До слёз, до яростного стона
вдруг захотелось быть как все .
чтобы не чокнуться совсем
от Канта, Ницше и Платона,

чтоб оградить от мук смертельных
рассудка слабую свечу.
Раз не дано, не по плечу .
уймись, проклятое смятенье,

я не факир, чтобы с апломбом
глотать подобные ножи!
Ведь высших истин стеллажи
сродни гигантским катакомбам .

о, сколько здесь блуждало шустрых
и многоопытных мужей!
И ни следов, ни рубежей.
И только хохот Заратустры.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  
Вот обступают благосклонно
легенды, числа, миражи.
А ведь хотелось . просто жить!
Но я отравлен был Платоном.

					1993





Зачем грустить о блеске  эполет?
Не лучше ли задуматься о главном?
У Петербурга будущего нет .
а у России нету и подавно.

Империя почти что умерла.
Империя ползёт к средневековью.
Не новый Пётр, а новый Тамерлан
умоется остывшей русской кровью.

Чего уж тут оружьем грохотать?!
История развеет наважденья.
Потомки будут долго хохотать,
исследуя эпоху Вырожденья.

						2003




День угасал. Прозрачной чернью
Господь фиксировал сие.
Печальным светом Невечерним
переполнялось бытие.

Природа грезила о Боге,
и мелкий дождик лил рысцой .
и атеист, зверёк двуногий,
бежал по гравию трусцой.

				1995

Натягивает маску шалопут.
Выдёргивает строчку из Корана.
И вот уже куда-то волокут
очередного русского барана.

Убежищ нет. Есть мужество и спесь.
Отчаянье . и противостоянье.
Куда бежать?! Чечня и там, и здесь.
Террор уничтожает расстоянья.

Кавказ . в Москве. Арбат уже ничей.
Доколе ж нам вести себя по-бабски?
Ужель и в самом деле москвичей
заставят, наконец, учить арабский?!

					2001

Не отыскать обители нам тихой.
Не спрятаться нигде и никогда.
За нынешней обыденной шумихой
иные надвигаются года.

Грядёт последний час всего земного:
опутав мир десятками цепей,
наука сокрушит и Крест, и Слово.
И запылают тысячи церквей.

И снова станет истина углями,
и будет Зверь нам царь и судия.
И снова в очи Господу заглянет
свирепая реальность бытия.

Мы наш, мы самый новый мир построим,
безумьем реформаторским горя .
и ринемся вперёд железным строем!
Заплещутся кровавые моря,

заблещет термоядерный орнамент .
и ахнет Бог от нашей простоты,
когда взовьются соколы орлами
над жерлом рукотворной пустоты.

					1992

Очнуться ночью, в сумраке гнетущем,
уставиться на мутный лунный круг .
и вдруг понять, что прошлое с грядущим
равно непредсказуемы.И вдруг

понять, что ничего уже не надо,
что ты уже не мальчик а старик .
что впереди ни рая нет, ни ада.
И прикоснуться к вечности на миг.

						1997

				Так родилась элегия.

Опять сентябрь . холодный, мокрый.
Игра окончена, мой друг.
Всё меньше зелени вокруг,
всё больше сурика и охры,

всё больше холода и влаги .
и даже собственный сарказм
противен как сердечный спазм.
(.А синтез хохота и браги

рождает слёзы. Их глотая,
найдёшь и вервие, и крюк .
и .). Суицид . известный трюк
в краях, где осень золотая

всего лишь миф, эквивалентный
надгробной порции вранья:
в краях, где стаи воронья
висят как траурные ленты,

где дурь славянская бликует
как сытый иеромонах .
где на своих похоронах
Россия плачет и ликует,

и льётся дождь, и стынут воды,
и не жалеешь ни о чём,
и пьёшь, и водка нипочём.
И в пустоту уходят годы.

Поэтом, нищею канальей,
влачишь свой выморочный путь,
а там и впрямь . когда-нибудь .
петля.Что может быть банальней?!




*            *           *

Февраль. Искрят колючие венки
высоких звёзд. Иллюзий не осталось.
Глотаю слёзы. Жгу черновики.
И постигаю собственную малость.

Как сладостно в полночный снегопад
расписываться в творческом бессильи!
И плакать, и смеяться невпопад.
Напрасно рифмы стаями бесили

рассудок мой: внавал, впритык, внахлёст
сплетались, жгли . и мимо, снова мимо.
Поэзия! Огонь высоких звёзд!
Как ты жестока! Как непостижима!

Есть высший смысл. Не в строчках на листе,
не в гладко зарифмованных мычаньях,
а где-то там . в щербатой немоте,
в бездонном красноречии молчанья.

Там нет дорог . одни лишь тупики.
И молнии мгновенных озарений.
А здесь. Февраль. Горят черновики
ненужных никому стихотворений.

					1991


Всё правильно. Лишения. Нужда.
Скитанья. Грозы.
Рентабельность поэзии чужда.
Она для прозы.

А здесь . гроши, здесь быт невыносим,
дым коромыслом.
Но . только так! И Боже упаси
жить здравым смыслом.

					1997


H i s t o r i a.

Историки устроились неплохо.
О чём грустить, о чём переживать .
ведь обожает каждая эпоха
былое на себя перешивать.

Борьба на этом поприще тернистом
нешуточная . много здесь хлопот.
Зато сверхпробивным специалистам
немалый гарантирован доход.

.А Клио черепки перебирает,
в иссякнувших источниках скребя.
И самое себя перевирает,
перетирая самое себя.

Ей всё равно, прелестнице унылой,
Дюма или Плутарха перечесть.
История . отнюдь не то что было.
История, скорее, то что есть.

					     1994

М о л и т в а.

Любовь. И Свет. И Хлеб.
Начало и Конец.
Зиждитель Всех Судеб,
Владыка и Творец:

везде Твои черты,
имён Твоих . не счесть!
Не знаю Что есть Ты .
но знаю, что Ты есть.

					1996


Какая разница: Гайдар ли, Греф ль,
нас не спасут и боги Илиады .
с тех самых пор как стал московский Кремль
столицей мировой дьяволиады.

Рыдай, страна поэтов и ворюг!
Ты шла к Исусу, а придёшь . к Иуде.
Я не боюсь того, что говорю.
Я просто знаю: так оно и будет

в конечном счёте . кто б нас ни таскал
по всяческим развязкам и завязкам.
Умри, моя славянская тоска,
в прозрачном сумасшествии славянском.

							2001


Каменный сон на болоте. Пальмира.
Невская рябь золотой красноты.
Вся ирреальность реального мира.
Сверхутончённость больной красоты.

Бред наяву. Ассамблея гниенья.
Яростный гений и злой демиург.
Призраки, мифы, кошмары, виденья.
Прага. Венеция. Санкт-Петербург. 

						2003
Пошевельнутся ль наши туши,
когда вонзится в наши души
один бесхитростный секрет:
природа к смерти равнодушна,
она мгновению послушна .
а вот для Бога мёртвых нет.

					2004


Давайте-ка попробуем без водки,
варшавская настойчивая мисс.
Пусть ваши драгоценные колготки
змеиной чешуёй сползают вниз.

Начнём обыкновенно и неброско,
а там посмотрим как оно пойдёт.
Быть может, русский дурень (матка бозка!)
сумеет растопить варшавский лёд.

Кто знает, чем прославлюсь в эту ночь я,
нетрезвую богиню изласкав?!
Быть может, разобьётся в пыль и клочья
об польский гонор русская тоска:

ведь этой желчи бешеный излишек,
и эта ярость . мне всего милей!
Наверно, только лишь Марина Мнишек
так презирала русских кобелей.

Ну что ж, тем веселее пробежаться
по вашим эрогенным областям .
и в тогу высших чувств не обряжаться
коротким тазобедренным страстям.

						1999
Живём, дружище.Крутимся. Скрипим.
Стареем. Балансируем на грани.
Реальность как феллиниевский фильм
мелькает перед нами на экране.

А мы зеваем, чёрт бы нас побрал.
Следим вполглаза, слушаем вполуха.
Переключил бы кто-нибудь канал!
Чтоб вместо этой плесени . порнуха,

чтоб свежий ветер, чтобы счастье в дом,
чтобы мурашки бегали по коже!
Да видно, брат, изюминка в другом.
Обнимемся! Мы так с тобой похожи .

и мыслями, и сердцем, и судьбой,
и всем, что есть у русского Емели.
И даже тем, что в жизни мы с тобой
ну ни черта, братишка, не сумели.

							1996

Я водки хряпну. Сопли подотру.
И вдруг заноет где-то: ну и что ж мы?!
Поэты интересны поутру .
а к вечеру едва ли не ничтожны.

Мне сорок лет. Вполне вечерний срок.
Кто был достоин . тот себя отметил.
А я . увы. Не справился. Не смог.
Я зря теряю дни на этом свете.

Как литератор я не волоку.
Серьёзный труд вгоняет меня в кому.
Но, блин, представить даже не могу
чтоб на Руси бывало по-другому.