Проголосуйте за это произведение |
Бродя среди сосен по
каменным склонам...
* * *
Бродя среди сосен по каменным склонам,
любуйтесь прекрасным, дышите
озоном,
следите за играми диких
животных
и слушайте пение птиц
беззаботных.
И жизнь вам покажется чудом
и
раем,
где мы не страдаем и не
умираем,
где нас не преследуют, лупят и губят,
а ценят всегда, понимают и
любят.
И если покажется этого
мало,
сомкните ресницы, вздохните
устало
и, как в гамаке, среди
солнечных нитей,
на хвое опавшей навеки
усните.
* * *
Если это любовь - эти редкие встречи,
нежелание знать, где сейчас
ты
и с кем
смотришь в небо, ведешь
бесконечные речи
о любви и о вечности, -
значит,
я нем.
Если это любовь - ждать
упорно,
кто первый
позвонит и поделится мыслями
вслух,
как гудят, исходя
напряжением,
нервы
от безжалостной ревности, -
значит, я глух.
Если это любовь - затаиться
в
ухмылке
и смотреть, как влюбленный в
обиде нелеп,
как смешон его взгляд, и
смущенный и пылкий,
видеть страх и надежду в
нем, -
значит, я слеп.
Неужели и ты, как и все,
вероломна,
и с тобою не сладят ни
ангел,
ни черт?
Если смотришь мне в сердце
из
пропасти темной
и ни искры в глазах твоих, -
значит,
я мертв.
* * *
О Родина!
Достоин ли любви,
тебе не распевавший
дифирамбы,
лишь сочинявший
горестные ямбы
с подтекстом
надоевшим "се ля ви"?
Не знаешь? Что ж! Не стоит и
гадать.
Не быть любимым - разве это
драма?
А ты все не избавишься от
срама
раздаривать негодным
благодать.
Да, я ругаю; я кляну
тебя.
Но ты на это не ведешь и
бровью.
Так расстаются с первою
любовью,
всю жизнь потом в слезах о ней
скорбя...
ПРАВДА
И снова нищая Россия
с рукой протянутой стоит...
Сошла в могилу деспотия,
в народе снова - эйфория.
Да толку что? Лишь то
гремит,
что изнутри - как знаем -
пусто.
Но у страны - потухший
взгляд.
И на нее смотреть мне
грустно,
хоть правду письменно и
устно
все, задыхаясь,
говорят.
Да толку что? Лишь я со
всеми
не говорю, язык мой вял,
поскольку - это знает время
-
в своей судьбе я, как в
поэме,
уже давно ее
сказал.
*
* *
Мне не жалко себя,
хоть и было все в жизни напрасно,
хоть
уже я стою у последней и вечной черты.
И
уже
не вернутся (мне это до ужаса ясно!)
ни
любовь, ни восторги, ни слезы, ни боль, ни мечты.
Мне
не жалко себя, хоть все чаще душа не на месте
хоть
все больше друзей за последней и вечной чертой.
Да
и
мне не прожить (хоть умри!) ни сто лет и ни двести
и
не
сладить, как им, с бесконечной, как смерть, суетой.
Все
пустее вокруг и, как темень, все гуще отчаянье,
и
уже
не спасает, увы, ни интрижка, ни спирт.
Если
крови чужой не пролил я, быть может, нечаянно,
почему
же все чаще душа среди ночи не спит?
Неужели
и вправду напрасными были надежды
и
я
только скучал, никого, ничего не любя,
и
везде находил середину спокойную между
"да" и "нет"? Если так, мне нисколько не
жалко себя.
* * *
Ошиблись вы, - я все же не
сломлюсь,
и плачущим меня вам не
увидеть.
Славянская еще припомнит
Русь,
как я умел любить и
ненавидеть.
Она припомнит все мои
стихи,
и даже те, что не писал
вовеки.
Низы глухие, сонные верхи
свинцовые свои поднимут
веки.
Я этот небосвод не зря
копчу,
пускай чертям под ним не будет
жизни,
пускай прожорливую саранчу
уморит этот дым моей
отчизны.
Пусть родиной далекие края
когда-нибудь мне станут, но,
поверьте,
меня спасет поэзия моя
и мне подарит славу и
бессмертье.
* * *
Как жить - не спрашивай совета,
никто тебе не даст
его.
Я без тебя не вижу
света
в конце туннеля
моего.
Куда я шел во тьме
кромешной?
Чего желал? Кого
искал?
Я говорил себе: "Не
мешкай!"
и в небо рвался, как
Икар.
Взбираясь по смертельным
кручам,
не знал, доверившись
чутью,
с чего я был таким
везучим,
играя с гибелью
вничью.
Но риск - ничто, коль нету цели,
и ты смешон, а не
велик.
И вот в душе моей и в
теле
огонь отчаянья
возник.
Он причинял мне боль
немую,
он жег снаружи и
внутри,
И ввысь рванулся
напрямую,
как шпили Notre-Dame
de Paris.
Как много этих
устремлений
на вашей видел я
земле.
От них остались только
тени,
бредущие в загробной мгле.
Но как от страха ни дрожи
мы
в непостижимой смене
лет,
и пусть мечты недостижимы,
-
любовь - спасенье нам и
свет.
Я откажусь от благ и
славы,
от обещаний жить в
раю,
чтоб только видеть взор
лукавый
и ревность милую
твою.
Повесть
Я тебя пролистаю, как
скучную
книгу,
чтобы только узнать поскорее
итог
этой повести, где утомителен
слог,
скучны фразы, в которые так
и
не вникну.
Или нет - просто внешне
улыбчив, спокоен,
тайну страха
тая, как иголку в ларце,
я тебя проглочу, прочитаю
запоем,
чтоб узнать поскорее, что
будет
в конце.
Боже, кто мою слабость и
силу
осудит?
Быть святым для кого не
составит труда?
Может быть, и, скорее всего,
никогда
окончания повести этой не
будет...
Усталость
Я устал размышлять о
себе,
горевать о своем
бессилье
переделать что-то в
судьбе
истязаемой вновь
России.
Я устал терпеливо
ждать,
что придет и ко мне
однажды
запоздалая благодать
-
утоленная жизни
жажда.
Я устал притворяться
злым,
в зеркала ваших душ уставясь.
Я устал напиваться в
дым,
чтоб забыть про свою
усталость.
НОВЫЙ
ИУДА
Все предают, теряют честь и
гордость...
Я не желаю ничего
терять:
ни духа несгибаемого
твердость,
ни данную мне свыше
благодать.
Да, прав небезызвестный
катехизис:
для русского ценней мошны
любой
-
перед самим собою не унизясь,
всегда и всюду быть самим
собой.
Я - русский, я люблю мой
край
печальный,
отдать всю душу ближнему
готов,
как будто я стою в
исповедальне
и каюсь с незапамятных
годов.
И если я когда-нибудь
отчизну
сменю на зарубежное житье, -
считайте так, отбросив
укоризну:
я предал лишь себя, а не
ее.
* * *
Белесый туман выплывает из лога,
сквозь тучи сочится лучистая
мякоть.
мне видится здесь
присутствие
Бога,
и в грустном восторге мне
хочется плакать.
Мне хочется в рощах,
наполненных светом,
бродить, не ругаясь ни с кем
и
не споря,
что мир этот создан великим
поэтом,
и нет в нем ни капельки
мрака и
горя.
Лишь с этих высот - мира
светлых окраин,
где суть постигается жизни и
тлена,
я к вам возвращусь, примирен
и раскаян,
молясь о прощении нощно и
денно.
И если меня вы услышите
прежде,
чем я отвлекусь на иные
молитвы,
поймете, что жил я все время
в
надежде
на то, что окончатся вечные
битвы
меж небом и адом, меж
правдой и
ложью,
что некогда нас в этой жизни
венчали,
и каждому будет по милости
Божьей
отпущено в меру любви и
печали.
Медведь-шатун
Покуда
смысла нет тебе лишаться сна,
укутанный
со
всех сторон подкожным жиром,
ты
сладко так сопишь, ты в примиренье с миром,
и
не
нужны тебе ни звезды, ни весна.
Снега
над головой, со всех сторон снега.
Но
тёпел твой мирок от ровного дыханья,
и
над
сугробом сна - лишь пара колыханье,
и
нету над тобой ни друга, ни врага.
Но
что-то, как сова, взволнует сонный лес,
тебя
разбудит вдруг неясная тревога,
и
звезды хлынут вниз, и вспыхнет вдруг берлога
серебряным
костром пронзивших наст небес.
И
встанешь ты тогда во весь могучий рост
и,
рев свой раскидав по лесу, как
валежник,
пойдешь
искать весну среди деревьев снежных,
сбивая головой сосульки звонких
звезд.
Дом в
Переделкино
Поэт, не шляйся
зря по свету,
весь мир - Гоморра и
Содом,
и на судьбу свою не
сетуй,
что было - было
поделом.
Бери билет до речки Сетунь,
там - вся родня твоя, твой
дом.
Езжай не завтра, а сегодня,
и по пути увидишь
храм
Преображения Господня,
-
отбей поклон его
дверям,
чтобы душа была
свободна
от всех житейских дрязг и драм.
Вдыхая запах знойной
хвои,
наполнись жаром новых сил...
Так здесь влюбился в никого я
и никого я
невзлюбил
и след свой тенью
вековою
в асфальт его дорожек
вбил.
СТИХИ О
МИЧУРИНСКЕ
Старый мой
городок,
ты остался таким же, как
прежде,
только древнее
имя
на новое
переменив.
И вишневых
садов
ты надел огневые
одежды,
наблюдая
весной
расцветающих яблонь
разлив.
И в театре
твоем
продолжают играться
спектакли.
Только жаль,
Гиляровский
на сцену не выйдет
уже.
У народа
всегда
в услуженье актеры, не так
ли?
Для него и
писали
Островские и
Беранже.
Видел он
скоморохов,
рублевских святых светлоликих,
он века
покорил,
он прошел через войны и
мор.
И врывались в
него
печенег, и хазарин, и
викинг,
и другие,
которым
проклятья он шлет до сих
пор.
Его били
цари,
и клеймили, и
четвертовали,
выжигали
глаза,
и расстреливали без
суда,
угоняли
его
по этапам в сибирские
дали,
чтобы стал он
подобьем
покорно-тупого
скота.
И хотя
удалось
современным вельможам и
баям
одурачить
его,
его душу
пытаясь в пустырь
превратить -
удивились,
увидев, что он
несгибаем,
русокудрый,
могучий,
уснувший на миг
богатырь.
Его шлем
золотой
покатился по Дикому
Полю,
вдоль Украйны
и Дона -
к Москве, описав
полукруг.
И татарин
снимал
перед ним свою шапку
соболью
и стучал себя в
грудь,
и кричал, что он преданный
друг.
Там, где он
проходил,
поднимались высокие храмы,
и сияли вокруг златозвонкие их купола.
И его ли
вина,
что во
дни революции хамы
все, что
можно
и что невозможно сжигали
дотла.
Эта мука прошла через душу
мою
(не ладони ж?)
и ее
пригвоздила
к надежды высокой
кресту.
У себя на
Дону
и на речке с названьем
Воронеж
никогда не забуду я муку
высокую ту.
Потому что
всегда
я любил эту черную
землю.
Старый мой
городок
стал мне вехой в бродяжьей
судьбе.
В эти двери
впервые
я вышел в Россию. Не тем
ли
ты мне памятен?
Только
позволь мне напомнить
тебе...
Я работал учителем
в сельской замызганной
школе,
где детишки на карте
Москву не могли показать,
где, глуша самогоном
остатки рассудка и
воли,
поливали родители их
в бога душу и в
мать.
Видел я
мужика,
что тащился в грязи
непролазной
к магазину, и
там,
залпом водки стакан
осушив,
пропускал по
второму
и падал, зубами лишь
лязгнув,
и мгновенье
спустя
в той грязи он храпел от
души.
А однажды
его
я в обшарпанном
клубе заметил.
Он сидел не
дыша,
зачарованно слушал
стихи.
И внимательный
зал,
как и он, был смиренен и
светел,
словно только что в
храме
ему отпустили
грехи.
Да, мы грешны, Россия,
за пьяные наши дебоши.
До сих пор над тобою
разбойный свистит соловей.
Ты, надеюсь, простишь мне,
что был я не самым хорошим
из беспутных твоих,
но любивших тебя
сыновей.
Старый мой городок,
я тебя перехожим каликой
покидаю, и песням моим
не наступит конец.
Ты остался таким
же:
и в малом
с душою великой.
Я тебя
полюбил.
Ты меня полюби, как отец.
* * *
Не говори: "Остыла наша кровь..."
Не дока я в законах и
порядках.
Из редких встреч и поцелуев
кратких
не сложится великая
любовь.
Мы будем жить, как жили до
сих
пор -
в метаниях, сомнениях,
тревоге.
И будет вечно длиться этот
спор
о разуме, о верности, о
Боге.
Нам все равно друг друга не
понять.
Признаюсь в чувствах я тебе
опять,
ты встретишь их с холодною
усмешкой:
"О русские! На кой вам
черт
душа?
Шагай
себе по жизни не спеша,
лишь ставки делать на любовь
не
мешкай.
С удачею по крупному
играй,
лови ее, хватай одежды
край,
лупи ее, как кожаную грушу.
Все в мире этом - лишь
продай-купи.
Продуешься, так сердце вновь
скрепи
и заложи, кому придется,
душу".
Я долго жил - побольше, чем друзья,
я лгал и предавал, судьбу
разъяв
на мелкие, невидимые
доли,
и плакал от стыда, а не от
боли.
И только душу русскую
свою
не продал и сейчас не
продаю,
хоть вам она - как в горле
рыбья кость...
Прости...
Опять
во мне былая злость
(не зря твердила ты:
"Играй
по крупной!")
проснулась. Да, я, видно,
как и
ты,
устал от недоступности
мечты.
Но разве ты все так же
недоступна?
Проголосуйте за это произведение |
|
Мне очень глянулась вся подборка. Особенно же - "Медведь-шатун" и "Стихи о Мичуринске". А рифма "ладони ж - Воронеж" вообще привела в восторг. В Вас чувствуется зрелый автр и много видевший, много передумавший человек. Поздравляю с удачным дебютом в РП и жму кнопочку изо всех сил.
|
В общих фразах своих и рассуждениях вы правы. А вот Елисеева зря обложили. Очень добротно и складно написано и... есть поэтические открытия, что сразу привлекает внимание и трогает душу. Вас не тронули его стихи вввиду отстуствия у вас души, Юлий Борисович, как человнка гордящегося убийством хлеба. Или увядания оной. Мне не показались лишь эти слова из всей подборки: Да, я ругаю; я кляну тебя. Но ты на это не ведешь и бровью. Вторая строчка дурно сляпана. И второе: подчас тема стихотворения и ритм не совпадают по эмоциональному внутреннему содержанию. Вяло порой звучит поэт там, где ждешь от него вопля вселенского. А ваши слова все-таки нехороши. Как можно дурно говорить о человеке, способного сказать так: Не говори: "Остыла наша кровь..." Не дока я в законах и порядках. Из редких встреч и поцелуев кратких не сложится великая любовь. Это уже - великая Поэзия. Пред такой строфой склоняются колени сами. Лишь скукоженные души бубнят: "Поэзия умерла, поэтов нет..." У Евтушенко есть ответ: "Я не верую в чудо, но надежда моя: Если будет Россия, значит, буду и я..." НЕ спешите хоронить поэзи русскую, Юлий Борисович, прислушивайтесь к мнению Эйснера. Он - читатель чуткий, не вы. Валерий
|
|
|
" Мир до краёв стихами переполнен. Их горизонт теряется во мгле, В моей душе тревоги бьются волны: Зачем ещё поэты на земле? Уж, кажется, всё сказано, всё было! Перо и камень, краска и чернила, Кровь, и слеза, и крик... И в этом суть. И нужен подвиг, неземная сила, Чтоб новое поведать что-нибудь".
|
[img]http://www.virtuallandmedia.com/flags1-2/asia/iraq.gif[/img] [img]http://www.solcomhouse.com/aug8x.gif[/img]
|
|
|
|
|
ПАРОДИЯ Что ж ты, мука, прошла через душу мою, а не пятки? Непонятно зачем пригвоздила навечно к кресту. И колбасит меня всякий раз в Рождество и на Святки, И Воронеж несёт на волне пустоту в пустоту. 2. Дом в Переделкино ╚Вдыхая запах знойной хвои, наполнись жаром новых сил Так здесь влюбился в никого я и никого я невзлюбил и след свой тенью вековою в асфальт его дорожек вбил╩. ПАРОДИЯ В никого я влюбился, никого невзлюбил, накопить умудрился ╚никовокиных╩ сил. Я в асфальте дорожек отпечатал свой след, но сомнение гложет: кто заметит аль нет?
|
|