|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Дар исцеления
Он приезжал из города в сапогах, начищенных до блеска. У него на голенищах отражались цветы, когда он шел в траве. Мне он часто рассказывал про город, потому что не знал , чем меня удивить. И когда мама решила выйти второй раз замуж, я имел большое представление о городе и обрадовался, что она выходит за горожанина. Но меня с собой в город не взяли. Дом, в котором я родился, продали, а меня отвезли к бабушке и дедушке в Каменку.
Я горько разрыдался после того, как мама оставила меня. Слезы высохли на ветру, и лицо покрылось солоноватой коркой, и когда дороги вечером не стало видно - куда я все смотрел, - вот тогда бабушка сказала, что в город нельзя брать больных падучей. Мне пришлось смириться, правда - мечты о городе копошились в моей голове наподобие муравьев в муравейнике. Так я стал жить с бабушкой и дедушкой. Время потекло широкой полноводной рекой. Я утонул в ней и, казалось, умер. Лишь когда приезжала мама, я всплывал из времени - как утопленник. С каждым разом она хорошела. Губы она стала покрывать алой краской, а глаза обводила черной. Мама привозила из города очень приятный запах. Город снился мне. Наконец я решил поехать в него тайно от мамы. В один из ее приездов я попросил у нее денег. " Ты накормлен и одет; чего тебе еще нужно? " - изумилась она. Я молчал. Кровь залила мне лицо. У бабушки и дедушки я не смел просить денег - я слишком любил стариков, и если бы они спросили о спекшемся сгустке моих желаний, им бы я рассказал. Единственно, я располагал, что огорчу их. Тогда я забыл думать о городе, а стал думать о деньгах дни и ночи. Они снились мне много лет. Тем не менее ничего от меня старики не прятали, и однажды, когда они сидели вечером на лавочке на улице, я полез в сундук, где хранились деньги. Из сундука пахло смертью. В нем я нашел не только советские деньги, но и царские золотые монеты. Целую ночь я не спал, а думал: какое бабушке и дедушке сочинить письмо на прощание. Но ничего не смог придумать, так и ушел утром на станцию.
Приехав в город, я разочаровался. Многое из того, что рассказывал мне второй муж мамы, не существовало. Зверинца в городе не было. По реке паровозы не ходили, а единственно пароходы. И негров черных я на улицах не видел. На улицах оказалось скучно, оттого что везде стояли дома. А у нас хочешь пойдешь в лес, хочешь - в поле. Я останавливался около самых высоких зданий и, запрокинув голову, так что шапка сваливалась, от нечего делать считал этажи, но всех сосчитать не мог, потому что умел вести счет только до трех. Я уже собирался ехать обратно к бабушке и дедушке, но встретил девицу. Она плакала. Руки и ноги она имела тонкие, как соломинки, и волосы ее оказались соломенные. Мне стало жалко эту девицу, и - чтобы развеселить ее - я показал ей золотые монеты. Тогда она привела меня к себе в жилище. Она зашила золотые монеты к себе в лифчик и пожелала ехать на курорт.
На юге оказалось красиво и жарко. И ночью звезды горели ярче и ближе. Там каблучки ее стали издавать звук, если раньше она двигалась словно тень. Каждый день мы завтракали, обедали и ужинали в ресторане. Я хотел удивить Глашу дорогими винами и диковинными закусками. Но необычная еда быстро надоела Глаше, и она захотела вареной картошки с кислым молоком. Я попросил хозяйку, у которой снимали комнату, приготовить картошки, и после того, как стали с ней рассчитываться золотом, хозяйка так откормила Глашу, что когда я привез ее к бабушке и дедушке в Каменку, то она еле в дверь пролезла.
Я скучала на улице около бабушкиного и дедушкиного дома и погружала пальцы босых ног поглубже в пыль. На дороге показались молодые мужчина и женщина. Они миновали меня и вошли в наш дом. Я побежала следом за ними. " Эй, - тогда поманил меня обаятельный мужчина, с шоколадного цвета, необычным загаром на лице, вынимая из чемодана ветку винограда. - Я знаю - кто ты; ты моя сестра, только от другого ухаря, от того, с начищенными сапогами " . Я догадалась, что это брат мой, которого я еще не видела. С виноградом в руке я выбежала во двор. Бабушка сидела у забора в тени и драла перо для подушки. Я упала на колени в перья и горячо прошептала на ухо бабушке: " Приехал Филимон с тетенькой, - не выдержала и закричала: - Тетенька - настоящее чудовище! " Бабушка поморщилась, закрыла рукой ухо и позвала дедушку. Он тут же вышел из гумна; на шапке его блестели под солнцем соломинки. Старики побрели в дом так - будто это был не их дом, а чужой. Я наступала им на пяты. Бабушка и дедушка шли очень медленно, словно раздумывая: идти им или не идти, а когда я забегала вперед им и оборачивалась, лбы их бороздили морщины - как волны. Старики поднялись по крыльцу в дом, сначала бабушка, а потом дедушка - и ничего не сказали. Они сперва глянули на молодицу, и я увидела, как отвисли у них беззубые челюсти, потому что невозможно было представить более некрасивую женщину. Затем бабушка и дедушка увидели довольную улыбку Филимона, одетого в превосходный новый костюм. Они не знали: радоваться им либо ужаснуться. Некрасивая молодая женщина сказала: " У вас среди тишины после долгой дороги шумит в ушах как в морской раковине в Ялте " . А Филимон удивился: " Это я - дома, и это - я? " - и вырвал с головы клок волос, чтобы удостовериться. Его большие голубые глаза были безмятежны, как утренний воздух, и отражали цветущий луг. Назавтра приехала милицейская машина, Филимона посадили в нее и увезли. Когда машина укатила, я посмотрела ей вслед, но мне было слишком больно так смотреть, и я посмотрела тогда вверх и увидела, как облака по небу двигались толчками - на самом деле у меня очень сильно билось сердце. Бабушка же и дедушка смотрели в землю. Долго они еще стояли у ворот. На дороге перед ними остались одни следы от колес развернувшейся машины. Старики стояли, горько задумавшись, пока не вспомнили про некрасивую женщину, которая, затаившись, стояла подле них, и посмотрели на нее - сперва дедушка, а потом бабушка - будто на пустое место. Она же попросила у них денег на дорогу до города... А зимой дедушка умер. Он лег спать и не проснулся, и лицо у него сделалось желтое - подобное кувшину. Люди в деревне говорили, что у него лопнул желчный пузырь от невеселых мыслей. И на сороковой день после дедушкиной смерти, вышедши утром из дома, бабушка нашла на крыльце ребеночка. Конечно, она сразу догадалась, чей это ребенок. Старушка внесла его в дом, и слезящиеся глаза ее источали радость... Через полгода мне приснился сон: я выхожу из бабушкиного дома, открываю дверь - а крыльца нет... И тут сквозь сон я услышала: посреди ночи кто-то робко постучал. Я подхватилась и разбудила бабушку. Сердце у меня так билось, что я держала его у себя в руках. Бабушка затаилась в сенях перед дверью. Кто-то время от времени стучал, с каждым разом все сильнее, но голоса не подавал, и бабушка молчала. Тут еще заплакал в своей кроватке ребенок. После настойчивого стука она открыла. Она решила: будь что будет. В дом вошел Филимон. Он словно стал меньше ростом, уже в плечах и похудел невообразимо. И лицо у него - может, оттого что я разглядывала его при луне, а потом при мутном свете керосиновой лампы, - сделалось страшное: кончик его прямого как стрела носа теперь был вздернут и заострен. Одно ничтожное изменение в его облике придавало Филимону готовность решиться жизни ни за что! и как можно скорее!!! " Это ты, Филимон? " - спросила старушка, узнавая его и не узнавая. " Это я, бабушка! " - воскликнул Филимон. Он обнял старую и разрыдался. И рыдал оставшуюся ночь до утра. И его ребенок вместе с ним ревел. После восхода солнца Филимон успокоился, и бабушка его накормила, а затем мы подвели его к сыну, когда он поинтересовался: кто это кричит. Филимон смотрел на ребенка и ничего не понимал. И когда ему рассказали, как дитя подбросили, все равно он ничего не понимал. Наконец он вспомнил о дедушке. И при упоминании дедушки по его лицу проскользнула легкая светлая тень. Бабушка прослезилась и рассказала о кончине своего мужа. С самого утра Филимон вздумал сходить на кладбище. Бабушке надо было топить печь, и она осталась дома, а я с братом отправилась на кладбище показать ему могилу. У могилы дедушки Филимон лег на землю и уснул. Я стояла и смотрела: на дедушкин холмик и как спит Филимон. Он спал, как мертвый. В полдень пришла бабушка и стала будить его. Филимон вскочил и вдруг со сна ударил бабушку. Тотчас на ее виске вскочил сизый волдырь. Брат схватился руками за голову, а бабушка поспешила домой - чтобы приложить к синяку медную монету. Когда мы побрели за бабушкой по улице, Филимон пожаловался мне: " Не люблю ходить на кладбище ". - " А кто любит? " - спросила я. " Покойники! " - объявил он. Я удивилась мудрому его ответу. При этом разговоре лицо его перестало казаться страшным, сразу оно как-то размякло и оплыло и - напомнило кувшин своими округлыми очертаниями, когда прежде его лицо словно было высечено из камня. Я вспомнила лицо дедушки после смерти.
Угасал душный тусклый день... солнечные лучи едва рассеивались сквозь затянувшую небо дымку. В такие дни особенно томительно жить! Земля впитывала в себя блеклый золотистый свет, плавающий в мутном воздухе, - и теней от домов, заборов и деревьев не падало. Выйдя за город, я вздохнул. Я шел оставшийся вечер, ночь, день и еще полночи. Я не мог поверить, что убил Глашу. Я даже подумал, что мне все приснилось. Подходя к Каменке, я решил возвратиться обратно в город. А я шел эти дни и ночи без сна, и меня раскачивало. Я на ходу уснул, правда, на одну минутку. Я ощутил нож в руке и увидел ее смертельно бледное лицо. И ее закатывающиеся глаза. И тогда повернул обратно в город. Потом побежал. Потом пошел медленнее. И по тому, как невольно у меня сжимались кулаки и зубы скрипели, словно железные, я понял: того счастья, что прошло, не будет. Мне захотелось увидеть бабушку и дедушку как никогда. Скоро я был в Каменке у их дома. Ночь пронизывала сыростью. Долго я стучал. Я не мог к бабушке и дедушке сильно стучать. Мне не хотелось их будить. " Пускай они поспят, - думал я. - И если Ася, сестричка моя, при них, пускай и она поспит " . И стоял под дверью. А потом стучал снова, желая видеть их поскорее. Круглая луна сзади холодила мне затылок, когда я стучал. Знакомые с детства запахи изнуряли меня. В доме я услышал плач маленького ребенка. Сначала я подумал, что не туда стучу. Только он заплакал, мне словно ножом по сердцу... Наконец дверь отворилась. Я переступил порог.
Будто меня кто-то окликнул - я глянула в окно и увидела - я сразу ее и его узнала. Вдруг я поняла, что жить без него не могу. Я вырвалась из цепких рук жениха, выбежала на улицу, догнала Асю и выхватила из ее рук ребенка.
- Он забыл, где у меня сердце, он решил, что оно у меня - как и у него - с правой стороны, - говорила мне Глаша, не думая, что о ней подумают гости.
Ничего не понимая из того, что она сказала, я ответила:
- Можете не волноваться: Филимон умер...
Кончики губ ее опустились. Бледное лицо под фатой осунулось. За эту минуту она приобрела способность узнавать чужие мысли.
- Не переживай и ты. Она найдется, - пообещала Глаша, вспомнив о моей маме, если я о ней даже не намекала.
Тут жених выпил несколько стаканов один за другим. Он был в форме, ремни на нем скрипели при малейшем движении, и наконец офицер достал пистолет, поднялся из-за стола - глаза его забегали, налитые кровью, а вдоль лба вспучилась синяя жила, будто он поднимал страшную тяжесть - и он сказал: " Встать, я сейчас буду стрелять! Кто не встанет, застрелю... " Гости задвигали стульями и поднялись. Наступила удивительная тишина. Она была такая, что все на свадьбе услышали, как посыпался снег за окнами. Вдруг один из гостей упал и стал биться головой о пол. Я вспомнила Филимона. Вспыхнувшая любовь к брату вызвала у меня сладостное желание помочь несчастному. Меня словно кто-то подтолкнул, и я приблизилась к бедняге, нисколечки не страшась его ужасных судорог. Я даже не дотронулась до него; от моего ближайшего присутствия, когда я бесконечно пожалела его, - он пришел в себя и спросил: " Где я? " Пьяный офицер с пистолетом выбрался из-за стола, накинул шинель и вышел. Из окон, со свадьбы видели сквозь пригнувшиеся под снегом голые ветки, как он размашисто шагал по двору, оставляя на белом грязные отпечатки от сапог.
Следя за походкой офицера, я увидела маму на тротуаре. Она шла под ручку с незнакомым мне мужчиной. Это был уже и не третий ее муж, с которым мне довелось познакомиться после того, как мама осталась без бедного моего отца, а я не знаю - какой... Я выскочила в одном платье из дома, догнала их и бросилась на шею к матери.
-Ася? - удивилась она. - Каким образом? - Вдруг брови ее сомкнулись, и, почувствовав непоправимое, мама закричала: - Что случилось с бабушкой?!!
Я открыла рот и набрала в себя колючего холодного воздуха, однако ничего не могла сказать.
Мама зарыдала, при этом кончик курносого ее тонкого носа изгибался и за алыми накрашенными губами сверкали, как наколотый лед, белые ровные зубы. Вдруг она наклонилась и сделала одной рукой неловкое такое движение - будто хочет в горсть набрать снега - и упала. Лицо ее таяло на белом. Мужчина бросился поднимать ее. И по тому, как мама тяжело подымалась - толстая и неуклюжая в зимнем пальто, как подкашивались у нее ноги, как она сгорбилась, - я осознала, что мама сильно постарела за эти годы...Мужчина, сложив руки в одну пригоршню, набрал снега и поднес его к маминому рту. Полусогнувшись, опираясь руками о колени, она у него из пригоршни ела этот холодный чистый снег...
|
Проголосуйте за это произведение |
