|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Бродили с драконами под руку луны,
Китайские вазы метались меж ними,
Был факел, горящий и лютня, где струны
Твердили одно непонятное имя...
Н. Гумилев.
Люблю старушку Европу. Ее колорит и седина веков пленяют меня. Часто, приезжая сюда, я не могу отказать себе в удовольствии пройтись по старинным площадям и небольшим ухоженным улочкам. Мне кажется, что время дышит здесь из каждого открытого окна, украшенного пестрыми цветами, а небольшие фонтаны на площадях манят присесть и полюбоваться ими.
Ах, эти фонтаны! Пожалуй, ничто не дает такого отдыха душе, как прозрачные струйки воды, играющие с солнечными зайчиками. Рядом обязательно есть какое-нибудь тихое кафе, где никто никуда не спешит , и где уютная парочка студентов за чашечкой кофе штудирует свои уроки. С тихой радостью бредешь туда от фонтана и знаешь, - здесь может начаться сказка...
Так было и на этот раз. Я вошел под звон дверных колокольчиков в одно из таких милых моему сердцу заведений, поприветствовал хозяйку, стоящую за стойкой, взял местную газету и, заказав что-то для души, уже не помню что, погрузился в любимую атмосферу.
В газете меня привлекло объявление под названием "Сказочник на дому":
"Благотворительный фонд организует детский и юношеский досуг и предлагает следующие услуги... Вы оплачиваете только время пребывания вашего ребенка у сказочника. Все остальное - мы берем на себя!".
- Интересно. Кажется, сказка не заставила себя ждать, - подумал я. В чудеса надо верить, - так гласит закон любой сказки из реальной жизни, - а если ты поверил, то действуй. И тогда она обязательно сбудется.
Я подошел к телефону и набрал указанный номер. Милая девушка ответила почти сразу. Оказывается, существует такая форма детского театра, когда взрослые приводят детей в дом, где их встречает одетый по всем сказочным канонам артист и, пока родители бегают по городу, погруженные в свои дела, он рассказывает детям удивительные истории, которых знает великое множество.
- Это очень популярная форма досуга в нашем городе, - слышалось в телефонной трубке, - в таких домах создается сказочный дизайн и волшебная атмосфера. Дети не хотят отсюда уходить. Они заливаются слезами, хватаются за двери. Это приносит нашей фирме неплохой доход.
- Можно ли мне побывать у такого сказочника? - спросил я, искренне заинтересованный. Девушка ответила, что проблем нет, так как многие родители, прежде чем привести сюда детей, приходят сами. Надо же оценить обстановку!
Через час я вошел в помещение, на двери которого висела интригующая табличка - Благотворительный фонд "Подарок для Вас". Внимательно оценив внутреннее убранство нестандартно оформленного офиса, я оплатил счет милой, чуть прихрамывающей девушке в напудренном парике и роскошном платье с кринолином, по которому тут и там были разбросаны живые цветы.
- У нас каждую неделю меняются столетия , - объяснила она. - Это закон фирмы. Сегодня в офисе - семнадцатый век.
Удивленный, я отправился по указанному адресу в сопровождении служащего (это тоже входило в перечень услуг для приезжих, если вы того захотите), который был одет соответственно девушке, по моде семнадцатого века. Прежде, чем шагнуть за дверь, мой сопровождающий поцеловал ей руку, и тут, к моему удивлению, я увидел, что и он, как оказалось, тоже хромает.
- Наверное, этот фонд таким образом помогает инвалидам, - мелькнуло у меня в голове.
Пока мы шли к сказочнику, я был уверен, что бесхитростное объявление в газете и разговор с хромой девушкой дают мне полное представление о подноготной этого нестандартного бизнеса. И не предполагал, что действительно попаду в волшебную атмосферу, которая тянет куда-то в неведомое и завораживает. Полумрак от штор на распахнутых окнах, горящие свечи, картины с известными сказочными персонажами, которые со стен внимательно всматриваются в пришедших, и клубы приятных благовоний, сразу вырвали меня из реальности и в мгновение ока перенесли в какие-то иные миры. Кругом звенели мелодичные колокольчики , и звучала спокойная музыка.
Я тихо поздоровался и сел на предложенное мне место. Сказочник ответил кивком головы, продолжая рассказывать свою очередную историю. Он был настолько натурален, что я почувствовал себя ребенком, искренне заинтересованным в происходящем. Казалось, я нахожусь здесь давно, и все мы, долгое время, общаемся друг с другом.
- Он вырос внутри роскошной китайской вазы. Нет, нет, вы не ослышались, - сказочник поудобней расположился в просторном кресле, и сделал чуть погромче какую-то красивую восточную мелодию.
- Такова была новая забава императора тех далеких времен. История донесла до нас множество манускриптов, из которых следует, что во времена разных династий в Китае была при императорском дворе в моде такая изощренная забава: новорожденных детей помещали жить внутрь фарфоровых ваз, каждая совершенно другой и неправильной формы. Дети вырастали, становились уродцами, ведь их тела принимали форму ваз, в которых они росли. Потом они прислуживали на пирах, веселя своим необычным видом императоров и вызывая необычайное удивление, граничащее с ужасом, у заморских послов и гостей. Об одном из таких уродцев и будет сегодня мой рассказ.
Представьте себе, что это был не просто уродец в череде других, на чью долю выпадала из века в век такая тяжелая участь. Нет, он был самый первый из них. Как бы сейчас сказали ученые, он был пробный эксперимент. Но надо отдать должное Востоку и заметить, что к нему был приставлен учитель, который неустанно занимался его развитием, пока он рос внутри вазы. Учитель был строг и очень умен. Да, это был настоящий мастер своего дела. Никогда нельзя было распознать, говорит он искренне или нет. Учил же он мальчика, прежде всего, такому восприятию мира, с которым ему предстояло жить, когда он вырастет и будет выпущен из вазы, как птенец из разбившегося яйца.
Учитель объяснял растущему ребенку, что так жить очень почетно. Ведь этим он выполняет волю самого императора. Затем он будет всю свою жизнь ему прислуживать, а для этого надо научиться быть самоуверенным и чопорным для всех, и смиренным, но... только с императором. Учитель объяснял раз за разом своему воспитаннику, что он будет внешне сильно отличаться от остальных людей. И что это огромное благо, которое позволит ему повелевать простыми смертными. Кроме императора, который, конечно же, не простой смертный. Вот почему ему досталась такая почетная участь, как жизнь в вазе ради любимого властелина. Никогда он не будет занимать никакой государственной должности, зато император - это его прощение и защита.
Через специальные отверстия в вазе мальчик видел учителя и разговаривал с ним. Так проходили годы. Он внимательно слушал и запоминал каждое слово. А когда оставался один и погружался в тишину вазы, сердце подсказывало ему, что в этом мире есть еще что-то, кроме того, что он узнавал на уроках, и тогда начинало происходить совсем другое.
Он заметил, что мысли тут были уже не причем. Вернее они были, но всегда после чувств и , как бы , рожденные ими. Смутное предчувствие таинственного, но вместе с тем абсолютно реального, все чаще и чаще томило его душу. Пытаясь в этом разобраться, он стал со временем замечать, что, общаясь с учителем, воспринимает его мысленно, головой, но не сердцем. Со временем он осознал, что чувства никогда не обманывают. Когда все хорошо, приходит чувство тепла и внутреннего комфорта, и, наоборот, при плохом стечении обстоятельств на душе тоска и печаль. А мысли часто приводят к неправильной оценке ситуаций и их решениям. Он стал разговаривать внутри себя с кем-то невидимым, кто, как ему открылось, всегда рядом и даже помогает советами. Мальчик верил ему больше, чем авторитетному учителю. Это удивляло и пугало его. Особенно, когда он ясно чувствовал, что учитель говорит неправду.
Впервые это произошло давным-давно. Изо дня в день учитель объяснял, что все люди некрасивы и уродливы. Ему же выпала завидная участь жить в вазе, чтобы достигнуть самой истинной и совершенной физической формы. Он, конечно, не знал и не мог знать, что такое правда, потому что учитель сам был горбуном с изуродованным лицом, а других людей он никогда не видел. Они возникали перед ним только по вечерам в масках и длинных одеждах, чтобы делать необходимую работу в помещении, где находилась ваза, и в масках же исчезали, никогда не произнося ни слова. Таково было строжайшее повеление.
Но вот пришел день, когда ему сообщили, что он вырос. Вазу разбили. И начались годы упорных, изнурительных тренировок. Нужно было научиться ходить, как можно больше двигаться и, самое главное, уметь прислуживать императору.
Научившись передвигаться смешно и неестественно, но при этом очень быстро и ловко, он еще больше поверил в свою исключительность. И совсем перестал слышать голос сердца. Он с радостью предвкушал день, когда сможет распоряжаться вельможами императора, понукая и наказывая их одного за другим. Тонкости такого поведения он усвоил у своего наставника слишком хорошо.
И вот настал день, когда учитель объявил ему, что он будет представлен ко двору и должен будет показать все, на что способен.
Радости его не было предела. Ночью, приученный к жесткой дисциплине, он крепко спал, и вдруг отчетливо, сквозь злые мысли о завтрашнем дне, которые он выносил за всю свою жизнь, услышал голос сердца. Оно билось в груди, трепетало, как испуганная птица, и говорило, говорило только одно: - Завтра будет беда, это самый страшный день в твоей жизни!
Слезы хлынули из глаз, но он не знал до сих пор, что такое слезы, и тут же в гневе заставил сердце замолчать.
В тот долгожданный день ему дали золотой поднос с яствами, которые он должен был преподнести императору, и распахнули перед ним двери. Он вошел в зал , и точно так же, как на уроках, поставленным шагом двинулся к месту, где, как он знал, должен восседать император. Зал переполняло множество людей, но он от волнения ничего не замечал, пока не увидел сотни устремленных на него глаз. Лица, лица, лица...
Он видел именно то, о чем не раз говорил учитель: окружавшие его люди были абсолютно иные существа, чем он. Все, сидящие за бесконечным столом, идущим кругом через громадный зал, показались ему до безобразия страшными. Это вызвало у него шок, и он чуть не выронил поднос. О, сколько же раз он слышал, что люди не такие, как он, сколько раз он повторял и пересказывал эти слова, осыпаемый похвалами учителя, но предположить, что они ужасны и отличны от него до такой степени, он все-таки не мог. И вдруг , мысль о том, что это-то и дает ему неограниченное право повелевать и издеваться над ними, успокоила его. Все сходилось, все было так, как говорил учитель.
Люди вскочили со своих мест, показывали в него пальцами, выкрикивали ругательства, смеялись и кричали.
Император сделал жест, призывающий к молчанию, и попросил его подойти ближе. Едва понимая своего повелителя, собравшись с последними силами, он повиновался. Но тут один из придворных, беззвучно смеясь, подставил ему ногу. Несчастный грохнулся наземь, разбив об пол и разбросав все, что было на подносе.
Император хохотнул, и вслед за ним отовсюду раздались взрывы смеха. Он неуклюже вскочил, готовый немедленно и беспощадно проучить наглеца, но тут же был сбит профессиональным ударом возвысившегося над ним в два его роста обидчика. Так повторилось несколько раз, пока его избитого, лишившегося чувств, не вытащили из зала и не бросили в какой-то грязной и вонючей дыре. Мысли метались в голове, разрывая в нахлынувшей темноте сознание на кровавые куски. Ему виделись вазы, которые во множестве украшали императорский зал, и хотелось оказаться в одной из них.
Император был доволен. Наблюдать за изуродованным рабом, который мнит себя господином, было утонченным удовольствием. Жалкое существо, потерявшее человеческий облик, и не подозревает о своем ничтожестве, - а это хороший урок для приближенных, для гостей-иноземцев, для поданных его государства! Поданный, который задумал и осуществил в подарок императору этот эксперимент, был щедро вознагражден. Пир продолжался.
Он лежал на полу и понимал, что приходит в себя. Жить не хотелось. Что с ним будет дальше, если он не сможет заставить себя умереть? И, устремившись всей своей душой наружу из изуродованного тела, он ясно осознал, что действительно не такой, как другие, и что уроды не они, а он. И опять потерял сознание.
Вскоре появился учитель, который приказал ему открыть глаза. Он был лаконичен и краток. Просто и бесстрастно он объяснил ему, что его создавали для потехи императора , и что император очень доволен результатом. А это важнее всего. Поэтому его не уничтожат, как предполагали сделать до этого празднества, и он будет продолжать делать то, чему обучен. В случае неповиновения к нему будут применены те изощренные пытки, о которых он подробно слышал за годы учебы. Учитель больше не говорил ему, как прежде, поощряя, ласковые слова, не дарил ему лакомств и не гладил по голове. Но сказал, что если все будет хорошо, ему позволят находиться в прежних жизненных условиях. Так милостив император.
Начались его настоящие черные дни, какими они могут быть только у тех, кто осознал свое несчастное существование. Издевательства над ним при дворе вошли в моду. Особенной изюминкой считалось у придворных вызвать его повелительный тон, который он вырабатывал годами, и которого сейчас он изо всех сил старался избегать, чтобы получать поменьше побоев, но это, увы, у него плохо получалось.
Теперь ночи напролет он сожалел о том, что тогда, накануне празднества по случаю дня рождения императора, он не послушался своего сердца и не поверил ему. У него еще были силы покончить с собой, сейчас же слишком поздно - он сломлен. Каждую ночь он просил прощения, то ли у своего сердца, то ли у того, давнего невидимого друга, которого он по своему неразумию с годами позабыл. Раз за разом он пытался наладить их общение, но, кроме ужаса каждого предстоящего дня, не слышал ничего.
Изо дня в день, полный безразличия, он выходил ко двору и, выполняя страшные и мучительные обязанности, молил судьбу, чтобы жизнь его продлилась не слишком долго.
Однако наступил день, когда он понял, что больше ему не надо бояться пыток, которыми постоянно угрожает ему учитель. Ведь его повседневная жизнь - и есть самое изысканное мучение, которое только могли придумать люди. Потому он решил: прежде чем его уничтожат, он должен отказаться от рабства. И сделать это надо не перед учителем, а перед самим императором в день нового предстоящего торжества. Встать и сказать, что он выбрал смерть и отказывается от унижений.
В то же мгновенье он услышал, наконец, свое сердце. Оно говорило только одну, бесконечно повторяющуюся фразу: - Ты победишь! Ты победишь! Ты победишь! Он хотел повторить эти слова, следуя за биением сердца, но слезы, брызнувшие из глаз, не дали ему этого сделать. И плач его был безутешен. Это были вторые слезы за всю его жизнь. Вспомнив о тех своих первых слезах, он внезапно затих. Ясная и неотвратимая мысль вернула его в реальность и заставила усомниться в голосе сердца. Он понял, что окончательно потерял своего невидимого друга. Ведь только, когда он решился на гибель, сердце ему сказало, что он победит. Сказало, хотя ясно, что этого не может быть никогда. Потому что не существовало в Поднебесной человека, который ослушался бы императора и остался жив.
В тот день он не просто дал себя умыть и одеть, подобно кукле в руках бездушных людей. Он знал, что к нему пришли уверенность и сила, движения его стали по настоящему красивы. И было видно, что окружающие проникаются к нему невольным почтением. Это обрадовало его, хотя, если что-то и может радовать человека, идущего на смерть, то это, наверное, мысль об окончании страданий. Но не нам рассуждать об этом, не нам...
Он вошел в зал, ликующий праздником, но внезапная боль в сердце заставила его остановиться и посмотреть в ту сторону, где находилась императрица, окруженная многочисленной свитой. Она принимала поклоны от придворных. И это было причиной того, что на него не обратили на этот раз никакого внимания.
И тут он внезапно похолодел, застыв на месте, как будто пораженный громом. Он встретился глазами с человеком, который смотрел на него не так, как все. Она смотрела на него с любовью и состраданием, верой и теплотой, силой и пониманием. Этим взглядом она запрещала ему осуществить то, что он задумал. В свите королевы стояла, не отводя от него глаз, прекрасная девушка, изуродованная до немыслимых форм, выросшая, как и он, в китайской вазе. Он сразу понял, что ничего более красивого он никогда не видел и почувствовал, что полюбил ее всем сердцем, и что друг его невидимый опять рядом, и теперь уже навсегда.
Они упали без сознания почти одновременно. А когда их унесли, императрица, низко склонившись перед императором, заговорила с ним, но так тихо, что никто не слышал ни слова. Император улыбался и благосклонно кивал головой. Императрица была мудра. Ничто не ускользнуло от ее взгляда. Она предложила императору поженить двух уродцев, а когда у них родятся дети, то это будут уродцы для подрастающего принца, чтобы у их наследника тоже была бы забава при дворе. Но не по той чудовищной цене, в которую обошлись их родители, а бесплатно.
- Много веков прошло с того дня. Может быть, даже тысячелетий, - продолжал сказочник, - но до нас дошла удивительная летопись, утверждающая, что при дворе одного императора были двойняшки, два брата из свиты, которые отличались такой красотой и стройностью, что на них приезжали смотреть послы и гости из других стран. Они восхищались, говорили, что красота этих близнецов ничем не уступает красоте самых редких и самых дорогих ваз, составляющих славу этой загадочной страны. Летопись утверждает, что их родителями были два ужасных уродца, выращенных в китайских вазах в честь родителей этого императора.
Когда все закончилось, зазвонил телефон. Сказочник снял трубку. Комнату заливал дневной свет, шторы оказались раздвинутыми, свечи и благовония вынесены, а картины, повернутые обратной стороной, совершенно слились со стенами. Я вышел на улицу и сел на скамейку. Пели птицы. Мыслями я был погружен в только что услышанную историю. Дама, которая, как и я, побывала у сказочника , остановилась передо мной и, всхлипывая, вытирая слезы, назидательно заговорила:
- Вы только посмотрите на это безобразие! Они приглашают нас взрослых оценить обстановку, доводят до слез, и еще хотят, чтобы после таких издевательств к ним приводили детей! Я этого так не оставлю, я буду жаловаться! Кто поверит, что можно выращивать людей в вазах и кто им разрешил доводить нас до слез? Они нарушают наши права! Ну, это у них не пройдет! Я, между прочим, порядочная горожанка и исправно плачу налоги! Сам бургомистр меня знает! Я закрою эту лавочку! Я только что составила воззвание, подпишитесь, если вы достойный человек...
Я взял воззвание и размашистым подчерком написал: "Я - человек недостойный".
Она вырвала из моих рук измятый листок и, потрясая огромным сиреневым зонтом, удалилась прочь. Весело улыбаясь, я проводил ее взглядом, потом встал и со всех ног припустился по набережной вдоль реки, протекающей в центре города. Мне очень хотелось, чтобы сын моего давнего друга, который живет в этом городе, оторвался бы , наконец, от компьютера и тоже пришел к сказочнику.
|
Проголосуйте за это произведение |
