|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Праздничность Гоголя:
часть 2
Злокозненная виртуальность
Притяжение своего и отторжение чужого - два взаимообразных процесса, задающих типы поведения и культурные коды, матрицы народного сознания. Истоки их - в земле, в ланшафтных сообщениях: "на языке ландшафтов с человеком разговаривает Бог". Гоголь стремился понять образы этого языка - во время работы над "Вечерами" он преподавал историю и географию детям, читал курс лекций и замышлял издание под названием "Земля и люди". Конек Гоголя - переселение народов: освоение новых ландшафтов людьми и "приручение" новых народов ландшафтами.
Оригинальную демонически-ландшафтную модель Гоголь строит в "Заколдованном месте". Здесь он описывает фальшивый, нереальный ландшафт. В этот ландшафт герой попадет дважды - и всякий переносится туда из одного, "заколдованного места". Другим путем туда не попасть, этот ландшафт - нечто вроде виртуальной реальности: она смахивает на настоящую - но не тождественна ей - тут совмещается несоединимое и происходит необычное. Первый раз герой (старый уже дед) попадает туда, когда трижды пытается вытанцевать фигуру на баштане: "пошел хрен вывертывать ногами по всему гладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только то ж дошел однако до половины и хотел разгуляться и выметнуть на вихорь какую-то свою штуку, - не поднимаются ноги, да и только! Что за пропасть! Разогнался снова, дошел до середины - не берет! ... Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины - нет! не вытанцовывается, да и полно!" Дед поминает недобрым словом "шельмовского сатану" - и тут же оказывается вдали от баштана, в гладком поле. Здесь он видит огонек на могилке (верный признак клада), заламывает веточку дерева на память - и возвращается на баштан. Прийти обычным ходом назад ему удается - но попасть в это место на следующий день он не может. Место это имеет выход - но не имеет обычного входа. Специалисты по топологии могли бы обьяснить наличие подобного рода сингулярности - ложный ландшафт является примером проникновения в наше обычное трехмерное пространство иных измерений. Но самое удивительное в этом рассказе - не возможность современной научной интерпретации, а ощущение созидания самого пространства, построение чувственного мира с помощью ограниченного человеческого восприятия. Чуть подвигаются привычные ориентиры - и человек теряется: знакомое становится незнакомым, свое - чужим.
Для того, чтобы мир был узнаваем, нужна специальная деятельность по поддержанию его существования. Эта деятельность так же незаметна и необходима, как дыхание. Сходный концепт мы встречаем у аборигенов Австралии - там необходимо постоянно описывать мир в песне - и путешествие человека по определенному маршруту имеет результатом песню-описание ландшафта, которая поддерживает не только стабильность, но и саму реальность видимого мира. В рассказе Гоголя мы имеем дело не просто с глубокой архаикой (об чем писал Андрей Белый), здесь архаика смотрится в зеркало современности и осознает себя в весьма знаменательном ключе - как подоплеку реальности. Любопытно сравнить построения Борхеса, Маркеса и прочих представителей латиноамериканской прозы "магического реализма" с рассказами Гоголя. Здесь же можно вспомнить мистификаторские опусы Владислава Отрошенко, развивающего сходные представления в русской прозе. Рассказ Отрошенко "Тайны жалонерского искусства, или разоблачение доктора Казина" повествует о создании самой реальности с помощью специальных маневров - идея, родственная "Заколдованному месту".
Деду в "Заколдованном месте" удается вернуться в "ложный" ландшафт еще
раз - вновь произведя некоторое энергичное действие на том же самом месте,
где не вытанцовывался гопак. Ландшафт этот оказывается густо насыщенным
духами, которые деда передразнивают - но отчаянный смельчак работает в
поте лица, отрывая клад. В конце концов он оказывается в дураках - в место
золота обнаруживает мусор! И дед заклинает внуков не верить сатане. Это,
пожалуй, самое странное: значит, все предыдущие действия, которые привели
деда к краху и осмеянию основаны были на вере черту! Получи он другой результат
- внуки его ходили бы в золотых жупанах - и не пришлось бы рассказчику
служить дьячком в диканьской церкви! Зачем же заклинать и твердить очевидное?
Не потому ли, что человек склонен в обыденной жизни "доверять черту" -
пускаться в самые сомнительные предприятия и пользоваться поддержкой нечистой
силы?
Смысл жизни
Книга "Миргород" подитоживает мотивы сельские и демонические и переходит к новой теме, описывает мир города. Отдельные новеллы "Миргорода" более расходятся друг от друга, чем рассказы "Вечеров" - они и написаны в разное время, здесь нет единой темы. Истории сближены между собой несчастными концами. Большинство рассказов из "Вечеров" повествует о каких-то критических моментах в жизни молодых селян. Здесь же речь идет о жизни в целом. Встает вопрос о смысле жизни, о системе ценностей человека. Тарас Бульба говорит кошевому в Сечи, который не соглашается нарушить мирный договор с султаном:
"- Так, стало быть, следует, чтобы пропадала даром казацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы? Так на что же мы живем, на какого черта мы живем?"
Мы имеем дело с описанием образа мысли народного героя. Архетип героя (так, следуя Юнгу, можно характеризовать суть Тараса Бульбы), хранится в облике жизни казака. Описание этой жизни Гоголем симптоматично: "Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и в прибавку к тому, гулять, как может только один русский, - все это было ему по плечу". При необходимости раздавался призыв есаула по площадям и рынкам всех местечек: ""Вы, плугари, гречкосеи, овцепасы, баболюбы! полно вам за плугом ходить, да пачкать в земле свои желтые чоботы, да подбираться к жинкам и губить силу рыцарскую! Пора доставать казацкой славы!" И слова эти были как искры, падавшие на сухое дерево. Пахарь ломал свой плуг, бровари и пивовары кидали свои кади и разбивали бочки, ремесленник и торгаш посылал к черту и ремесло и лавку, бил горшки в доме. И все, что ни было, садилось на коня. Словом, русский характер получил здесь могучий, широкий размах, дюжую наружность".
Если принять эти слова за чистую монету, то получается, что у русского человека глубоко внутри сидит антипатия к обыденному труду - ломание плуга и битье горшков можно рассматривать как переход к другому, более высокому и ценному режиму жизни - к военному, который неот единим от разгульного, праздного и праздничного. Жизнь на самой Сечи, по описанию Гоголя - сплошной праздник. Баталия описывается как "кровавая ярмарка" - здесь идет обмен ударами вместо обмена товарами: око за око, зуб за зуб, смерть за смерть - в отличие от обычной ярмарки, здесь на кон выставлена жизнь. Цена жизни определяется наличием в ней прежних подвигов, которые тут же и описываются. Убитый враг раздевается - его конь, доспехи и оружие служат добычей. Однако тот, кто слишком увлечен добычей (на поле боя охотится за одеждой мертвецов) становится жертвой сам.
Заметим, что образ жизни казаков на Сечи напоминает образ жизни воинов= кшайтриев в Индии. В соответствии с таким образом выстроен и смысл жизни казака, который изложен самим Тарасом Бульбой - после избрания его наказным атаманом над козаками, оставшимися осаждать Дубно, перед битвой Тарас произнес такие слова:
"Хочется мне сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести была земля наша: и грекам давала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же, как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищии, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей [...] Знаю, подло теперь завелось на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурменские обычаи; гнушаются языком своим; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке... Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется он когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит на то у них мышиной натуры их!"
Перед нами - кодекс веры, подкрепленный кратким изложением истории. Речь Тараса Бульбы основывается на фундаментальных образах - и поэтому продолжает оставаться актуальной на протяжении столетий. Она может и сейчас с успехом быть произнесеной на митинге и опубликованной в газете, как полная свежести мысли. Эта речь - напутствие бойцам перед смертельной схваткой: они должны знать, за что воюют и умирают. Высшими ценностями здесь являются Русская земля и товарищество, ее обьемлющее и защищающее. В товариществе, любви всей душой близкого человека, явлена специфика русского народа, который способен к проявлению родства высшего рода - не по крови, но по уму, сердцу, духу - по всему сразу...
Если товарищество - самая великая ценность, то самым большим грехом является предательство. Главная святыня сына Бульбы Андрия - любовь к женщине - входит в конфликт с ценностями отца. Для отца такая любовь есть непозволительная слабость: "Не доведут тебя бабы к добру" - говорит он сыну. Коллизия между индивидуальным и коллективным, приватным счастьем и общим делом решается Тарасом Бульбой в духе военного времени: сын-предатель уничтожается. Интересы коллектива - выше интересов семьи и рода. Тарас приносит в жертву своим святыням сына. Сын же оказывается смел только на расстоянии от отца. Вблизи свято блюдет авторитет старшего: попав к отцу в руки, не пытается избегнуть наказания.
Пока идет "семейная сцена" казни, казаки проигрывают сражение. Внимание наказного атамана и его сына Остапа (атамана куренного) стоит дорого во время битвы. Казаки шлют гонцов и молят Тараса посмотреть им перед смертью в глаза. Однако он занят местью. Мог ли предводитель, удалившийся в решающий момент сражения, спасти положение дел? Так или иначе, дело его проиграно - и другой сын попадает в плен. В конечном итоге, пресекается род Тараса, гибнет и он сам, не будучи способен соизмерить малую утрату (потерю люльки) с утратой всей своей жизни. Соизмерение малого с большим, коллективного с родовым, а того - с индивидуальным - вот то поле ценностей, которое рассматривает Гоголь, на котором он разворачивает свои сюжеты.
Молодые сыновья Бульбы пали жертвами неудержимого характера своего отца, его жестокого нрава, проявившегося с первых строк повести. Выпускники Киевской бурсы увозятся от матери на следующий день после приезда домой на Сечь и гибнут через несколько месяцев в малоприятных обстоятельствах - один от рук отца, другой - на колесе, как разбойник в Варшаве. Система и анти-система, королевская власть и запорожская вольница перемалывают двух красавцев, жаждущих подвигов, в прах.
Нечто похожее происходит с еще одним воспитаником Киевской бурсы - философом Хомой Брутом. Он не жаждет подвигов - но его находят, излавливают и понуждают к оным. Сначала ловит панночка, потом ее отец - с помощью начальства бурсы. И здесь система православного образования и анти-система нечистой силы объединяют усилия, чтобы уничтожить молодого человека.
В повести "Вий" дочь сотника - панночка присматривает себе жертв из числа лучших молодцев не только на селе - в городе. Власть ее отца, богатого и знатного хозяина распространяется до Киева. Философа Хому Брута доставляют под конвоем из бурсы в ее родное село. Предлогом служит необходимость отпевания мертвой красавицы, по сути речь идет о мести. Философу приходиться защищаться - читать заклинания против нечистой силы. Отпевание превращается в настоящее сражение с духами, где обе стороны пользуются заклинаниями. И если в первой битве между Брутом и панночкой, которая проходила в чистом поле верх одержал он, то в церкви он проигрывает. В отношениях философа и панночки нет романтики - ведьма желает воспользоваться человеком, по существу принести его в жертву. Ей это не сразу удается - она гибнет сама, но затем тащит его в могилу.
Духовная битва, сражение между человеком и ведьмой происходит в храме. Хома Брут знает какие-то способы защиты - но они не безграничны, не абсолютны. Православию не свойствены заклинания, это формы дохристианские, но именно они понадобились, когда битва пошла не на жизнь, а не смерть. То же касается и заколдованного круга - в который не может проникнуть нечисть. Духи мобилизуют из своих рядов "начальника гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли". Вий описан в виде "приземистого, дюжего, косолапого человека". Героя подводит любопытство, интерес, что-то, что заставляет его взглянуть на Вия. Этот контакт оказывается смертельным. Недаром в православии говорится о необходимости игнорировании зла - вступление с ним в любое сообщение, даже в виде борьбы - крайне опасно. Зло имеет глубокие дохристианские корни - оно связывается с хтоническими существами. Но и энергия сопротивления злу тоже берется из области дохристианской культуры: язычество язычеству рознь.
Гоголь и шумеры
Во времена Гоголя еще не были известны самые древние предания - мифы шумеров. Их записи обнаружили археологи на глиняных табличках, вырытых из-под песка в Междуречьи. Только через пятьдесят лет после смерти Гоголя были расшифрованы шумерские предания о богине Инанне, об Энлиле и Нинлиль. Сказание об Инанне, которая решила сойти в преисподнюю, с точностью до деталей совпадает с историей про красную свитку, которую он изложил в рассказе "Сорочинская ярмарка". Тарас Бульба говорит у Гоголя те же самые слова, что за пять тысяч лет до него сказал герой шаманского мифа "Сказание о Гильгамеше" дикий человек из степи Энкиду: "Без дела сижу, пропадает сила!"
В шумерском предании Инанна спускается в преисподнюю. В рассказе Гоголя черт поднимается из пекла - из преисподней. Дальше следуют совпадения - богиня теряет одежду (с нее снимают), и черт теряют одежду (он ее пропивает в шинке). Одежда символизирует в преданиях силу и энергию. И богиня и черт, оказавшись во враждебном им мире, теряют силы. Дальше в шумерском мифе с богиней происходит превращение - вернувшись из подземного царства, она становится опасной для окружающих, приносит им несчастье. Так же точно оказывается опасной чертова свитка в рассказе Гоголя.
Сказки произошли из древних мифов (строго говоря, сказки и мифа могут и не состоять в отношении прямого родства типа наследования: речь идет о восхождении к одному источнику, едином происхождении, связи с мифо-ритуальными действиями и архетипами сознания). В истории про красную свитку миф всплыл через толщу тысячелетий "кверху брюхом", вывернулся наизнанку. Богиня сменилась "чертовой свиткой". Когда в рассказе заходит впервые разговор о красной свитке, Гоголь описывает, как милуются главные герои - Параска и Гриць. Парня и девушку тянет друг к другу неведомая сила. Так же точно тянутся и куски "чертовой свитки" друг к другу. Сила этой тяги, "чертова сила" символизирует любовь. Как раз богиней любви в древности считалась шумерская Инанна. При всех изменениях мифа за пять тысяч лет, смысл его не изменился - он показывает правила развития любви. Гоголь точно почувствовал эти правила. В его рассказе история про красную свитку используется цыганами, чтобы соединить любящих. За это Гриць приносит жертву - отдает цыганам почти даром своих быков. Любовь требует жертв.
Шумерская культура служила основанием вавилонской, греческой и всех европейских культур. Народы, которые жили вокруг Средиземного моря несколько тысяч лет назад, не исчезли бесследно - они оставили память о себе в преданиях.
Можно проследить связь "Вия" с шумерским мифом "Энлиль и Нинлиль". Это один из самых древних и загадочных мифов. Речь в нем идет о том, как бог Энлиль с помощью заклинаний соблазнил прекрасную девушку Нинлиль. Боги возмутились невиданному проступку - использованию заклинаний "в личных целях". За поругание своей дочери сурового наказания потребовала мать Нинлиль - и Энлиль был сослан в преисподнюю. Однако Нинлиль пошла за ним. Энлиль трижды принимает обличья стражей подземного царства и трижды соблазняет Нинлиль. В мифе Энлиль и Нинлиль избывают гнев богов - и воссоединяются.
В Комментарии к академическому собранию сочинений Гоголя указан ряд родственных фольклорных мотивов, что легли в основание "Вия". В одном из них парень соблазнил девушку, она умерла - и ведьма-мать мстит ему, заставив три ночи отпевать девушку, в то время как его "атакуют" духи из преисподней. Славянская сказка этого вида - промежуточное звено между шумерским мифом и "Вием". В повести Гоголя по сравнению с мифом мы видим выворачивание ситуации наизнанку: мстящая мать заменена грозным отцом, вина с парня перекладывается на панночку. Ведьма, пристающая к парню, есть перевертыш Энлиля, соблазняющего Нинлиль. Энлиль принимает обличья страшных стражей подземелья - хтонических чудищ - а ведьма призывает ужасных гномов себе на подмогу.
Приставание происходит трижды. Время - между двенадцатью и петухами: когда размыкаются законы "верхнего" мира и демоны "нижнего" прорываются в храм. Время переворачивает, инвертирует пространство - сакральное становится скверным. Происходит "посрамление божьей святыни", церковь подвергается нашествию бесов. Это вывернутые наизнанку "волшебные помощники" - помощники зла, а не добра. Они помогают убитой ведьме в мести. Сражение между Хомой и панночкой происходит с помощью заклинаний. Именно заклинаниями силен Энлиль. Заклинание слепо - оно не требует глаз, и Хому губят глаза - он мог бы не глядеть на Вия.
Взаимодействие пространства и времени в мифе и повести Гоголя крайне любопытно. В мифе нет времени (есть намек на то, что время родилось в конце этого мифа, по крайней мере у Энлиля и Нинлиль родился ребенок, ставший божеством Луны-Месяца). В повести время критично: оно диктует ночную инверсию пространства. Утром все встает на свои места, происходит новый переворот - и когда нечисть так увлекается поисками и уничтожением Хомы, что не слышит петухов, то гибнет: "испуганные духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь, но не тут-то было; так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах. Вошедший священник остановился при виде такого посрамления божьей святыни - и не посмел служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги." Пространство, где были нарушены законы, определяющие соотношение между святыми и скверными силами, исчезает.
Вий у Гоголя является вместо "старшей ведьмы", которая помогает девушке отомстить в сказке. Историю можно прочитать и с "другой стороны" - со стороны брошенной (убитой) панночки - если бы слово дали ей, она бы могла поведать все иначе, что-то сказать в свою защиту. У Гоголя мотива действий панночки мы не находим - кроме как желания "ездить" на молодых красавцах и приносить в жертву лучших - ("редкий был человек", "такой был псарь, что и на всем свете не можна найти" - сказано про Микиту, "славный был человек", "знатный был человек" - про Хому Брута). В сказке мотив - возмездие, в мифе возмездие соседствует с предопределением и любовью. Миф начинается с осквернения (использования заклинания для соблазнения) - повесть заканчивается осквернением.
Поклонение огню
Гоголь обладал даром вызывать души людей - подобно колдуну из "Страшной
мести", он улавливал их, держал в своей власти. Сам он признавался в "Авторской
исповеди": "Я никогда ничего не создавал в воображени и не имел этого свойства.
У меня только то и выходило хорошо, что взято было из действительности,
из данных, мне известных. Угадывать человека я мог только тогда, когда
мне представлялись самые мельчайшие подробности его внешности. Я никогда
не писал портрета в смысле простой копии. Я создавал портрет, но создавал
в его вследствие соображенья, а не воображенья. Чем более вещей принимал
я в соображенье, тем у меня верней выходило созданье. [...] воображенье
мое до сих пор не подарило меня ни одним замечательным характером и не
создало ни одной такой вещи, какую где-нибудь не подметил мой взгляд в
действительности'
Во времена Гоголя сказки мало кто воспринимал всерьез. Одним из первых, кто привлек внимание образованного общества в России к народным преданиям, был Гоголь. То, что мы сейчас считаем самим собою разумеющимся, было когда-то открыто им. Сам он любил веселиться в кругу близких, где чувствовал себя свободно - рассказывал смешные истории, пел, порой пускался в пляс. За добрым застольем с вкусными кушаниями, среди своих Гоголь был душой общества. Совсем другое дело - чопорные собрания знатных особ. Здесь Гоголя как будто подменяли. Он становился нелюдимым, чурался незнакомых и рта не хотел открыть. Иногда он прятался в глубине комнат, забирался на диван и засыпал.
Различие в поведении среди "своих" и среди "чужих" легко обьяснить, если представить, что в Гоголе было что-то от шамана. Свои пляски и праздничные действия шаманы не выносят на публику - они устраивают их только для своего племени, круга лиц, давно знакомых между собой. Появление незнакомцев в своем кругу шаманы воспринимают как вторжение неизвестных "нечистых духов" и относятся к ним с опаской. Большого труда стоило уговорить Гоголя познакомиться с неизвестными людьми. Обычно у него в таком случае быстро портилось настроение и он старался исчезнуть, ссылаясь на нездоровье.
Есть множество воспоминаний современников, указывающих на шаманские способности Гоголя - например, свидетельство Аксакова, что тот застал писателя за работой "в следующем фантастическом костюме: вместо сапог - длинные шерстянные русские чулки, выше колен; вместо сюртука - сверх фланелевого комзола - бархатный спензер; шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове бархатный, малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок". Гоголь долго смотрел на потревоживших его Жуковского и Аксакова "не узнавая". Известно, что шаманы облачаются в специальные шаманские одеяния, которые помогают им совершать волшебные действия. Экстатическое состояния писателя выражались и в пляске (по воспоминаниям Анненкова) и в особых позах ("он выглядел как жрец, готовящийся совершить жертвоприношение" - характеризовал Гоголя Погодин).
Существует "шаманская болезнь" - состояние, в котором шаман находится на границе между жизнью и смертью. Гоголь за границей перенес странную болезнь: писателя посещали видения наяву. После этого он стал очень набожным и заговорил с друзьями тоном пророка. Эти свидетельства складываются в совершенно определенный образ. "Дьячок из Диканьки" имел в своем роду священников - наследников древней касты жрецов. Близость к царям - еще один признак жрецов. Гоголь, как известно, получал разрешения на публикацию своих книг и постановку "Ревизора" от царя. Из этого же источника, благодаря своим покровителям - Жуковскому и Плетневу, - получал он и финансовую поддержку.
Жрецы считались посредниками между миром людей и миром богов. Они отправлялись
в "путешествия", во время которых их душа покидала тело и странствовала
в пространствах прошлого и будущего. Сейчас установлено, что возможны необычные
душевные состояния, которые напоминают сон наяву. Люди, которые пребывали
в этих состояниях, могли предсказыать будущее. Гоголь почувствовал дух
древней культуры и смог передать его в своих рассказах - верно, далекие
предки его были жрецами? Шаманы, жрецы или волхвы - служители
культа были во всех древних религиях. Однако разные народы верили в
разных богов, поклонялись разным стихиям. Чему поклонялся Гоголь?
Все свои комичные и веселые произведения Гоголь создал за семь лет, пока жил в Петербурге. Потом он принялся переезжать с места на место и сочинять "Мертвые души". На это у него ушло лет пятнадцать. Работал он очень много, и почти ничего не печатал. В конце концов принялся жечь написанное: напишет второй том "Мертвых душ", и сожжет, потом напишет заново - и опять сожжет... С точки зрения религии огнепоклонников действия Гоголя имели смысл. То, что сгорает, попадает сразу к богам, воспаряет к небесам. Гоголь писал: "жгу, когда нужно жечь, и видно, поступаю, как нужно - потому что без молитвы не преступаю ни к чему".
Может быть, Гоголь был огнепоклонником? Эта догадка показалась бы смешной сто лет назад - но в ХХ веке психологи открыли, что в душе человека есть пласты, связанные с древностью. Опыт жизни наших предков длиной в тысячелетия находится в нашем сознании в "сжатом виде". Так в глубине земли хранятся подземные ископаемые, нефть или газ. Художник или писатель в своем творчестве "копают" очень глубоко - они дают выход психической энергии. Из скважины брызжет нефть или выходит с шумом горючий газ, которые обладают огромной энергией. Эта энергия приводит в движение машины и поезда, согревает дома. Подобно этому, творческая энергия писателя может передаваться людям, приводить в движение их мысли, наполнять сердца чувствами, согревать их души.
В душе человека хранится огромная энергия. Так же точно, как может случиться
пожар на нефтяном месторождении и сила пламени станет неуправляемой, может
сгореть в nворческом порыве художник или писатель. Это происходит с теми,
кто не умеет рассчитать запасы своих сил. В молодости у человека больше
здоровья - поэтому особенно опасным для художников и писателей оказывается
переход от молодости к зрелости. Как человек восстанавливает свои силы?
В кругу друзей и родных, в обращении к религии, вере в Бога. Гоголь был
православным. Но православие пришло не на пустое место - на Руси еще до
рождества Христова были распространены религии, которые призывали к
человеколюбию. Самой известной из таких религий был зороастризм - поклонение
огню.
Круги города
Завершаются "Вечера" рассказом "Заколдованное место" - о месте, где где разрываются представления о реальности. Это чертово место может служить только свалкой, его огораживают и сюда сбрасывают мусор. Город является в значительной степени такой свалкой - в нем скапливаются люди, неспособные вырваться из заколдованных кругов. Примеры таких кругов даны Гоголем в книге "Миргород". Здесь появляются оторванные от натуральности сельского быта мотивы. Эти мотивы намечены как тенденция и в самой хуторской жизни - например, обжорство героя "Старосветских помещиков" является доминантой его существования. Происходит невосполнимое оскуднение хозяйства. Роща редеет, приказчик и войт тянут все в свои хаты - и так далее. Прожорство и корысть превосходят природное изобилие. Наследник разоренного хозяйства почти не заезжет в свою деревню - путешествует по ярмаркам, где "осведомляется о ценах на разные большие произведения, продающиеся оптом, как-то: муку, пеньку, мед и прочее, но покупает только небольшие безделушки, как-то: кремешки, гвоздь прочищать трубку и вообще все то, что не превышает всем оптом своим цены одного рубля." Как по-новому поворачивается тема ярмарки в повести, открывающей "Миргород!" Занятие наследника "Старосветских помещиков" - пародия, иммитация деятельности. Заметим, что еще в "Вечерах", в "Федоре Ивановиче Шпоньке и его тетушке" есть концепт барской беспомощности: женитьба кажется герою то действием из разряда апокалиптических (тянет его жена на колокольню, а он - колокол), то из разряда дел ярмарочных (жену отмеряют в лавке, как материю). Простые парубки у Гоголя добиваются своего, преодолевают затруднения и женятся - барчук же сорока лет оказывается инвалидом, неспособным без тетушки ни к каким решительным поступкам.
Для Тараса Бульбы заколдованным кругом является военный образ жизни. Он не может жить без подвигов: "пропадает казацкая сила". Заколдован круг ссоры двух помещиков. Круги чертит на полу вокруг себя герой "Вия" Хома Брут - эти заколдованные круги вместе с молитвами должны спасти его жизнь. Здесь другой аспект образа круга, охранительный - пока человек находится в таком кругу, он защищен.
В "Миргороде" появляется образ автора - пjвествование ведется от первого лица, является сетующий и взыскующий писатель, наряду с гимнами персонажам представлена индивидуальность автора без маски - ни рудый Панько, ни пасичник и дед - а сам Николай Васильевич Гоголь раскрывает свои душевные привязанности. "Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" имеет ярмарочный сюжет. Иван Иванович захотел выменять ружье у Ивана Никифоровича. Ружье попало в его поле зрения в тот момент, когда были вынесены во двор сушиться вещи И. Никифоровича (случилась нечаянная экспозиция). И. Иванович решил, что ружье соседу ни к чему. Явился к нему посольством. Тот почивал голышом. В продолжении разговора трижды выругался чертом. В ответ на предложение И. Ивановича обменять ружье на свинью назвал того гусаком. С этого все и началось.
И. Никифоровича можно легко понять. Сосед увидел ярмарку там, где ее не было. Ружье на продажу никто не выставлял. Хозяин с ним расставаться не хотел - оно придавало ему статус и ощущение безопасности. Он точно почувствовал, что за предложением отдать ружье скрывается неуважение к нему и преувеличенное мнение о собственной персоне. Хотя И. Никифорович был и наг, он ни в какие игры играть не намеревался, статус свой не хотел понижать. Ярмарка и карнавал - весьма условные и ограниченные явления. Не все люди и не всегда могут не участвовать. Если один человек склонен легко относиться к смене ролей, вещей и статуса - другой здесь более непреклонен. Ярмарка в голове И. Ивановича завелась не случайно - он подразумевал свое более исключительное положение и относился к соседу с иронией. Это желание одного человека решать за другого вопросы статуса и взбесило И. Никифоровича.
Весь "Миргород" повествует об утратах. Умирают старосветские помещики. Гибнет Тарас Бульба после потери сыновей. Переставляется панночка и тащет за собой в могилу Хому Брута. Потеря дружбы, времени, затраты на бесконечную тяжбу о "чести и достоинстве" - результат "Повести о том ..." завершающей книгу "Миргород". Мир города, город как мир оказывается немирным - а опасным и конфликтным, в отличии от мира хутора, несущего в себе следы идеала. Есть идеалы и в "Миргороде" - но более они прочитываются в душе у автора, чем в реальности. Избывает это вселенское разрушение мягкий юмор автора, его любовь к своим героям и эпический размах повествования. Гоголь описывает разрушения и утраты не ради них самих - он использует их как средство для решения своих задач. Его интересует не гибель героя, а страсть, потерявшая ответственность, вздор, перерастающий в абсурд и хищность своенравия. Герои его оказываются жертвами условных обстоятельств - и автор дивится вместе с читателями этим условностям. Возникает синергия - эффект соединения энергий, обьединения автора и читателя в одном душевном порыве.
Автор-творец владеет чудесной способностью создания людских душ. Подобно самой природе, он рождает образы - отношение рожденных к погибшим велико, и как Тарас Бульба, автор без зазрения совести расправляется с нарушителями правил и устоев в созданном им мире. Гибнут, умирают один за другим его любимые герои - бурсаки и казаки, помещики и красавицы. Подвиги казаков оказываются напрасными, войны - бессмысленными.
Разрушение образа жизни
В сборнике "Арабески" собраны "петербургские" повести. Столица - это город городов. После пяти лет жизни в ней Гоголь смог описать ее сферы посредством комичных образов. Здесь ярмарочный круг обмена, который ранее вращался у земли (подобно карусели) встает на попа и превращается в колесо обозрения.
В кругу порока вращается блудница, в которую влюбляется художник. Не в силах разорвать этот круг он кончает жизнь. Потери множатся, становятся трансцендентными: поручик в погоне за чужой женой теряет достоинство, пропадает и нос с лица, художник теряет свой талант и наконец - пропадает у человека сам разум. "Шинель", из которой вышли один за другим, как куклы из матрешки, известные писатели, повествует о человеке, который вдруг обрел такую ценность, что чуть не попал в круг более высший, чем тот, в котором он пребывал ранее. Идет игра статуса, престижа, игра, в которой шинель является и знаком и ценным ресурсом: ее тепло сберегает человека, ее ценность привлекает воров.
Если хуторские рассказы Гоголя танцуют вокруг женитьбы и сватовства, повествуют о приобретениях и потерях - то городские повести вводят более тему соблазна и блуда, чем ухаживания и брака. Число потерь и качество их все нарастает. Добром эти истории не кончаются: город с уличной стороны, внешней - средоточие обмана, карнавал тщеславия. Столица же - город городов, здесь человек не волен распоряжаться даже самым малым, жизненно необходимым ресурсом: теплая шинель есть лакомая добыча для городских хищников. С большим трудом удается вернуть собственный нос майору (лицу не мелкому!) - в городе идет такой мощный процесс разидентификации личности, что свое мгновенно становиться чужим, границы личного теряются. Это более карнавальные, чем ярмарочные мотивы - люди в городе теряют обличья и оказываются в масках. Карнавальные мотивы связаны с оскуднением, подменой, переворотом. В городе не действуют черти - та, смешная деревенская нечисть заменяется в городе одержимостью предметов, вещей и частей тела - бесы вселяются в человека, в портрет, в нос, наконец! "Освободившийся" рынок становится чем-то вроде смерча, который поглощает все, к чему не прикоснется. В число его жертв входят черты человеческого облика, образа жизни.
Есть у Гоголя любопытная черта - он усугубляет жизненные сюжеты и выворачивает их наизнанку. Известно, что толчком для написания рассказа "Шинель" послужила история чиновника, который потерял на охоте ружье - и очень убивался, пока друзья вскладчину не купили ему новое. Гоголь средство нападения, оружие превращает в средство защиты от холода - шинель, потерю окрашиает насилием и упускает счастливый конец - помощь приятелей. Из реальной истории остается в рассказе только горе мелкого чиновника.
Вращающееся параллельно земле ярмарочное колесо обмена, перемешивает ресурсы округи - и напоминает мельничный жернов, что перемалывает пшеницу в муку. Народная забава - карусель и игра господ - рулетка отчасти моделируют происходящее на ярмарке. Экспозиция и обмен товара, обьединение и разделение ресурсов, перемешивание, смена позиций... ярмарочная модель мира описывает круг годовой, целой жизни. Город вынимает время из человека, вынимая человека из времени. В городе сохраняется цикличность жизни - но она становится внешней, здесь есть праздники - но они не связаны с окончанием труда, они связаны с образом жизни горожанина формально. Не всюду и не сразу произошло это разьединение: во многих городах Шумера рынка не было, большинство горожан имело земельные участки и кормилось своими продуктами. Любопытно, что нечто похожее наблюдается в Москве, значительная часть населения которой трудится все лето на дачных участках (не даром Москва зовется в просторечье "большой деревней"). Потеря природного времени и его ритуалов даже в самых цивилизованных городах и странах не абсолютна - в сезонных дешевых распродажах товаров можно увидеть след жертвенной культуры. Ярмарка и вслед за ней карнавал восстанавливает целостность жизни, но если на селе это удается сделать, то в городе свободный, перманентный рынок жизни "разбирает" человека на части, и карнавал уже не способен его восстановить, собрать.
Мертвые души и живые деньги
Городские повести Гоголя - о разрыве коллективных связей, потере достоинства, потери защиты - за которыми потеря самой жизни. Потеря чести может переживаться и весьма легко - поручика в "Невском проспекте" высекли, он сьел пирожное - и пошел плясать. В деревне человек находится под присмотром - он со всеми знаком, все о нем все знают, в городе же он выходит на улицу - и выпадает из под контроля общины. Освоение городского образа жизни с его отвлеченными понятиями свободы и закона имеет своим результатом множество жертв. Государство ест человека. Но человек не прост - он осваивает новые правила игры - и является гений Чичикова, который умудряется обернуть лично для себя процесс этот вспять - прокормиться "между зубов" прожорливого и неповоротливого государства. Так маленькая птичка чистит зубы крокодилу, находя для себя остатки пищи.
Гоголь соединил ярмарочную модель с карнавальной в нечто более обьемное, в "магический кристалл", который можно сравнить с раздвижным, вращающимся оптическим об ективом. Волшебный об ектив этот, способный видеть вещи снаружи и изнутри, показал мир России в поэме "Мертвые души". Чичиков - не простой рыночный делец, чертовщина вылалит из его сделок не только как добавка к неэквивалентности обмена, она являет саму суть условности купли-продажи. Абсурд покупки мертвых душ избывается в отвлеченности государственной фискальной системы. Государство играет роль идола, которого умилостивливают жертвами в виде налогов - подушных податей. Идол блюдет формальный порядок вещей, не поспевая за природным делом рождения и смерти. Фискальные циклы - "ревизские сказки" как жернова, перемалывают людей в показатели (население, статистика). "Мертвые души" выстроены на циклах: Чичиков колесит по окрестностям уездного города и каждая встреча сообщает его делу новый поворот (о колесе как модели поэмы писал Андрей Белый).
Можно увидеть финансовый смысл названия "мертвые души": по христианскому
учению, душа человеческая бессмертна. Мертвым является капитал, который
не приносит прибыли. Чичиков придумал, как получить прибыль, оживить мертвый
капитал - и в этом смысле он стал оживителем "мертвых душ". Дело не только
в том, что на умерших людей обращают внимание и расписывают их, как живых
(можно вспомнить сцену у Собакевича). Порхающая птичка Чичиков позволяет
обозреть
Никто из помещиков не отказывается от мошенничества - по сути, все принимают правила игры. Может, это не столько мошенничество, сколько забава, развлечение, авантюрное предприятие? В борьбе с государством русский помещик выглядит здесь предтечей благородных анархистов, озорным саботажником. Проглядывает момент природного, стихийного существования - без отвлеченных законов, навязанных людям государством. В этом смысле "Мертвые души" можно рассматривать как праздник неповиновения, оргию, которая показывает каждого помещика в его личном бунте против правил, желании вырваться на простор "расхристанной" жизни без подчинения и диктата. Помещики Гоголя - по сути артисты, все художники, превращающие свою жизнь в представление. Это люди одержимые, пребывающие в состоянии экстаза. Экстаз Манилова и экстаз Плюшкина отличаются только формами воплощения - по сути же они сходны.
Чичиков - подвижный праздник: приезжая к каждому помещику, он на минуту размыкает круг его жизни, предлагая свое предприятие как игру в "антиповедение" - так назывались обряды, ритуально нарушающие установленный порядок вещей. Эти обряды проходили в ночь накануне Ивана Купала и в Святки ("поганые дни" перед Рождеством, когда разрешалось нарушать обыденный порядок вещей). Не мудрено, что души умерших могут активизироваться в этот момент, здесь же оживает и всякая нежить, "нечисть". И ярмарочная и карнавальная модели имеют своим истоком эти календарные мифо-ритуальные действия. Гоголь чувствует себя здесь, как рыба в воде - или утка в плавнях. "Чи-чи" - звук, который издает селезень. Похоже на пересмешника: "Го-го! - Чи-чи!" Фамилии автора и главного героя связаны пародийными повторами. Чичиков - автопародия Гоголя, передающая авантюрный характер писателя.
Хтоническое, земное начало в Чичикове наряду с проворной куртуазностью дает в соединении химеру: представьте пляшущую саламандру, живчика - наживку, покрытую зеркальными чешуйками, отбрасывающими сотни зайчиков. Подобных существ в древности называли духами или бесами. Гоголь насылает дух Чичикова на помещиков - и они становятся одержимыми. Подвижный рефлекс, порхающая птичка вылетает из гоголевского обьектива. "Чик" - и готово: фото на память. Каждый читает в поэме свое, видит себя. Напомним в связи с этим имена двух знаменитых интерпретаторов Гоголя - Мережковского и Набокова. Если первый в своем исследовании "Гоголь и черт" ставит перед всей русской культурой весьма глобальные вопросы, то второй ограничивается блистательными рассужденими, в которых просвечивает некоторая даже и конкурентаная подоплека. На мировом литературном рынке Набоков стал известнее Гоголя - и русско-английскому писателю пришлось обьяснять американским студентам значение своего великого предшественника.
Из сравнения поэмы со сложным об ективом можно понять, как непросто было Гоголю надстроить в этом сложнейшем приборе новые линзы - дописать второй том. Он поставил перед собой задачу показать преображение Чичикова. Однако Чичиков - не прибор, даже не фокус, но суть дух, который сам волшебно преобразует героев поэмы. Танцующая саламандра живет по своим законам. Дух антиповедения, выскользнувший из доисторических времен, не мог вести себя по правилам, которые приписываются законом. Преображение Чичикова не могло состояться - он бы стал скучным: плящущая саламандра полна энергии заразительной предприимчивости. Это диво мгновенно бы околело в рутине нормативной жизни. Чичиков не хотел преображаться - и Гоголь нашел обходной путь. Он решил показать свое преображение, вернее преображение образа писателя, созданного им ранее.
Для этого он избрал эпистолярный жанр, который мы сейчас могли бы назвать маргинальным. Самая душевная, естественная поза - письма к друзьям. Ознакомление с наследием святых отцов церкви, которые решают именно задачи преображения человеческих душ, позволили Гоголю использовать традицию учительской литературы, которая восходит к тем же "жрическим" корням, что и мифо-ритуальные действия. Результат - успешная и скорая реализация замысла, книга, которая переполошила всю Россию: "Выбранные места из переписки с друзьями". Можно сказать, что Гоголь написал второй том "Мертвых душ" - но назвал его иначе. Иное дело, что никто этого не заметил - но это и не мудрено: в России погиб человек, для которого Гоголь писал, единственный, кто понимал его - Пушкин. Решение грандиозной художественной задачи никто не мог оценить. Книге с легкой руки журналиста Белинского, придали политическое значение. Она была вытолкнута из поля внимания читающей публики на полтораста лет. И лишь сейчас можно оценить многие пророческие слова Гоголя.
Писатель в конце жизни принес себя в жертву обществу: поступил наперекор важнейшим чертам своего характера. Например, скрытность свою Гоголь принес в жертву, отказался от комического мироощущение, оставил юмор и иронию. От веселой шутливости (на устах у Гоголя с молодых лет порхало слово "жервоприношение" - так он называл обеды в ресторанах, коим был большой любитель, жрецами же называл поваров) писатель пришел к напряженной значительности - свой последний труд он посвятил божественной литургии, и описал в нем богослужение в православном храме.
Великий писатель не столько отражает реальность, а предоставляет реальности отражаться в своих созданиях. Он открывается ей - так может сделать только тот, кто предельно внимателен к миру: внимание есть вбирание вовнутрь себя, "имение в себе". Внимателен тот, кто любит - кто способен питать своим воображением любовь, жертвовать собой ради нее. Опыт такой любви был дан Гоголю. Вся его жизнь - жертва этой любви.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
