ДОЖДЬ
Печальный дождь бежит по крышам, -
Никто его не утешает.
Холодным ветром в окна дышит,
И выйти с вечера мешает.
Я ждать не ждал его, не думал,
А он в меня поверил сразу!
Мы будем вместе чистить дула
И рано утром ждать приказа
Забыть тревоги и сомненья,
Сорвать замки и удивиться:
Какие чудные виденья!
Какие яркие зарницы!
Он устремит свой взор азартный
Туда, где неги леденели.
Мы попрощаемся: "До завтра!"
И пропадём на две недели.
2000
УНИВЕРСИТЕТ
Ты от времени посерел.
Но когда я иду аллеями
Мимо башен твоих и стрел
И здороваюсь с корифеями,
Мне светло от твоих лучей,
Я не верю, что мы состаримся!
Скоро мы, Универ, расстанемся,
И останется сквер ничей!
Озорные вороны сиротами
Разлетятся по чердакам.
Вызывающе-супермодными
Станут танцы по четвергам.
Пахнет свежестью необузданной.
Через годы, дыша листвой,
Я пройду здесь опять, не узнанный,
И не понятый, и не твой!
Будет лето, тоска втридёшево,
Станут недра твои печами!
Ты ведь тоже не спишь ночами?
Ты ведь тоже всю зиму ждёшь его?
Мы с тобою почти что вечность,
Восемь лет - это целая жизнь!
Ты прости мне мою беспечность:
Я считаю твои этажи.
Помнишь девушку на двенадцатом?
Знаешь, я до сих пор кумекаю,
Что не стоило расставаться нам,
Что согреть её больше некому!
Но, уткнувшись лицом в ладони,
Отвернувшись к холодной стене,
"Жду кого-то", - она долдонит,
И не думает обо мне.
2000
ОНА
Она друзей своих боится,
Та, что под вечер так грустна,
Та, что судьбой, как говорится,
Мне предначертана одна.
Совсем одна
Идёт по шаткому мосту
В пучину, в бездну, в пустоту.
Шаги наивны и просты -
Звенят чечёткой!
Сверкают золотом листы
Её зачётки.
И суете самой подстать, -
Спешит, боится опоздать.
В миру снегов, сосулек, льдин
Грустит, завидует, мечтает,
Но даже не предполагает,
Как я с ума схожу один.
1999
УРАЛ
Мне было меньше десяти.
Я возле тамбура, в углу,
Считал минуты и пути,
Прилипнув к мутному стеклу.
Увидев первые холмы,
Я с содроганьем замирал
И ждал, когда из полутьмы
Подымет голову Урал,
И ослепительней в сто крат,
Чем золотые купола,
Раскрасит ласковый закат
Его могучие крыла.
Урал, ты снишься мне опять!
Мы у окна с тобой одни.
Я буду с жадностью считать
Пути, вагоны и огни,
И ждать на станции гудка,
Когда под знойный треск стрекоз
Ты скажешь сдержанно: "Пока!"
Ты попрощаешься без слёз.
На твердокаменном лице
Не дрогнет мускул ни один.
И взор, сощурившись в кольце,
Погаснет в отблеске седин.
Урал, очнись, заговори!
Неужто закаляешь зря
Детей с приходом января?
Они не станут ждать зари!
Но ты, как прежде, невпопад,
Закуришь терпкий хвойный запах.
И вроде смотришь ты на Запад,
Но озираешься - назад!
Быть может, вспоминаешь с грустью,
Как прежде, в юные года,
К никем не тронутому устью
Ходили дикие стада?
2000
СНЕГ НАД БЕЛГРАДОМ
Покидая серые развалины,
В душный бункер прячась на ночлег,
С неба - что угодно ожидали вы,
Только вот не ждали белый снег.
Может быть, последний в эту зиму,
Может быть, последний √ навсегда,
Он заклеил стёкла магазинов,
Улицы, районы, города.
Рассыпаясь в роскоши предсмертной,
Зная, что растает на траве,
Снег напомнил братьям милосердным
О далёкой сталинской Москве.
А Весна, что всем трубоголосила,
Уж не знаю, право, кто был с ней,
Родила нас, выродков, - и бросила
Средь озябших до смерти полей.
1999
ШЕРЕМЕТЬЕВО-II
Мы несёмся в экспрессе. Москва позади.
Я уже не впервые на этом пути.
Как пропеллер, больная ревёт голова!
Вот, пожалуй, и всё: Шереметьево-II.
Чемоданы, коляски. Мелькает табло.
Все молчат, понимая, что время прошло,
Что прошли города, где по рюмке плеснув,
Два больных старика вспоминают весну.
Вот прощальные кто-то роняет слова.
Слышишь их, бог ветров, Шереметьево-II?
Я когда-то безумно гордился тобой.
Как нелепый мираж, нас пленял красотой
Твой хрустальный дворец средь болот и степей!
Как свободой сквозило из тонких дверей!
Но когда в эти двери, один за другим,
Уходили друзья, - ты исчез, словно дым!
И теперь - ни дверей, ни пролётов резных:
У тяжёлых ворот, на подмостках стальных
Долго будет в раздумьях слезу утирать
Безутешная бедная Родина-Мать!
2000
БАБУШКЕ
Полустанок с названием "Cтанция".
Не последний, даст бог, разговор.
Что стряслось бы со мною, останься я,
Отложив суматоху и вздор?
Словно конь очумелый и загнанный
Пробирается к речке и пьёт,
Я ищу объездными зигзагами
Просторечное слово твоё.
А зима неминуемо близится.
Оторвав календарный листок,
Ты глядишь, как котёнок оближется
И залезет на тёплый платок:
Оренбургский, а может, воронежский, -
Атрибут настоящей зимы.
Непослушные спицы уронишь ты
И гадаешь, не едем ли мы?
Молодыми кленовыми розгами
Хлещет душу совместный портрет:
"Как же быть, что же делать мне, Господи,
Чтоб не слышать, как кашляет дед!?"
И достав из-под шкапа Евангелие,
Ты читаешь, ловя между строк:
"Мы заштопаем старые валенки,
Мы не пустим её на порог!"...
Пять минут, и состав мой отправится.
Застилает пурга горизонт.
Ты меня, озорная красавица,
Провожаешь, как будто на фронт.
Полустанок с названием "Cтанция".
Не последний, даст бог, разговор.
Что стряслось бы со мною, останься я,
Отложив суматоху и вздор?
2001
