|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
"ЧЕРНОЕ МОЛОЧКО"
Однажды мама послала меня в Данков - отнести молоко своей "знакомке" - жене известного там портного Мойши Абрамовича Ройзмана. С утра я собрался было на рыбалку к Борзову саду, но мама настояла на своем. Я подчинился.
Это был не первый уж случай...
Супруги Ройзманы - пожилые добрые люди, не скрывавшие своего еврейского происхождения. Самого портного мама называла Михаилом Абрамовичем, я же - от нее - дядей Мишей.
Каждый раз, когда я появлялся в прихожей их одноэтажного дома с тростниковой сумкой, в которой находилась трехлитровая бутыль с молоком, дядя Миша непременно выходил из своей комнатушки, шутил со мной, доставал из широкого кармана портновского фартука конфетку с красивым фантиком, давал с уговором: "Когда принесешь "черное молочко" - дам две"...
Он был невысок ростом, полный, бледнолицый, с толстой шеей, соединявшей затылок с лопатками, отчего сильно сутулился.
Дядя Миша иногда заводил меня в свою рабочую комнату, наполовину занимаемую квадратным столом. У окна, на самом видном месте, стояла ножная швейная машина. Утюги, ножницы, баночки с мелками, иголками и булавками аккуратно расставлены по полочкам. Манекен стоял у самой двери.
День, когда я пошел к ним, был жаркий, и я не одел даже сандалии. У входа в город второпях споткнулся на выступавший камень булыжной мостовой и сильно раскровянил большой палец правой ноги. До дома Ройзманов шел, наступая уже на пятку. Поднявшись по трем ступенькам на площадку прихожей, постучал в дверь. Белла Исаевна ждала меня. Вышел из своей каморки и дядя Миша. Погладив меня по голове, негромко крикнул в дверь залы, задернутой бархатной шторой вишневого цвета:
- Лёва, Илюса, выйдите-ка сюда!.. Смотрите, кто к нам присол!
Мама как-то сказывала, что Ройзманы ждали внуков из Москвы.
На площадку вышли два упитанных курчавых мальчика почти одинакового роста, в одинаковых майках и трусиках, оба в очках. Прижавшись спинами к стене, они глядели на меня, чуть кривя губы. Их, видимо, смешила моя кремовая рубашка, расшитая по вороту и манжетам красными крестиками.
Придерживая меня за плечи, дядя Миша говорил внукам:
- Это - Саса, он очень хоросый мальчик, носит нам молочко, но почему-то всегда белое. Вы должны с ним подружиться.
Его внуки сдержанно заулыбались, однако на знакомство со мной не пошли.
Белла Исаевна, увидев мой кровоточащий палец, ужаснулась и тут же вынесла тазик с водой. Промыв ранку, насухо вытерла и обильно смазала йодом. Боль настолько обожгла мой палец, что, казалось, под ноготь сразу вонзилось с десяток иголок. Я стерпел, не дернулся и не охнул. Я улыбался, не желая показаться перед ее внуками слабаком. Забинтовав палец, Белла Исаевна вынесла мне новые парусиновые тапочки со шнурками. Глядя на ее худощавое лицо с большими карими глазами, я замотал головой.
- Тетя Белла, меня мама заругает за то, что беру без спроса.
- Пусть она ругает меня, - ответила Белла Исаевна и заставила обуть тапочки. Они были на тонкой резиновой подошве, очень легкие и удобные. Даже боль в пораненном пальце, казалось, утихла. - Ты очень скромный мальчик, - продолжала хозяйка, сама завязывая шнурки на тапочках. - Надо быть посмелее.
- Конечно так, - подтвердил дядя Миша.
Лёва и Илюша стояли, как вкопанные, со мной так и не познакомились.
Взяв пустую посуду, я вышел из города. На середине Стрельцов спустился по крутому берегу к Вязовне. Из-под моих ног веером взлетали зеленые луговые кузнечики. У реки жара не так тяготила, и я остановился, выбирая место, куда лучше придти с удочкой. К Борзову саду было уже поздно. Здесь, в неглубоких затонах, крутились стайки пескарей, уклеек, иногда медленно проплывали голавлики и плотвички. Спугнув лупоглазую лягушку, я помчался домой.
Через неделю мама снова послала меня к Ройзманам. На этот раз пошел я с охотой, надеясь, что их внуки, наконец, подружатся со мной и я поведу их на нашу прекрасную Вязовенку ловить рыбу или просто побарахтаться в воде. Когда я подошел к их дому, из открытого окна доносились звуки скрипок. Нетрудно было догадаться, что играли Лёва и Илюша. Тихонько поднявшись по ступенькам в переднюю, я шепотом позвал тетю Беллу. Первым, как обычно, вышел дядя Миша. Улыбаясь, спросил, принес ли я "черное молочко". Я стеснительно улыбнулся. Он позвал внуков.
- Лёва, Илюса, идите-ка сюда, к нам опять Саса присол.
Скрипки разом смолкли. Браться послушно вышли на площадку, но, как и в тот раз, "прилипли" спинами к стене. Они заметно загорели и, как мне показалось, пополнели.
Белла Исаевна вынесла пустую бутыль. Подарив большой пряник, сказала:
- Ты заходи к нам почаще, будешь купаться с нашими мальчиками в речке. К себе потом пригласи. У вас там, по словам твоей мамы, очень красиво.
- Конечно так, - согласился дядя Миша.
Но их внуки никак не отреагировали на это.
История с "черным молочком" каждый раз повторялась, и всегда дядя Миша выходил ко мне, вызывал внуков, старясь сблизить их со мной. Однако этого не происходило. Городские и деревенские мальчишки обычно сходились быстро, Илюша и Лёва по-прежнему глядели на меня свысока, и я совершенно не понимал этого ...
В середине августа они уехали в Москву. Не звучали больше скрипки в доме Ройзманов, но я еще не раз, подменяя мамин след, бывал у них.
Прошло несколько лет. Едва я закончил десятилетку, как началась война и мы, еще не "оперившиеся" мальчишки, вскоре оказались в ее огненном пекле.
На фронт я попал под Тулу. Наша часть с боями отступала до Михайлова. Родные места были близко, и мы сражались с врагом изо всех сил. В конце ноября, когда сразу круто завернула русская зима, немцы завязли в снегах и без приказа стали отходить на запад, занимая выгодные для обороны рубежи, однако удерживались на них недолго. Для немцев началась война, которую они не могли представить себе. А с переходом наших войск в контрнаступление, фашисты удирали, уже не выбирая для себя новых позиций.
В минуты затишья, когда подтягивались отставшие от войск тылы, к нам на передовую зачастили концертные бригады.
Помню мартовский день, когда после ночного тумана заискрились в солнечном свете заиндевевшие деревья. Вокруг стало светло и просторно. Отбитые нами неприятельские окопы тянулись вблизи смешанного леса. Было тихо, не стреляли орудия, не гудели самолеты, когда по приставной лесенке в открытый кузов грузовика поднимались, сменяя друг друга, баянисты, певцы, плясуны. Бойцы сидели полукругом, кто на чём: на пустых снарядных ящиках, бревнах, а кто примостился на разбитых немецких мотоциклах и машинах.
Невдалеке чадили жидким дымком две полевые кухни - обед готовился для нас и гостей.
Конферансье торжественно объявлял исполнителей. И вдруг я услышал знакомую фамилию:
- А сейчас братья Ройзманы сыграют для вас "Струнную серенаду" Чайковского!
Я тут же переместился поближе к грузовику и присел на корточки. Внуков Михаила Абрамовича я узнал бы, даже если конферансье и не назвал бы их фамилии.
Торжественно вскинув скрипки, братья изготовились и, по знаку Ильи, затянули серенаду. Волнующая душу музыка как бы отбросила вдаль, на запад, войну и полностью захватила меня. Я неглубоко дышал. В тот момент мне показалось, что крайние березы, разнаряженные в серебристые покрывала, приблизились к машине, чтобы вместе с людьми проникнуться чарующими мелодиями серенады...
- Ловко устроились эти Ройзманы, - пыхнул махорочным дымом сидевший неподалеку от меня боец. - Не винтовки держуть в руках, а скрыпки...
- Ничего, - возразил ему сосед. - Пускай двумя бойцами будет у нас меньше, а гляко-сь как греет душу их игра.
Они вяло заспорили.
Я настолько заслушался серенадой, что не стал вмешиваться в их разговор. Мне слабо представлялось, что эта музыка когда-то звучала на тихой улице, где жили Ройзманы...
После концерта артистов пригласили в просторную землянку, где был длинный стол. Обед гостям подали наш, солдатский: овсяный суп с воблой, перловую кашу - "шрапнель" и чай. Артисты, разговаривая с бойцами, с удовольствием уплетали солдатскую пищу.
Я сидел напротив Ройзманов. Еще не съев суп, они, глядя на меня, стали перешептываться. Я нарочно не стал напоминать им о себе. Наконец, Илья обратился ко мне с вопросом:
- Где-то мы вас видели?.. А, может, ошибаемся?
- Вспомните городок Данков и "черное молочко", которое всегда ждал от меня ваш дедушка.
Братья мигом вскочили и, обогнув стол, подбежали ко мне. Не обращая внимания на мою забинтованную руку, стали обнимать и тискать меня, как родного.
- Боже-ж мой, вот так встреча! - воскликнул Лёва, разглядывая меня. - Об этом надо непременно написать дедушке.
- Конечно, так, - согласился Илья, и я вспомнил слова дяди Миши, которые он часто употреблял, если соглашался с женой.
После обеда Ройзманы тут же, в землянке, сыграли нам на прощанье "Катюшу". И я с особой силой почувствовал, как близок стал мне в тот момент одноэтажный домик на тихой данковской улице и его сутуловатый хозяин, долго ждавший от меня "черное молочко".
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
