ПОСЛАНЕЦ

                                                 о. Александру Новопашину

Пропустите отца Адександра ко Гробу Господню.

Завтра в Убинке горько прольётся Родительский день.

Завтра русский солдат ненароком скользнёт в преисподню,

И на холмах Чечни зацветёт куполами сирень.

Византийская синь упадает на Отчую пашню.

Колокольная даль окликает невольных сирот.

Но пока ещё можно, пока ещё больно и страшно,

Пропустите его в узкий створ заповедных ворот.

Он не вспомнит вам то, что вы крови хотели и казни,

Он простит вам побои и брань, и проклятья вослед.

Бьёт Георгий копьём, над Кремлём разгорается праздник

С чередой Воскресений, с венком сокровенных побед.

Я боюсь промолчать. Я боюсь и обмолвится всуе.

Я не ведаю всей ужасающей бездны потерь.

Но я знаю ещё . если я перед словом спасую,

Не пройдёт Александр сквозь зажатую злобою дверь.

Каждый должен сказать, поддержать, подкрепить, помолиться.

Он ведь вправду воскрес! Значит можно просить за родню.

Мы с тобой Александр на дороге Иерусалимской.

Послужи, Александр, полнарода горит на корню.

Им вольно не любить. Нам ступить без любови опасно.

Послужи, Александр, там, где в муке измаялся Спас.

...Это пламень выходит из камня на Светлую Пасху.

Это плачет икона златыми слезами за нас.

РОМАНС

А на левом берегу .

Всё в снегу,

Всё упрятано, укрыто,

Укромно.

Черным черную возьми

Кочергу,

Белым-бело всё кругом,

Ровным ровно.

Чёрным-чёрным ты коснись

До снегов.

Растревожь мою пустыню

Пустую.

Если нету ни друзей,

Ни врагов,

Значит мимо всё летит .

Вхолостую.

Значит кончилось большое

Жнивьё,

Значит заново тужить

И томиться...

Не проси любви во имя

Своё,

Умолить бы душу к дому

Прибиться.

Снег засыплет нас до самой

Трубы...

Запоют огонь и лёд

На перине.

Мы едины, ангел мой,

Без борьбы,

Ни грозы, ни страха нет

И в помине.

***

Я снова уеду на дальнее-дальнее озеро

в промозглом автобусе

резвому лету вослед.

Потянутся мимо до странности яркие озими.

Но плюнув на зелень, на осень,

на весь белый свет,

залезу поглубже в пальто,

тихо веки тяжелые

сведу до дремоты, откинусь устало назад.

Покатится тряска по спинному нервному желобу,

как мелкие камешки...

И незаметно глаза

вовнутрь обратятся и глянут на душу уснувшую

спокойно и холодно, как на привычное зло...

Мне будет казаться . я что-то высокое слушаю.

Мне будут казаться бессмысленными

и труд мой, и ремесло,

и многое-многое:

жизнь и любовь, и тщеславие...

Дорога-дорога,

ты помесь тоски и волшбы,

твой бег отметает пустое, наносное, слабое,

твой бег нагнетает в сознание тяжесть борьбы

с твоей бесконечностью,

ты . ощущение времени,

твой яростный свист

не дает мне забыться впотьмах.

Сквозь свист пробивается теплое слово:

- Согрей меня...

Я слышу, я помню, я должен вернуться в тот май,

в тот дом на болоте,

с колодцем,

с оградой опрятною...

Когда же окончатся эти пустые поля?..

Но теплится озимь,

но будут дороги обратные.

Но трудно,

как мысль,

поворачивается Земля.

***

Уитни Хьюстон плавает в ночи.

Всё позади. Душа моя, молчи,

Оставь иным глухие катафалки.

Чем дальше в лес, тем реже круг друзей,

Тем горше впереди планеты всей

Искать любви на человечьей свалке.

Потоньше заточи карандаши

И снегирям буханку раскроши .

Судьбы не преломить через колено.

А в небе то ли пламя, то ли лёд,

А голос всё плывёт, плывёт, плывёт

Туда, где нет предательства и тлена.

***

Весь январь в Сибири минус три,

Отгремели праздника кастрюли,

Отцвело TV. И на гастроли

В город прилетели снегири.

Друг вернулся с острова Бали,

А жена . из нашего Вьетнама,

Из Юго-Восточного бедлама,

С вечеринки демона Кали.

А в России чинят костыли

И уже не ездят на трамвае,

Есть тому основа правовая .

Льготы поменяли на рубли.

Старики, как в море корабли,

Родину покинули навеки:

Белые, родные человеки

Парусами канули вдали.

Только снег. И Бога не моли,

Всё равно идут вослед за нами

Если не проклятья, то цунами

По всему периметру земли.

***

Ты купишь мне цветущий цикламен,

Взамен любви и нежности взамен.

Зима настанет, долгая зима,

Но мы сумеем не сойти с ума.

Сегодня снег и завтра тоже снег,

И сумрак не кончается вовек.

В ночи - горящий город над рекой

Окутан то бураном, то пургой.

Но этим снегом с четырёх сторон

Наш старый подоконник озарён.

И стынет чай. И плавится лимон.

И видит сон премудрый Соломон.

Я вижу сон, ты тоже видишь сон,

И песнею истаивает он.

Как  странно жить в эпоху перемен .

Взамен любви и нежности взамен.

ИЗ КИРШИ ДАНИЛОВА

песня

Во сибирской украине,

На Алтайской стороне

Я люблю. а ты отныне

Будешь помнить обо мне.

Никакого приворота,

Никаких таких чудес,

И не слава,

И не мода,

Не пиковый интерес,

Не молва, хулы служанка,

Никака тоска-печаль,

Не богатства самобранка,

Не поэта фестиваль.

Нет, ни то, ни даже это

Для любови не указ.

Ширь и радость бела света

Ей как в самый первый раз.

Вновь своей не зная силы,

Я пускаюсь в дальний путь!

Из-за моря, из могилы

Ты меня вольна вернуть.

Окликаньями твоими

Полон въяве и во сне .

Во сибирской украине,

На Алтайской стороне.

***

В пимах, в полушубке раскрытом

И простоволос

                                  Я выйду к ветлам и ракитам

На зимний откос.

Столпы вертикального снега,

Как души сквозя,

Восстанут от неба до неба,

А глуше - нельзя.

Ни тише, ни выше, ни ближе.

Но можно - светлей.

Скрываются белые крыши

В распахе полей.

Восходит как бы по ступеням

В белёсый зенит

Безмолвия снежное пенье.

И сердце . звенит.

Пуховые две рукавицы,

Подобье ковша,

И родина, словно синица,

Лежит не дыша.

***

"На диком бреге."

                                                                                     К. Рылеев

Снова коровы ревут.

Утро деревни.

С берега на Умреву

Тарской царевны

Тянется лугом фата,

А за туманом .

Вновь багрянится вода

Над атаманом.

И с Иртыша до Оби .

Тарой, Чулымом

Сколько назад не греби .

В неразделимом

Времени, сердце, огне

Вместе поныне .

В небе, в могиле, на дне,

В алой полыни,

В стане стальном Ермака,

В ставке Кучума.

Всех породнила река,

Родина, дума.

Вновь погружаемся, брат,

Дальный и вольный,

В перепелиный закат,

В пепел окольный.

***

Меж рам заплутавшая муха

Жужжит веретёнцем седым.

Пряди же молчанье, старуха,

Пылящим лучом золотым.

Махровый закат георгинов

С печатью морозного сна.

Инкогнито, ложе покинув,

Смёется, а дама бледна.

Но - кто она? Плачет Арахна,

Все сети по ветру летят.

Пора, но, помилуй, как рано,

Ещё не осыпался сад.

Ещё. Но в обугленных грудах

Уж нет и подобия грёз,

Ах, сударь, всё это всерьёз!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И осы в картонных сосудах

Погружены в анабиоз.

Все ульи укрыты в омшаник,

Все угли уснули в золе.

Тишайшая осень. Лишайник

Пылает на голой скале.

***

Мне остался один только шанс.

Или меньше.

Ничего не снесу торгашам,

Переменчив

Мир чудес. Но последний патрон .

За подкладкой.

В этот раз меня встретит Харон

Шоколадкой.

Я монетку ему покажу:

. Вот монетка.

И стихи на песке напишу

Просто веткой.

А за речкой такие луга .

Божий посвист.

Ты приедешь другая слегка,

Может, после.

***

Залив Таманский пепелен и нем,

Ржавеют листья, иней на ограде.

Лишь дрожь и мука желтых хризантем,

Как будто плач и просьба Христа ради.

Безотчий.

Отчего это со мной?

Песок серее самых серых буден.

Нам не уйти от жизни жестяной,

Не так ли, землячок Егор Прокудин?

Мир - без любви.

Сапожник - без сапог.

Эринии вопят как на эстраде.

Эвксинский Понт шумит, как римский полк

Периода военных демократий.

***

И след за кормою,

И вкус земляники во рту,

И небо,

И шлейф облаков из-за дальнего леса.

Меняются чайки

На долгом парома борту,

Звено за звеном

Поднимаются с кромки железа.

За крошками хлеба,

За-ради жестокой игры,

В воздушном бою,

На форсаже, на самом пределе!

И крики, и гвалт поднебесный,

И визг детворы,

Как чистая линия,

Тонкая пряжа кудели.

За белою чайкой

Поднимется в небо пацан .

Дворовый пройдоха,

Придумщик, малец конопатый,

Он стал капитаном,

Антошка, Антон, Антуан,

Штурвал на себя, до отказа.

Но только куда ты?

Куда ты, малыш?

Имя Чести уже не в чести.

Пустынна планета.

А звёздам без нас одиноко.

И как без тебя

Будет алая роза цвести

На лиственном склоне

Златого Алтая отрога?..

***

А. Кобенкову

Увядают листья пеларгонии,

Клонит ветром мыслящий камыш.

От Иркутска ближе до Японии,

Ты ж опять наладился в Париж.

Неужели гейши-колокольчики,

Спутницы Мисимы и Басё,

Для тебя, заблудшего, нисколечки,

Толя, не пленительны . и всё!

Ты же знаешь, как обворожительна

Сакуры походка над ручьём,

Как воздушна и непродолжительна

О любви, да-да, мечта её?!

Улетай, скитайся в мире проклятом,

Только помни, тюрок или грек:

Ласковым и светлым иероглифом

За тобою ляжет первый снег.

***

Фонари горят среди бела дня.

Не прости-прощай, а прости меня.

По проспекту вновь я по Красному

Возвернусь к ответу напрасному.

Не ищи меня среди бела дня.

Не прости-прощай, а прости меня.

Я пройду незримо, неслышимо

Сквер, где навсегда стали ближе мы.

Не зови меня среди бела дня.

Не прости-прощай, а прости меня.

Где строка горит . за часовенкой .

Сердце-облако нарисовано.

Дальше к берегу - ширь небесная,

Золотистая да воскресная.

Воротясь домой, не зажги огня,

Не прощайся, нет, но - прости меня.