«Модель квазара не прошла, ну что ж - тем хуже для квазара…»

О разнообразных талантах академика Я.Зельдовича рассказывает его ученик

15 лет главный научный сотрудник Института космических исследований РАН Г.Бисноватый-Коган бок о бок работал с выдающимся ученым, внесшим огромный вклад в развитие целого ряда наук, трижды Героем Социалистического Труда, лауреатом многих премий академиком Яковом Борисовичем Зельдовичем. Встретились они, когда Геннадий Семенович был еще студентом МФТИ, а успешно закончив научную школу своего талантливейшего учителя, стал маститым астрофизиком, доктором физико-математических наук, профессором, автором 400 статей и 5 книг, членом редакций астрофизических журналов, и диссертационных советов. Каким запомнил ученик своего прославленного наставника?

Портрет Я.Б.Зельдовича.1979.

-. Мне было 22 года, я учился на шестом курсе аэромеханического факультета Физтеха, изучал свойства лабораторной плазмы в базовом научном институте НИИ-88 в Подлипках- современный ЦНИИМАШ в г. Королеве.. Фактически это был наш второй институт: в Долгопрудном нам читали курсы по фундаментальной науке, а в Подлипках по прикладной. В принципе я мог бы, наверное, остаться там работать или поступить в аспирантуру, но ездить из дома приходилось довольно далеко - на двух электричках. Режим в ЦНИИМАШ был очень строгим, что тоже не вдохновляло. С моим другом Валерием Чечеткиным мы решили продолжить изучение плазменной тематики в применении к астрофизике. В Подлипках курс физики плазмы читал тогда еще молодой к.ф.-м.н. (впоследствии профессор) Л.В Лесков, который в качестве одного из основных учебников рекомендовал книгу С.Б. Пикельнера «Основы космической электродинамики». Книга нам очень нравилась, и мы решили обратиться с просьбой об аспирантуре к Соломону Борисовичу, который был профессором МГУ, и работал в астрономическом институте ГАИШ МГУ. С.Б. тогда еще не совсем оправился после серьезной болезни, но он предложил представить нас академику Я.Б. Зельдовичу, недавно вернувшегося из Арзамаса-16, и набиравшего астрофизическую группу. Я.Б. работал тогда в знаменитом Институте прикладной математики, где директором был президент АН СССР М.В. Келдыш. Это был 1963 год, и мы учились на последнем (шестом) курсе МФТИ. Чтобы попасть к Зельдовичу сначала нужно было побеседовать с его сотрудниками, которых тогда было всего двое: А.Г Дорошкевич, приехавший с Я.Б. из Арзамаса, и молодой к.ф.-м.н. И.Д. Новиков, большой знаток общей теории относительности из ГАИШа. О Зельдовиче я знал как об авторе книги о теории ударных волн . По совету С.Б.П. мы пришли на семинар в ГАИШ на доклад Зельдовича. Невысокого роста, лысый очень подвижный человек - особого впечатления он на меня не произвел. После нескольких встреч с сотрудниками надо было сдавать экзамен для поступления в аспирантуру. Яков Борисович задал несколько вопросов, я на все ответил, правда, думал довольно долго. После короткой паузы Я.Б. сказал, хорошо, поставим вам четыре. Я был обескуражен: почему четыре, если я ответил правильно? Я.Б. объяснил мне, что «эти цифры надо знать наизусть За меня заступился И.Д. Новиков, мол, мы же его берем, так может поставим пять? И Я.Б. согласился - так я стал учеником Зельдовича.

- Как вы воспринимали учителя? Менялось ли с годами отношение к нему?

- Нет, со временем отношение к нему не изменилось. Очень скоро я понял, что знание физики и творческий потенциал Я.Б. на несколько голов выше, чем у всех знакомых мне физиков, и с ним лучше не спорить. Я.Б. дал мне тему занятий, связанную со строением и эволюцией звезд. Одним из важных вопросов теории звездной эволюции являлась задача о построении моделей с потерей массы, которая, кстати, до конца не решена и сейчас. Зельдович предложил мне построить гетерогенную модель звезды, в которой, за счет особенностей уравнения состояния имеется компактное статическое ядро и истекающая оболочка.. Я написал уравнения, условия сшивки, и принес ему. Я.Б. взглянул и сказал: нет, это неправильно. Я начал отстаивать свои расчеты, но он был непреклонен, да еще заметил: «я же вам говорил». Я помнил, что он действительно что-то мне объяснял, но не мог вспомнить что конкретно. Поэтому на следующий день пришел и заявил, что «считаю я прав». Он тогда сказал «вы в моих глазах падаете, и если будете продолжать в том же духе упадете еще дальше». В растерянности говорю, что кажется я уже достиг дна. Нет, отвечает он, дна здесь нет. Ночью на второй или на третий день я вдруг все понял и тут же вспомнил слова Я.Б. Утром: я посыпал голову пеплом и поставил бутылку воды с надписью о поводе проигранного спора. Это правило было тогда заведено, и на полке в его кабинете стояло много таких бутылок с наклейками, объясняющими предмет спора и фамилию проигравшего. Я понял, что спорить с ним можно лишь когда ты абсолютно уверен в своей правоте. Правда, было несколько случаев, когда он со мной соглашался. Но это бывало очень редко, учитывая, что обсуждения происходили по нескольку раз в неделю.

Трудно было осваивать новое для вас направление?

Астрофизику я почти не знал и мало ей интересовался. Но освоил довольно быстро, читая научную литературу, изучать которую мне велел Я.Б., а также рекомендовал Игорь Новиков. Для лучшей усвояемости работы я конспектировал, и у мены скопилось несколько десятков тетрадей с этими конспектами. Постепенно входил в тему и задания, которые мне давал Я.Б., были вполне понятными. Я учился в «школе Зельдовича». Дня два-три в неделю Я.Б. работал дома, а приходя в институт, рассказывал нашей небольшой группе аспирантов и сотрудников о задачах, которые сейчас решал он сам, а также о других, наиболее актуальных проблемах астрофизики.. В основном эти лекции касались космологии (науки о Вселенной) и продолжались примерно час-полтора. Я занимался звездами, но благодаря этим лекциям-семинарам стал разбираться в космологии, и написал впоследствии несколько работ. Первая моя астрофизическая статья об устойчивости белах карликов с учетом эффектов общей теории относительности вышла, в 1966, а кандидатскую диссертацию защитил в 1968 году. По широте охвата и глубине проникновения в проблемы научная школа Зельдовича была поистине уникальна.

- Есть мнение, что астрофизикой ученый занялся только в 60-е годы и чуть ли не в порядке хобби?

Астрофизикой он начал заниматься еще когда работал в Арзамасе-16. В основном его интересовала космология, физика высоких энергий. Первую работу по нуклеосинтезу горячей Вселенной и ее образованию сделал знаменитый физик и космолог Георгий Гамов. Он был первым, который рассмотрел теорию горячей вселенной, предсказал существование микроволнового фона, но в отношении нуклеосинтеза, как вскоре выяснилось, его работа была ошибочной. Зельдович понимал, что химический состав вещества в первичном нуклеосинтезе является важнейшим критерием выбора между моделями вселенной. Под его руководством был выполнен один из первых расчетов первичного нуклеоситеза в горячей вселенной, где была показано, что весовая доля гелия-4 должна быть близкой к 30%. В имевшихся тогда наблюдениях (ошибочных) утверждалась существование звезд с массовой долей гелия-4 около 10%. Поверив этому, Я.Б. на короткое время занялся теорией холодной Вселенной, где получил интересные, с точки зрения чистой науки, результаты.

- Ваш учитель публиковал столько статей на самые разные темы, что на Западе решили, будто Зельдович - коллективный псевдоним целой группы физиков.

На фото слева-направо:Г.С.Бисноватый-Коган, И.Д.Новиков, В.Л.Гинзбург, Я.Б.Зельдович (указует на Г.Бисноватого-Когана), Дэвид Пайнс (соавтор первых статей по аккреции - Lamb, Pethick, Pines. США). Фото опубликовано в Physics Today 28, 11, 46 (1975);

- Прецедент действительно был: французские математики писали под псевдонимом Николя Бурбаки. В 1973 году Стивен Хокинг встретился с Я.Б. на съезде МАС в Варшаве, и в шутку, сказал, что он читал столько его работ, что решил будто Зельдович - это псевдоним группы ученых типа Бурбаки. Я.Б. действительно печатал фундаментальные статьи на самые разные темы: по космологии, астрофизике, физике высоких энергий, гидродинамике, теории горения… Он был энциклопедист, на мой взгляд, не меньшего уровня, чем Ландау, охватывая своим талантом целый ряд научных направлений.

- И все же есть мнение, да и у самого Якова Борисовича вроде бы проскальзывало: мол, столько лет он в науке, сделано много, а ничего выдающегося, эпохального нет. Так ли это?

- Такая точка зрения действительно существовала, но я не отношусь к ней серьезно: мало ли что говорили «злые языки». Зельдович сделал столько эпохальных, фундаментальных открытий, что встает, по моему мнению, в один ряд с такими гигантами, как Ландау и Гамов. Отмечу такой факт. Я.Б. в конце 50-х годов опубликовал маленькую заметку о возможности получения, с использованием эффекта полного внутреннего отражения, ультрахолодных нейтронов - очень ценных для исследования атомных ядер. Примерно через 10 лет в Дубне был проведен эксперимент по получению ультрахолодных нейтронов, открывший целое направление в ядерной физике. Таких выдающихся работ, на основе которых открывались новые научные направления, у Зельдовича было много.

- А что за человек был Я.Б.?

- При все его «учености» это был очень энергичный, жизнерадостный человек. Он прекрасно разбирался в художественной литературе, увлекался поэзией и сам пописывал стихи. Когда был открыт квазар и первые его модели не подтвердились, Я.Б. откликнулся на это событие стихами: «Модель квазара не прошла, ну что ж - тем хуже для квазара. Еще душа моя полна виденьем огненного шара»… Он любил розыгрыши и «исполнял» их на высоком уровне. Вот один из них, хорошо известный физикам. Я.Б. написал статью в академический журнал и рассуждая о свойствах Вселенной, привел такие стихотворные строки: «Могучий и громадный далек астральный лад, ты … объясненья - познай атомосклад». В сноске было указано: «Велемир Хлебников, изыскания Я.Б.Зельдовича». Редактор поначалу не обратил внимания на эти строки, но потом вчитался и пришел в ужас: сложив первые буквы, у него получилось: «Мигдал - ты ж…а». Выход нашли простой: слово жаждешь заменили на хочешь. Эта вполне дружеская хохма долго веселила физиков.

А этот розыгрыш разгадал, похоже, я один. В своей замечательной книге «Релятивистская астрофизика» (в соавторстве с И.Д. Новиковым) Я.Б. приводит такие слова: «История мидян темна и непонятна, но ученые делят ее на три периода. О первом периоде неизвестно ничего. О втором периоде известно лишь, что он идет вслед за первым. И третий период, о котором известно столько же, сколько о первых двух». И сноска: Аркадий Аверченко. Всемирная история. До сих пор это «глубокое научное изыскание» встречается в интернете, стоит лишь поинтересоваться историей мидян. Я заглянул в первоисточник: что же такое Аверченко писал о мидянах? Оказывается в сатирической книге А.Аверченко «Всеобщая история», написанной совместно с тремя соавторами, мидяне упоминаются, но не более того. Я нашел, что фразу: «история мидян темна и непонятна» впервые использовал актер и талантливый рассказчик И.Ф. Горбунов где-то в конце 19 века.. И точка, продолжения нет. Стал «копать» и сделал вывод: пассаж о трех периодах принадлежит моему учителю Якову Борисовичу Зельдовичу. Однако масса авторов, не подозревая розыгрыша со стороны маститого ученого, продолжает «цитировать Аверченко».

Я.Б. любил шарады. На 60-летний юбилей у него на квартире собралась много друзей и сотрудников. Было очень весело и после застолья стали играть в шарады. Изображали, например, слово «уполномоченный», с помощью лейки представляя, как «упал намоченный». И заслуженный юбиляр падал на пол и поливал себя из лейки. Потом были Чебоксары (чей бок Сары?) и т.д. Память у Я.Б. была феноменальная: записной книжки у него не было, все номера телефонов, а он держал в голове. Знал несколько языков и свободно общался с приезжающими в Москву иностранными коллегами (сам был невыездным, ему разрешалось посещать только страны СЭВ) и читал их книги. Помню его выражение: «без паблисити нет просперити». Однако призывая других, как теперь говорят, заниматься пиаром, сам был человеком скромным, самореклама была ему чужда. Успевал заниматься спортом: в Институте прикладной математики участвовал в соревнованиях по плаванию и занял одно из первых мест, а было ему тогда за 50.

- Вскользь вы об этом уже говорили и все же: как Зельдович относился к молодым ученым?

- Очень хорошо относился. Не жалея времени, объяснял нам суть дела. Но объяснив, ждал отдачи. И когда мы приходили к нему с недодуманными, «сырыми» материалами, или начинали спорить, в шутку говорил: «нет, нет - отогнал». То есть, иди и поработай еще. Но это случалось не часто. Мы написали с Я.Б. статей 15. В первые годы совместной работы схема была такая: Зельдович выдавал идеи, а я воплощал их в жизнь. Но идей было столько, что я терялся на зная за какую браться. Работал он очень много: вставал в пять утра и садился за письменный стол. Мысли записывал в толстенные тетрадки в клеточку. Писал очень быстро, сразу набело и приходя в институт, давал нам со словами: доделайте и отправляйте в печать. Таких тетрадок, думаю, у него было не меньше ста. К сожалению, не знаю, какова судьба этого ценнейшего архива. Случалось, он вызывал меня к себе и говорил: вам надо сделать то-то. Я записывал. Через два дня картина повторялась. Получив третье-четвертое задание, объяснял Я.Б., что не в состоянии одновременно выполнить все его поручения. «А вы сами выбирайте, что вам больше нравится» - отвечал он. Я так и поступал.

В 1974 году директор ИКИ Роальд Сагдеев решил развивать теоретическую астрофизику и пригласил Зельдовича с сотрудниками перейти к нему из Института прикладной математики. Через пять лет мы оказались с Я.Б. в разных отделах, но дружеские отношения сохранили.

Юрий Дризе

Фото предоставлены Г.Бисноватым-Коганом

Опубликовано впервые в газете "Поиск", 19 июня 2017 г.

Что говорят об этом на научном форуме:

Что говорят об этом в Дискуссионном Клубе:

Проголосуйте
за это произведение