"Ну вот и всё. И можно снова жить..."

что рассказать

Что рассказать? По летнему нагрет,
Спускался день за линию плакатов.
В ларек, не обозначенный на карте,
Не завозили нужных сигарет.

Крошилась соль осколками от бритв,
И покрывала хлеб до самой корки,
Растапливалось масло. Кофе горький
Казался замечательным на вид.

Что рассказать? Травы горящей дым
По улицам таскался за ветрами.
Глазастый ворон бил в окно по раме,
Как будто должен жить здесь со среды.

под куполом

Твои молитвы я не торопил
Для каждой найден был достойный угол
Под куполом, подвешенным за шпиль,
В соседнем полушарии упругом. 

На то и храм, чтоб ключник не дремал,
При деле состоял сплошные сутки.
Мы только что с тобой сошли с ума,
Мы в поиске пропавшего рассудка.

От стен, пока июнь не обогрел,
Бесцветный холод тянется к коленям.
А ночь тепла и светит во дворе
Фонарь обыкновенный многолетний.

Перечисляешь выкройки от бед
Ручной работы авторского вздора...
Очистишься, простится все тебе,
А я не претендую: слишком скоро.

дождь. вокзал

О том, что будет дождь, разнесся слух.
Не стану утверждать, что мы не ждали –
Нам было все равно, и мирно тух,
Ну, в смысле угасал, совсем не алый
Закат. Не до конца. Шли тучи в ряд,
И городишко сжался, двери стиснул.
Буфетчица, со лба сдувая прядь,
У стойки на локтях, скучая, висла.

Потом произнесла безвкусно: «Дождь».
Мы поняли, прониклись и налили.
Стал окна закрывать притихший дом
Напротив, угловой, с пучком фамилий,
Имен и прозвищ – все поверх белил,
Где мой автограф стерт и незаметен,
А с крыш на тротуары резво лил
Дождь, призванный шаманкою в буфете.

шаги

За привокзальное железо
Цепляясь из последних сил,
Вечерний поезд на подъезде,
Поскрипывая, тормозил.

Прощаемся. Под полы куртки,
Минуя воротник и шарф,
Дым заползает. Много курим,
А как без курева дышать.

Проводники в мышиных формах
Окаменели на ветру..
Четыре шага по платформе
До входа в черную дыру,

До края города, перрона,
И, может быть, материка …
...четыре шага не погонных,
Перчатки комкая в руках.

туман

Туман, разбухший возле дома,
Ни пяди не сдавал назад,
Был в нескольких местах надорван,
Но рубцевался на глазах,
Подвижен и многообразен,
Сгущался несколько минут...
К чему бы? 
Вечер рухнул сразу,
И утопил, и утонул,

И по шагам идущей к дому
Не различить издалека
Ни шарфик газовый бордовый,
Ни влагой тронутый рукав –
От обронившей тяжесть ветки...
Лишь пальцы склонны выдавать,
Что руки 
ищут сигарету,
А губы –
нужные слова.

колыбельная рыжей

Спокойной ночи вам, спокойной.
Пусть выгорит фитиль забот.
Уляжется на подоконник
Не мартовский довольный кот.

Прохожий месяц, снам отвесив
Последний, двадцать пятый, кадр,
Любуясь, смотрит из-за кресла
На локон яркий у виска.

Извозчик, ждущий, воровато
Вполглаза подглядит тайком,
Как скомканное покрывало
Расправит месяц под рукой,

Как, улыбнувшись на веснушки,
Уйдет сквозь темное стекло,
Вдохнув от рыжих непослушных
Волос особое тепло.

память

Дождь охренел, начало мая похоже на октябрь в финале.
Тепла невыразимо мало. Стакан готов и даже налит.
Тюль отодвинут, видно дворик с дежурным Москвичом без стёкол.
Девчонка у соседки с корью, халат под горлышко застегнут,
В окне напротив. Память крутит, как в мультике, сплошные кадры.
День без дождя, рождалось утро из рыжего, как солнце, камня.
Москвич был цел и дом покрашен, и женщина дышала кофе
В затылок мне, а руки наши давно не ведали покоя.
Герань цвела и беспризорна была без имени и чина.
Та женщина носила черный, любила умного мужчину,
Три сигареты в день для вкуса, чтоб помнить горечь, но без боли.

Они приходят ниоткуда к тебе... увы, не за тобою.

вчера

Всё, что придумали вчера, считалось правдой.
Метался серебристый град, многокаратный,
Спускался в рыжий водосток в прорехах мелких,
Тень градин падала на стол и на тарелки.

Дом ощетинил рамки трис в стальных полосках,
По лужам плыли волдыри с особым лоском.
И нарастал тревожный стук, вплоть до парадной,
Забился пес под дальний стул с перчаткой рядом. 

Тянулись до дверей следы от ног промокших.
Жизнь отделялась от воды щелчком замочным.
Ложились руки у ключиц, у рыжих прядей.
Качались на гвозде ключи, никто не прятал.

такси

В прихожей, опустевшей разом
За отрезвляющим щелчком,
Погаснет свет с прожилкой красной.
У темноты под потолком
Растянутся края до пола,
Заполнят прямоту углов.
Скользнет, едва коснувшись полок,
Окна чужого рыжий клок, 
Притащит оттиски антенны
Фрагментом бывших баррикад.
Такси взревет, метнет о стены
Два незатейливых гудка.

февральский

Февраль недели через две,
Но не позднее вторника,
В твой дом завалится в Москве,
Поселится за шторами.
Узор размажет по стеклу
Блестящей тонкой коркою.

Несмело взвизгнет на углу
Переключая скорости
Трамвай на Питер. Дрогнет свет
И тронется к Литейному
По перепаханной Москве
Гулящей и растерянной.

Заталкивая в печь брикет,
Чтоб не коснуться короба,
Кивнет кондуктор:«Налегке,
Тебе в какую сторону?».

другая страна

Январское солнце далекой земли,
Где жить не досталось ни крохи,
В начале восьмого нещадно палит
И морщит, и сушит, и сохнет.
Мне здесь не срастись ни с травой, ни с песком,
И в реку вхожу, как впервые.
Старинная боль, притаясь под виском,
По-прежнему лупит навылет.

Слова без имен, заплетенные в звук,
Скользят словно бусы по нити.
Не верьте, когда вас к себе позову,
Надеюсь на вас, прогоните
Любого меня. Это солнце шалит,
Углы размягчая до ваты.
Осьмушка свободы с десятком молитв – 
На сколько нам этого хватит?

разговоры

Готовилось противоядие,
Дробились части на осколки,
Кружилось противостояние
В несогласованном дресс коде.
Тупились иглы измерителя
О карты старого пошива
И, повторяясь, говорили мы
О непростительных ошибках.
Стелили листья ложе осени,
И ветер их таскал с азартом.
Туман раскладывал вдоль озера
Воздушные сырые замки.

рассказывай

Пусть наконец надломится печать
На рукописи повести немодной.
В ней, покосившись, вдоль дорог торчат
Столбы, и телеграммы с грифом молний
Подвисли, пригибая провода,
Чтоб опоздало горе к адресату.
Рассказывай, кто крал твои года
Там, до меня, в зашторенном «когда-то».

На вывороте строк мне покажи,
Как грешникам прощают, не казнить же.
Мы выждем, чтоб последний шрам зажил
До крохотной полоски с белой нитью.
Чтоб не тревожил сон неровный стук,
Со счета сердца сбившегося сдуру.
И, сигарету поднеся ко рту,
Не вспоминать, что ты давно не куришь.

совпадения

Наш месяц по названию совпал
С календарем григорианским нервным.
Над крышами висел сырой колпак
Чужого неизношенного неба.

Зашкаливала влажность, чтобы дождь
Валял свой запах, но еще не капал.
День завтрашний предвиделся с трудом
На старых, повидавших виды картах.

Гудел аэропорт чужим насквозь
Сплетеньем языков в одно наречье.
Стыл кофе ненасыщенный раствор,
Но все равно жег губы, как горячий.

Толпа стояла в очередь туда,
Где от магнита плакали застёжки.
Диспетчер ненавязчиво гадал,
Как обреченный на успех картёжник.

Звучали голоса во всех углах.
Мы стали не нужны, а мир заполнен.
И сигарета медленно плыла,
За дым цепляясь, к каменному полу.

год

Год был таков, что пал январь
На дни зимы, и были знаки –
Шел снег, колюч и сероват,
Подбитый искрами с изнанки.

Рождались дочери в ответ
На чувства раннего апреля.
Дары несли от разных вер
К их разноцветным колыбелям.

Хранили матери очаг,
Псы не дремали у порогов.
Год быть удачным обещал,
Вот только снега было много.

ну вот и все

«Ну вот и всё. И можно снова жить,

И пережить ещё одну субботу…»

Дина Августовская

Ну вот и всё. И можно снова жить,
Лекала подгибая у историй.
Смотреть, как выпекаются коржи
Осенних лун для позднего застолья.

Из чайника таблетку запивать,
Чтоб мнимая царапина не ныла.
Пусть лампа, поглотив последний ватт,
Погасла, не прощаясь, и остыла.

Далёкий город вправду стал далёк,
И даты захрустели словно деньги.
И перестал стучаться мотылёк
В припудренной и разовой одежде.

неПитер

Два-три огарка островками
Бесхозно плавали в тарелке.
Дым сероватой легкой тканью
Тянулся кверху, к сигаретным.

Обрывки лепестков скучали,
Застыв на водной пленке свально.
Кончался праздник. Белый чайник
В двадцатый раз перегревали.

Курили на балконе вяло,
Нельзя нам было – мы таились.
Трамвай, покашливая, звякал
На нервные автомобили.

Мосты в оградах вздули спицы,
Чтоб развестись в начале часа,
Но этот город был не Питер
И ничего не получалось.

Путь к остановке пуст. НеПитер
Журчал водой в ночном канале.
Я знал, что вы ещё не спите,
И думал... Вы об этом знали.

скрип

Скрипела дверь. Про то, что безразличен,
Прозрачен до бесплодия финал,
Про то, что потребленное количество
Не признак благородности вина.

Про то, что выход есть, но сигареты
Фильтруют дым, выветривая смак,
А комнаты, как камеры, тюремны,
Чтоб в одиночку в них сходить с ума.

Про свет перед порогом в тонкой щели,
Подслеповато шарящий в углах...
Скрипели двери, тошно так скрипели,
Пространство разорвав напополам.

вина

Когда порвется связь с виною – 
Усталость одолеет праздник,
Поднимем грешно по одной мы,
Пусть даже дозы будут разные.
Погонит в лица краску в пятнах.
Присядет ворон, глянет в стекла
На нас, еще ничуть не пьяных,
На пуговицы все застегнутых.
Не пристыдит, подцепит старый
Гвоздь цвета рыжего патрона.
Один из нас ключи достанет,
Другая занавеску тронет…

Copyright (c) "Русский переплет"