакану коньяка и предложил Грогину и Зюзину поехать к нему на дачу, где устроить грандиозный загул с визгливыми девочками, бильярдом, купанием в бассейне и беспорядочной стрельбой из крупнокалиберного оружия по пивным банкам.

Алла Кторова сидя в хвойной ванне, позвонила Даше. Даша и Кторова беззаботно поболтали о различных предметах, и Даша уже было собралась попрощаться с Аллой, когда Алла вдруг вспомнила, что посетила недавно с Марселем Кудакаевым кинотеатр имени Гагарина и посмотрела там смешной стерео фильм. Алла за десять минут подробно рассказала Даше часовую комедию с героями, падающими в зал, автомобилями, давящими зрителей первых рядов и прочими эффектами бессюжетной ерунды. Даша мужественно слушала Аллу и чертила на пыльной полировке тумбочки солнышко, речку, девочку, мальчика, домик, лодочку, пальму и птичку.

- Даша, ко мне кажется, Марсель стучится, пока, звони.

- Непременно, пока.

Валера одной рукой приобнял Дашу за плечи, а другой, облокотившись на тумбочку, размазал Дашин рисунок.

- Даша, в ресторане "Россия" сделали такие уютные кабинки для двоих - там сидишь и никто тебе не мешает, музыка хорошая и публика, в общем-то приличная, сходим?

- Наверно, очень дорого?

- Не очень.

Даша представила уютную кабинку, маленький столик, мягкую музыку, хорошее вино и вкусную пищу, которую не надо готовить самой, и согласилась.

У ресторана "Россия" стояло много автомобилей, громко играла музыка, из дверей выходили проветриться разгоряченные отдыхающие.

Швейцар Афанасий Ляпушкин вежливо спросил у Даши и Валеры есть ли у них приглашение. Даша сказала, что у них нет приглашения, и она не знала, что для входа в заурядный ресторан нужно иметь приглашение. Афанасий Ляпушкин снисходительно погладил окладистую бороду и объяснил, что сегодня презентация банка "Недры" и поэтому пропускаются только приглашенные.

Черный длинный лимузин прошуршал около Даши и Грогина. Из него вышли Святослав Геннадьевич и Луноход. Афанасий Ляпушкин элегантно открыл перед ними стеклянную дверь в той степени корректности, когда она, если и переходит в подобострастность, то только чуть-чуть. Лунаход по ходу движения скосился на Дашу: жаль, что сегодня не свободен, а то бы, но с другой стороны от таких одна нервотрепка, а Жанка Богачук вчера смоталась, зараза, но зато сегодня она на две недели вперед отработает, правда, Святослав Геннадьевич говорил о стрелке с Салимом, а девушка хорошая, может быть, пора жениться - дом, обед, ужин, дерево посадить, сына вырастить и ...

- Луноход! ты что сдурел, куда ты попер прямо на стол?!

- О, Святослав Геннадьевич, я что-то это, задумался!

- Луноход! Зачем тебе думать - я-то на что?

Даша подняла воротник плаща Валеры:

- Сегодня нам не повезло. Пойдем.

Афанасий Ляпушкин постучал по тонированному стеклу номерком с вешалки:

- Не расстраивайтесь девушка, при определенных обстоятельствах в виде исключения, мы идем навстречу людям.

- Нет, там слишком много народа, поэтому мы не будем тратить определенные обстоятельства.

- Дело хозяйское, - глаза Афанасия Ляпушкина перестали отражать веселые фонарики вечернего города.

Даша и Валера медленно пошли по аллеи в сторону кинотеатра имени Гагарина, Валера взял Дашу под руку, Даша хотела высвободить руку, но ей было лень.

Порывы ветра мотали из стороны в сторону большой фанерный щит с намалеванными зверскими рожами и надписью в завитушках о том, что в кинотеатре имени Гагарина идет премьерный показ стерео комедии с участием знаменитых актеров и молодых талантливых актрис. Валера выпустил локоть Даши и стал читать все крупные и мелкие надписи на рекламном щите:

- Кино, говорят, интересное, эффекты там всякие и смешное, сходим?

Даша не хотела идти домой еще больше, чем посещать кинотеатры, поэтому она пожала плечами, и они пошли к серому зданию кинотеатра.

Скучающий кассир Бялко Марина Станиславовна вяло продала Даше и Валере два билета без номеров мест - сядете куда захотите. Скучающий контролер Соколов Петр Иванович, не вставая с мягкого кресла, выдрал из билетов по клочку и выдал стереоскопические очки.

В темном зале сидело несколько парочек, командированные на курсы повышения квалификации ведомственных поверителей учетно-расчетных резервуаров Гололобов и Рябов, две благообразные старушки в состоянии глубокой дружбы со времен первой мировой войны, нетрезвый пенсионер Степан Гаврилович и шумная стайка подростков в первых рядах.

Благородный герой плеснул стакан воды в лицо неблагородному герою - зал отшатнулся, и Оксанка захохотала в ухо Светке.

Через пять минут Даша поняла, что именно этот фильм во всех подробностях рассказала ей Алла Кторова.

Две благообразные старушки Анна Петровна и Анна Павловна попросили Оксану вести себя потише, в ответ Оксана захохотала в ухо Иринке.

Даша наклонилась к Валере и сказала, что не хочет смотреть этот дурацкий фильм, а Валера, не поворачиваясь к Даше, заметил, что фильм смешной и совсем ничего. Нетрезвый пенсионер Степан Гаврилович отвернулся от экрана к Валере и Даше:

- Правильно девушка говорит - дрянь фильм!

Даша сказала, что Валера как хочет, а она пошла домой.

Нетрезвый пенсионер Степан Гаврилович подмигнул Даше:

- Молодец девка! - так их!

Валера вдруг заупрямился и сказал Даше, что это ее дело - он будет смотреть до конца.

Нетрезвый пенсионер Степан Гаврилович поднял большой палец Валере:

- Парень, ты тоже молодец - у них на поводу нельзя идти, а то потом сам будешь носки стирать, пеленки гладить, рассольники варить.

Даша бочком прошла к выходу, отдала скучающей билетерше Эмме Никифоровне очки, Эмма Никифоровна зевнула, прикрывшись ладошкой:

- По двенадцать часов работаем, - и выпустила Дашу из зала.

Валера посмотрел в глаза Степана Гавриловича и мысленно шарахнул ему кулаком в лоб. Степан Гаврилович с удовольствием чихнул:

- А вообще-то ты парень дурак, ты уж меня извини за нелицеприятность.

Валера приготовил сложную конструкцию ненормативной лексики с возможным рукоприкладством, но две благообразные старушки Анна Павловна и Анна Петровна обратились к Валере и нетрезвому Степану Гавриловичу с тем, чтобы хоть они-то имели совесть.

Дима Конников привязал один конец бельевой веревки к левому столбу, подпирающему подъездный козырек, а второй конец к правом столбу, подпирающему тот же козырек, и спрятался в кусты в ожидании интересных наблюдений.

Борис Петров пожал вялую руку однокурсника Голдберга и в ответ на его меланхоличное "Пока", сказал свое полное энергии "Пока", сунул под мышку тетрадку конспектов по теоретической механики (и как этот чертов Голдберг только в ней разбирается, ничего не смысля при этом в науках о тайных возможностях человека) и ловко запрыгал через ступеньку чистенькой, широкой лестницы, полного довоенным достоинством, подъезда.

На площадке первого этажа Петров спугнул, тут же разбежавшихся по углам двух серых котов и находящуюся в раздумье выбора белую кошечку.

Петров выскочил из двери со скрипучей тугой пружиной, зацепился ногой за веревочку уже уставшего ждать Димы Конникова, и, простирая руки миру, полетел в газон со слегка вытоптанными "анютиными глазками".

Дима Конников в восторге затаился за колючим кустом шиповника, порванная веревка свисала со столбов отслужившей финишной ленточкой, тетрадка конспектов Голдберга распласталась в пыли, Петров Борис сидел в черноземе газона и безуспешно, несмотря на сильную внутреннюю концентрацию, пытался с помощью аутотренинга остановить капающую из расквашенного носа кровь.

Анастасия Конникова вышла на заваленный различным домашним хламом балкон, зацепила колготки за гвоздь и, не заметив, как пополз капризный капрон, крикнула в синие сумерки:

- Дима! Домой! Дима! Сказка по телевизору началась!

Анастасия Конникова свешивалась с балкона, пока не увидела, как из кустов выбирается ее человечек и торопливо бежит на вечернюю сказку. Как только Дима выбежал из поля видимости, Анастасия Конникова вернулась в комнату к оставленной подруге Людмиле, которая не рассказала еще и половину своих переживаний.

Две сестренки-близняшки Глафира и Капиталина, услышав о предстоящих мультфильмах, перестали раскачиваться на ржавых качелях и тоже побежали домой, еще не ведая о том, что их папа Вавилкин Эдуард Львович основательно разобрал телевизор, решив немного подрегулировать блок цветности.

В троллейбусе номер двенадцать Петров Борис отвернулся от пассажиров к окну и пытался в слабом отражении разглядеть насколько неприлично он выглядит.

Мухутдинов Олег легко узнал сопящую скрюченную фигуру и хлопнул по плечу уткнувшегося в стекло Петрова:

- Мосол, это ты?

Борис обернулся к Олегу Мухутдинову - сам ты мосол, придурок!

- Здорово, Олега, как жизнь?

Мухутдинов Олег увидел под носом у Петрова засохшие красные усики и сказал:

- Хайль, Гитлер! Мосол!

Борис смутился и стал ногтем указательного пальца отдирать больно прилипшие к коже красные кусочки эритроцитов, неприятно вспоминая, как в школьные годы старшеклассник Мухутдинов отбирал у него карманные деньги с обязательным пинком под зад.

- Мне сейчас выходить, Олег.

- Выходи, кто тебе не дает.

Длинный Петров обогнул маленького Олега и подошел к выходу.

- Пока, Олега.

- Пока, Мосол.

Дома Петров умылся, потрогал распухший нос, позвонил Самойловой Светлане и сказал, что сегодня не сможет определить размер и цвет ее ауры, потому что сильно простудился и вынужден сидеть в тепле с температурой тридцать восемь и три. Светлана Самойлова посоветовала Борису пить горячее молоко и чай с малиновым вареньем.

В своей комнате Борис сдвинул тюль и стал разглядывать в подзорную трубу жизнь окружающих в ярком свете незашторенных окон соседних домов. Где-то люди без движения смотрели телевизор, где-то сидели на кухне и тыкали в тарелки вилками, где-то пили пиво и размахивали руками, а на балконе четвертого этажа стояла Даша и смотрела на выпуклые звезды.

Даша быстро нашла большой ковш Большой медведицы, а потом чуть выше маленький ковш Маленькой медведицы, на кончике ручки, которого холодно звала к себе доверчивых путешественников Полярная звезда. Потом мигая красными огоньками, пролетел далекий самолет, спрятался за тучу желтый ятаган нарождающегося месяца, внизу на балкон вышел покурить на редкость вонючую сигарету дядя Егор, на балконе сверху грустно заиграл саксофон, в доме напротив в окне шестого этажа блеснул зайчик от проехавшего автомобиля - опять прыщавый мальчик высматривает переодевающихся ко сну, уставших от детей, мужей, домашнего хозяйства и жизни женщин.

- Что ж вы такую дрянь курите, дядя Егор?

- А?

- Спокойной ночи, говорю.

- Спасибо, Дашенька. Хочешь сорожку вяленную? Я тебе ее сейчас кину, лови!

Даша не успела отказаться, как рыбка взлетела к ее балкону, и пришлось ее схватить двумя руками.

- Молодец!

Даша поблагодарила дядю Егора и ушла в комнату, чистить на газетке рыбку, не спеша есть маленькими кусочками и смотреть фигурное катание по телевизору.

Даша съела рыбку, газетку вместе с мусором выбросила в ведро и достала из холодильника боржоми, но не успела сделать освежающий глоток, как в дверь очень настойчиво позвонили, а потом и застучали кулаком. Даша на цыпочках подошла и увидела в глазок растрепанную Ангелину Семеновну.

- Ой! Даша, дай у тебя схорониться, мой Ильгизка за мной с топором гоняется.

- Заходите.

- Он меня точно убьет!

- В прошлый раз же не убил.

- А в этот раз точно убьет - глаза кровью налил, зубами скрежещет - убьет. Ты одна что ли?

Даша поставила чайник и сочувственно опустила веки, в тысячный раз слушая историю совместной жизни Ангелины Семеновны и Ильгиза Набиевича. На месте четвертого ультиматума, поставленного Ангелиной Семеновной Ильгизу Набиевичу, раздался еще один звонок.

- Не открывай! Это он! Не открывай тебе говорю!

- Не беспокойтесь, я только в глазок посмотрю!

Даша посмотрела в глазок и открыла дверь.

- Сказала же, что не будешь открывать! Он убьет меня!

- Это мой муж.

Валера зашел и испугался:

- Что случилось?

- Ничего.

- Валера, мой Ильгизка спятил, с топором гоняется.

- Опять?

- Опять.

- Может быть милицию вызвать?

- Ой, не надо - они засудят его.

Валера пожал плечами и стеснительно, стараясь, чтобы Ангелина Семеновна не заметила, протянул Даше букетик из пяти маленьких желто-белых астр.

- Немного подвяли, но сказали, что в воде отойдут.

Даша сказала, что пусть отходят, и, не посмотрев на астры, ушла на кухню к Ангелине Семеновне. Валера загрустил, и стал сбрасывать с балкона вниз на асфальтовую дорожку по одной астре.

Ильгиз Набиевич в белой рубашке, черном пиджаке и вишневом галстуке элегантно постучал по металлическому замку и, как ему показалось, обворожительно улыбнулся открывшему дверь Валере.

- Здравствуйте, Валера, моя жена Ангелина Семеновна у вас находится?

- У нас.

- Не мог бы я с ней побеседовать?

Валера позвал Ангелину Семеновну.

- Что ж ты, Ангелина, убежала? Пойдем домой - не надо людям доставлять затруднения.

- Куда топор спрятал, ирод?!

- Помилуй, Ангелина, побойся бога, мне за тебя просто неудобно.

Даша оттеснила Валеру и уперла кулачок правой руки в бок:

- Ильгиз Набиевич, Ангелина Семеновна останется ночевать у нас, а вы, если будете продолжать в том же духе, плохо кончите!

Даша захлопнула дверь и увела всхлипывавшую Ангелину Семеновну в комнату.

- Мы постелем вам раскладушку на кухне, хорошо? Что ты как маятник ходишь, достань из кладовки раскладушку!

Валера, сорвав с гвоздя велосипед, свалив три картонных ящика с полки, вытащил раскладушку и за полчаса собрал ее. Даша постелила Ангелине Семеновне хрустящую простынь, подушку в хрустящей наволочке, одеяло в хрустящем пододеяльнике.

- Даша, зачем все такое чистое - я не лягу!

- Ничего-ничего.

В два часа ночи Ангелина Семеновна поднялась со стонущей раскладушки и тихонечко подошла к спящей на маленьком диванчике Даше.

- Даша, я пойду домой.

- Почему?

- Да мой Ильгизка уже, наверное, успокоился, а мне все-таки неудобно.

- Ну, как хотите.

- Даш, а что вы отдельно с Валеркой спите?

- Это мы вас стесняемся, а так у нас очень интенсивная супружеская жизнь.

- Ну, Дашка, ты даешь!

Даша закрыла дверь за Ангелиной Семеновной, рывком выдернула с раскладушки простынь, вывернула с подушки наволочку, освободила байковое одеяло от пододеяльника, скатала из белья большой ком и бросила его замачиваться в ванну.

Павел Сыртланов поставил автомобиль за киоск "Союзпечати" и удовлетворенно оглядел лежащий, как на ладони, коварный для автолюбителей перекресток Бульвара Славы и Проспекта Октября. Множество висящих, запрещающих и разрешающих знаков, сложная разметка проезжей части, светофоры с различными стрелками, нервная обстановка заторов располагали к творческой работе. Но водители противоположной части дороги издали замечали затаившейся автомобиль Сыртланова, и из ложной солидарности предупреждали своих товарищей из встречного движения помигиванием фар, поэтому Павлу Сыртланову было непросто реализоваться.

Для почину Павел Сыртланов подозвал к себе перебежавшего на красный свет пешехода Бориса Петрова.

-Гражданин, подойдите ко мне! Почему на красный свет переходите проезжую часть?!

-Да я это...

-Назовите свою фамилию, я составлю протокол и выпишу квитанцию на штраф.

-Голдберг...

Борис огляделся по сторонам и, не заметив нигде напарников Сыртланова, оттолкнулся ногой в кроссовке фирмы "Найк" от бордюра и побежал к дому Самойловой Светланы. Сырталнов возмутился, хотел вдогонку Петрову пронзительно свиснуть, но передумал - ведь у пешеходов нет передних и задних номеров, хотя и не мешало бы их ввести.

Павел Сыртланов внимательно изучал документы Балдина, когда около него беззаботно притормозила, пролетевшая на желтый свет Ляля.

-Сыртланов, привет!

Сыртланов не очень искренне помахал Ляле рукой.

-Сыртланов, скажи по рации другим милиционерам, чтобы они меня не останавливали.

-Да я это... У меня связь не очень и диспетчер слушает, да и батарейки почти кончились, вот смотрите - красная лампочка горит.

-Сыртланов, я пошутила, пока!

-Пока, - сказал Сыртланов и, когда Ляля отъехала, добавил, используя короткие емкие выражения, что не является сторонником эмансипации.

Балдин полностью согласился с Сыртлановым, и Сыртланов неохотно протянул Балдину документы с разрешением ехать дальше.

Карл Иванович Берг на автобусе "Аэрофлота" долго тащился через весь город в аэропорт.

Автобус надолго заурчал у светофора, а Карл Иванович равнодушно следил за тем, как старший сержант Павел Сыртланов ходит вокруг желтенького такси Санько Лаврентия Исаевича и не реагирует на бурную жестикуляцию последнего.

Андрей Пантелеевич вместе с Ибатуллиным Ринатом Газизовичем вышли на перекресток, и Ибатуллин показал указательным пальцем на Сыртланова:

-Я его знаю - он у меня права отнял в прошлом году.

-Так давай ему морду набьем!

-Нельзя, а кто за порядком будет следить? На ту сторону перейдем или нет?

-Зачем нам на ту сторону, когда магазин на этой стороне. Вообще-то ты прав, я уже раз пострадал за рукоприкладство.

-Каким образом?

-В сто шестой школе, все курицы из начальных классов как-то разом ушли в декрет, представляешь?

-Ха-ха! Ну, ты даешь!

-При чем тут я, дело в другом.

-А-а, извини.

-Поставили меня преподавать в первом классе, преподаю себе и преподаю, а один шпингалет все в меня из ручки целится и стреляет. Я день терпел, два терпел, на третий говорю: перестань целиться, гад, - он все равно целится, я ему опять: перестань, ублюдок, - все равно целится, и как-то в понедельник, после праздника я не выдержал - он на меня только свою ручку-пистолет поднимает, а ему подзатыльник!

-И что?

-Ничего, - по собственному.

-Да, дети совсем разболтались, мы не такие были - родителей боялись и уважали.

-А учитель был, как десять родителей - его в десять раз больше боялись и уважали. Может быть, все-таки водочки возьмем?

-Нет, только вино, с водки я нервничаю.

Павел Сыртланов устал, он сел в машину, включил радио на волне с песнями про настоящую любовь и стал думать о том, как придет сегодня вечером в гости к Наде Лифановой, менеджеру магазина "Солярис", подарит ей коробку конфет, бутылку шампанского или ликера "Амарето", которую они тут же разопьют, что еще больше укрепит их дружбу, естественно переводя ее на рельсы более конкретных отношений. Павел Сыртланов давно переживал, что у него не было настоящей любовницы, а почти у всех сослуживцев были долговременные, загадочные пассии, о которых они многозначительно намекали и, покачивая головой, цокали языком, у него же, кроме строгой и консервативной жены Эльвиры, да проституток, поставляемых пьяными сутенерами с фальшивыми правами, никого не было.

Павел Сыртланов чуть успел выскочить из машины и вытянуться перед автомобилем с мигалкой, в котором ему показывал кулак Захар Викторович, а за автомобилем Захара Викторовича ехали автомобили мэрии и первых лиц крупных предприятий. В предпоследней машине главный инженер объединения "Электросила" Муратов Мэлс Эрастович читал внутри газеты "Парламентский вестник" газету "Спид-инфо".

Тетя Зина плавно повернула левую ручку на себя, а правую от себя, и ее трамвай, предупредительно позванивая, переполз перекресток. В трамвае тети Зины на первом сиденье дремал Темирханов Сафиулла и видел во сне, что управляет трамваем, а трамвай, несмотря на интенсивное вращение, непонятно откуда взявшегося большого черного руля, все равно съезжает с рельс и разрезает огромными стальными колесами маленькие автомобильчики пополам.

На заднем сиденье сидел Синилин и нервничал, потому что опаздывал на работу, а бригадир Ильгиз Набиевич ему сказал на прошлой неделе, что ему надоели его фортели, и если он не хочет работать, желающих на его место полно, так как на дворе не развитой сентиментальный социализм, а безжалостный капитализм со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Между Сафиуллой и Синилиным колыхалась рыхлая толпа раздражительных пассажиров и не у всех из них были билеты, а на следующей остановке стояла бригада крепких и принципиальных контролеров.

Воспитательница детского сада номер двадцать семь Бэлла Ростова подвела выстроенных попарно галдящих детишек к пешеходному переходу.

Витя Салимов толкнул Диму Конникова:

-Москвич сильнее жигуленка!

Дима Конников толкнул Витю Салимова:

-Жигули сильнее москвича!

Загорелся зеленый свет, и Бэлла Ростова повела свой гомонящий выводок через дорогу, ее сопровождал грозно свистящий в разные стороны старший сержант Павел Сыртланов.

Черный, блестящий лимузин подрезал тарахтящий уазик и первым встал на белой стоп-линии перед светофором.

Святослав Геннадиевич посмотрел сквозь Павла Сыртланова вдаль, где в промежутке между торчащими темно-серыми домами виднелся кусочек голубого неба. Павел Сыртланов тщательно протер свою черно-белую палочку, потом стал разглядывать до блеска начищенные форменные ботинки.

Даша беззаботно помахивала ярким пакетиком, ее радовало теплое вечернее солнышко, растянувшийся на пыльном тротуаре барбос, она вспоминала чаек, которых только что кормила белой булочкой в маленьком скверике с мелким озером посередине и ей почему-то нравился молодой человек в черном плаще на противоположной стороне дороги.

Грогин удивился тому, как похожа девушка, идущая ему навстречу, на Дашу Лозье с фотографии в квартире Сафиуллы. Даша и Грогин встретились на асфальтовом пятачке, там, где трамваи обычно выпускают своих истомившихся пассажиров. Даша взглянула на Грогина, Грогин взглянул на Дашу.

Для автомобилей загорелся зеленый свет, и они ринулись вперед к следующему светофору.

Грогин осторожно улыбнулся Даше, Даша мягко чуть заметно улыбнулась Грогину и поправила пуговичку на белой кофточке.

Звякнул подошедший трамвай, и из него высыпали усталые люди с большими сумками, тележками, саженцами, мотыгами, рюкзаками и кричащими детьми.

Для пешеходов загорелся зеленый свет, Даша вместе с одной половиной бывших пассажиров трамвая перешла на правую сторону, а Грогин вместе с другой половиной на левую сторону.

Грогин остановился около женщины, продающей семечки, и подумал: а куда, собственно, идти дальше?

-Семечки будешь брать?

-Нет, спасибо.

-А что тогда встал как столб?! Люди семечки хотят купить, а он встал тут и загораживает!

Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

230394	2001-06-12 16:06:25

230415	2001-06-13 15:01:43

- Хорошо, но к концу бессюжетность несколько утомляет.

230423	2001-06-13 19:09:38
ц

- А сюжет-то есть!