Рассказы
24 февраля 2012

Клематис

"Цветки клематиса, как правило, обоеполые. В центре цветка ... множество пестиков и тычинок, часто иной окраски, чем лепестки, что придает цветку особую прелесть..."

Из справочника цветовода

Часть первая. Нехорошее собрание

1

... Паучок медленно полз по стене, а я полз за ним взглядом. Вот он остановился, замер... И вместе с ним замер я, словно от следующего маневра этой маленькой букашечки и впрямь зависело: быть или не быть. Паучок "подумал" ... и решительно повернул вниз... "Уверх ... к гостям, униз ... к крестям..." ... как говаривала моя покойная бабуля.

К "крестям" означало смерть. Но умирать прямо здесь, в "Нашей марке", среди творцов рекламных слоганов, мне категорически не хотелось. И я заозирался в поисках группы поддержки. Должен же кто-то... Ну хотя бы Феликс, с которым мы не первый год в одном кабинете и каждое утро вместе гоняем чаи. Тем более, остальные, включая и нашего шефа Томаса Мастерчука, его побаивались. Мудрости его побаивались, начитанности. Попробуй тронь ... такую цитату влепит, такое знание обнаружит и такую казуистику из всего выведет, что ты перед ним окажешься словно голенький. Вот бы и за меня счас влепил! Но в глазах Феликса я прочитал лишь веселый интерес: чем же, чем же закончится эта "разборка"?

Тогда, может, бывший боец горячих точек Влад? Его пацанское лицо и вся его пацанская сноровка напоминали мне Запорожскую Сечь и ее великих пацанов, готовых отдать жизнь за други своя.

Я, конечно, не был с Владом в горячих точках, но считал его близким себе по духу. Он так же, как и я, в рекламном деле предпочитал фикшн ... нонфикшн, и по-пацански искренне считал бессовестным обманывать покупателя, пусть того и называют потребителем.

Часто наши беседы "за работу" плавно перетекали в беседу "за жизнь". И здесь меня немного удивляло то, что о пожарищах, друзьях-товарищах, а также о "чехах" или других народностях, с которыми ему приходилось воевать, Влад говорил редко и крайне осторожно, при том, что, казалось бы, скрывать больше нечего. Особенно после прилепинских "Патологий".

Впрочем, по некоторым обмолвкам, типа ... "эх, если бы вам все рассказать..." ... и по общему нервно-возбужденному состоянию пацанского организма, можно было предположить, что невысказанная правда терзала психику молодого человека, и заставляла заниматься вроде бы несвойственным ему, профессионалу-ратнику, бумагомаранием в "Нашей марке".

Я пытался помочь Владу, намекал, что надо бы ему к психологу, поделиться своими тревогами, выговориться, наконец. Но уже знал, что и психологу Влад не скажет всю правду (как не говорил до сих пор всю правду и я). Почему? А потому, как выражался брат-2, будет нам кердык. Но беда в том, что кердык будет и если мы промолчим: правда взорвет нас изнутри.

...Собрание между тем набирало силу. Уже и программист Макс Скороходов вслед за техредом Елизаветой Копыловой повторил гнусное: "Донос!", но Влад по-прежнему молчал. А что бы сказать: мол, поосторожнее, братцы, на поворотах. Я, боец горячих точек, не из книжек знаю, что такое донос. Из-за доносов ... тайных сообщений тайных осведомителей ... сколько отличных пацанов погибло, а осведомители на этом только и делали себе карьеру. Если вы держите этого несчастного за доносчика, то каковы же вы сами? Разве вы не доносите каждый день и час на вышестоящих и нижестоящих? И разве вышестоящие и нижестоящие не доносят на вас?..

И хотя мне было неловко смотреть на бывшего бойца ... он сидел напротив ... я все же посмотрел. Симпатичное лицо тридцатилетнего пацана словно окаменело, и весь его вид говорил: это чужой базар, я в нем не участвую.

Похоже, не участвовал в "базаре" и верстальщик Дунюшкин, с которым мы бок о бок частенько сидели за компом. Порой ссорились, дулись друг на друга, но все это забывалось, когда общее дитя ... очередной рекламный вестник ... выходил в свет. Отчего же он теперь уводит взгляд?

А чадолюбивая, хозяйственная Фаина, по прозвищу "матушка Марфа", чьи исповеди о разбитом сердце я не раз выслушивал в кофе-паузах и которая считала меня чем-то вроде своей подружки (настоящих подружек она давно извела ... из-за любвеобильности супруга)? И она сидит с лицом постницы, вся ушла в себя. Наверное, думает, чем бы порадовать дорогого муженька и еще более дорогих внучат.

Как приветлив и любезен был Сева Карп, получив свой очередной текст, сплошь переписанный мной, и как хмур, замкнут он сейчас. Уткнулся в какую-то газетенку.

Маргарита Калачева или "Марго", наш главный финансовый министр, замечательна тем, что все делает правильно: правильно воспитывает детей, правильно строит мужа, правильно ведет себя с начальством. По крайней мере, так считает сама Марго и те ласковые телята (рекламные агенты), что вечно пасутся в прихожих финансовых министров. Почему же она не вступается? Разве правильно ... все на одного?

Художник Цветков настойчиво смотрит в окно. Ах, там птичка! Воробушек взъерошенный. Кажется, совсем замерз бедняжка, вот-вот упадет с карниза на радость дворовым котам. Ну так откройте ему форточку! Пусть погреется. Нет-нет! Сюда нельзя: здесь отравленный воздух... Законодательница местных нравов Елизавета-Лиз не успела отвести взгляд, леденящий кровь взгляд горгоны.

И я понял: даже моя смерть не заставит этих милых людей полюбить меня. Словно зомби я встал со стула и, глядя прямо перед собой, тихо-тихо пошел к выходу. Но, видимо, вегетатика подвела, я покачнулся, и Цветков предупредительно открыл мне дверь. Безусловно, что-то человеческое в этом жесте было.

На улице у меня ноги стали как ватные, а в голове стучало одно: "Дойти... дойти... дойти...". И я дошел. На честном слове. А и пройти было всего метров сто до уютного двухэтажного домика, где в одной небольшой фирмочке по прокату театральных реквизитов трудился менеджером мой приятель Натан Лавриков. С Натаном мы накануне договорились встретиться после работы и навестить наше любимое кафе. Ну вот и встретились!

2

Натан доставил меня домой на своем "жигуленке" и вызвал "скорую". Доктор, симпатичная женщина лет сорока с небольшим, констатировала гипертонический криз: "Давление, знаете... Штука такая... Опасная... Считайте, что вам сегодня повезло...". Было рекомендовано: не вставать, не читать, не писать, не волноваться... То есть почти что не жить.

В тот же день, вернувшись на работу, Натан позвонил в "Нашу марку", чтобы высказать свое возмущение на правах друга: неужели из-за какой-то дурацкой рекламы надо доводить до смертоубийства. Ведь все знают, что у человека сердечные проблемы, метеозависимость... А день-то какой, 29 октября! Мрак, дождь, магнитная буря... Тут и не такого с ног собьет.

Как рассказывал он мне позже, большой, громогласный, уверенный в себе Томас, которого друг считал настоящим мужчиной, враз потерял свою самоуверенность и громогласность и что-то жалко лепетал в ответ: мол, его "подставили", а сам он был не в курсе.

Но даже не это поразило друга.

... Представляешь, у них после собрания, ну после того, как ты ушел, был фуршет (!) И, кажется, хорошо приняли на грудь. Цветков мычал в трубку что-то нечленораздельное. С трудом уговорил его позвать Томаса...

Да, фуршеты были обычным явлением в "Нашей марке". При прежнем шефе они проводились втайне и лишь после того, как, шеф покидал контору. При Томасе, любившем хорошую компанию с хорошей выпивкой и закуской, фуршеты были узаконены. И всякое мало-мальское событие отмечалось с задором и веселыми приколами. Томас считал, что живем только раз и такие корпоративные вечеринки необыкновенно сдруживают коллектив. Но чтобы и 29 октября... Нет, в моей голове это не укладывалось. И я пожалел, что Натан рассказал мне о фуршете.

3

То, что Натан назвал "дурацкой рекламой", была моя статья о пружинных матрасах в газете "Новый путь". Статья как статья, если бы не название ... "Матрасовы нового поколения" ... и не призыв свергнуть ФСБ.

"Это мина замедленного действия", ... торжественно сказала Елизавета-Лиз. И с тем же пафосом объявила, что мину под "Нашу марку" и Томаса подложил ваш покорный слуга, якобы предоставив свежий номер вестника "Новому пути" для иллюстрации статьи о матрасах.

Поясню: на обложке последнего вестника была размещена картинка трех русских богатырей-качков, державших длинный плакат с фрагментом подлинной настенной надписи, сфотографированной на доме, где располагалась "Наша марка":

"Долой!

Фашисты

Садисты

Бандиты"

Что по совокупности могло означать "Долой ФСБ!".

Газета, то есть прежде всего я, уверяла собравшихся Лиз, напечатав статью с искаженным названием и с этой картинкой, несомненно привлекла внимание ФСБ и продавца матрасов, известного предпринимателя Миловидова к "Нашей марке", и теперь начнутся преследования и Томаса непременно снимут, а вместо него назначат директором агентства меня, чего, как была уверена Лиз, я и добивался.

Тогда, 29 октября, когда "Новый путь" вышел с моей статьей и коллектив голосами Лиз и Макса обвинял меня в предательстве, я толком ничего не понимал. И знал одно: я не давал никаких картинок в газету и название моей статьи было другое. Теперь для меня было делом чести раскрутить эту почти что детективную историю и выяснить, кто и зачем устроил мне подставу.

Главред "Нового пути" Кротов, между своими ... "Крот", от растерянности ... то ли самой следовательской постановкой вопроса, то ли перед неожиданным для него металлом моего обычно слабого голоса ... тотчас рассказал, как было дело. Сначала пришел в редакцию Феликс и показал вестник Кроту, и они вместе посмеялись над прикольной обложкой. Следом за Феликсом, едва тот удалился, явился Карп с тем же "подарочком", после чего и было решено ... кем, Крот не уточнил ... вмонтировать в мою статью картинку с обложки вестника. Но названия, клялся Крот, он не менял, это комп все напутал. Картинкой же он хотел привлечь внимание к моей статье. "Реклама должна быть как удар по голове, а у тебя написано вяловато, энергии не хватает. Вот мы и подбавили газку...", ... мурлыкал он, и опять было непонятно, кто это "мы". Зато не оставляло сомнения, что Крот врет. Причем, по-черному.

... Ваша любовь к острому нам хорошо известна, ... съязвил я. ... Но, добавляя без меры ингредиенты, "блюдо" можно изрядно пересолить и переперчить...

... Публика обожает "с перчиком", ... рассмеялся довольный Крот.

И действительно газету с моей статьей публика смелá за считанные часы. И не только газету. Спрос на пружинные матрасы в последующие несколько суток превысил разумные пределы. Так что вроде бы все, а главным образом, поставщик матрасов Олесь Миловидов, остались в выигрыше.

Потому я и простил Кроту подставу. К тому же он преподал мне отличную науку, сказавшую без слов, что вещи нужно рассматривать во взаимосвязи, и не только с фактами, имевшими место быть (Миловидов был корешем Крота еще с комсомола), но и с тем иррациональным, что таит в себе наша психика. Ну скажите на милость, зачем Карп и тем более Феликс, прежде никогда не бывавший в "Новом пути", принесли в редакцию вестник? И почему 29 октября они не сказали об этом на собрании, сняв с меня хотя бы часть обвинений?

4

...Неожиданно позвонила матушка Марфа-Фаина и отреклась от всех и от всего: знать ничего не знала, сказали, обыкновенная планерка. И вообще, по словам Фаины, виновата одна Лиз, "помнишь, она и на меня однажды набросилась с кулаками, да не на ту напала..."

Действительно, было дело. Лиз терпеть не могла Фаину: почему-то ей пришло в голову, что та шпионит за ней. На самом же деле, Фаина хотела по-матерински ... на то она и матушка! ... быть в курсе всех наших дел. И вот однажды, застав Фаину, прильнувшей к двери своего кабинета, Лиз устроила ей грандиозный скандал и обозвала стукачкой. Страсти были почище шекспировских. Мы пытались развести дам, да где там! Лиз налетала на Фаину как бойцовский петух, а Фаина по-куриному трусливо отступала под напором более сильной противницы. Но вдруг поднапряглась да и влепила Лиз звонкую пощечину... Позже Фаина признавалась, что и сама испугалась своего рукоприкладства: прямо на ее глазах большая Лиз становилась маленькой, словно бы из нее выпустили воздух. Но это было всего какие-то мгновения...

... В голосе Фаины я уловил тревогу, словно она чего-то опасалась. Уж не последствий ли нехорошего собрания? Вдруг новость узнают СМИ, тот же "Новый путь"... Вдруг я с медицинской справкой к ... К следователю, например. Только напрасно она боялась. Я по-прежнему считал их всех своей семьей и не хотел, чтобы "Нашу марку" трепали в газетках.

Еще больше удивил звонок Марго, попросившей меня подписать ходатайство собрания ... да-да, того самого, на котором меня подвергли унизительной проработке и на котором якобы я ... фантастика! ... был председателем собрания ... о присвоении Томасу какого-то звания. Мол, нужно провести это ходатайство задним числом. А "задним" было только октябрьское собрание.

От такого естественно-первобытного бесстыдства мне в первый момент хотелось крикнуть: "Вы что там, все с ума спятили!" Но вместо крика из горла вырвался писк: н-е-е-е-е-т... н-е-е-е-е-т... н-е-е-е-е-т!

Часть вторая. Кошмары, привидения, потемки

1

Начиная с 29 октября, я стал бояться засыпать. Едва ли не каждую ночь мне снились летящие в меня и разрастающиеся по мере приближения черные мохнатые шары. А однажды привиделись безликие каменные бабы, каких обычно можно встретить только в древнерусской Стрелецкой степи. Они гнались за мной в своих красных феррари, а я бежал, что было сил, бормоча какие-то жалкие слова: "Эх, ты страна российская, родина-мать народов! Я-то к тебе со всей душой, а ты... Только и насылаешь на меня своих каменных баб...". Бабы вот-вот должны были схватить меня... В ужасе я крикнул: "Грейс!.." ... и... проснулся ... весь мокрый от пота, с бешено колотящимся сердцем.

...Диск с "Догвилем" я прокручивал теперь каждый день. Каждый день я смотрел по одной картине (в фильме их девять). Посмотрев все, начинал по новой ... с конца. Вечная история о чудовище и красавице. Чудовище ... тоталитарная власть собачьего города, красавица ... Грейс. Хорошо, если чудовище по одну сторону, красавица ... по другую, и зрителю не нужно ломать голову ... где добро, а где зло. Но это же 37-й. Прошлый век. А в нулевые? Триеровский "Антихрист" пострашнее "Догвиля": теперь чудовище не снаружи, а внутри красавицы. И не только красавицы, а и всякого человека.

...Мир раскалывался надвое, как яблоко, рассеченное ножом ... без надежды на воссоединение. Темная энергия, которая, оказывается, не досужий вымысел, а научно установленный факт, плотно овладевала мной и разрушала прежде единый для меня, цельный образ мира. И мой собственный. Мне хотелось снова, как в детстве, залезть в шкаф или уйти в любимые сказки ... спрятаться, чтобы чужие, которыми пугала меня моя родительница, уходя на работу, не нашли маленького зайчишку-трусишку.

То есть всего за какие-то две недели, что я был на больничном, все настолько изменилось для меня, настолько поменялось с плюса на минус, словно один из осколков триеровского киношного зеркала-зазеркалья попал мне прямо в глаз.

Вот обезумевший от горя король Лир рвет на себе седые волосы, а вот тот же самый король, но уже в маске самодовольного актер актерыча... Вот хорошенькая, упитанная дюймовочка-скромница, а вот она же ... распутная девка... Вот приятный во всех отношениях джентльмен с благородной сединой на висках пытается уверить сограждан в "достоинстве правды", а вот тот же самый джентльмен вытирает ноги об эту самую правду...

Я не представлял, как снова приду в "Нашу марку", как буду общаться с Карпом, Дунюшкиным, Владом, но особенно с Феликсом ... все же в одном кабинете... Натан призывал задать хорошую трепку "тварищам" (это он по-олбански). "Доведение до смертоубийства, ... вещал он, ... тянет на статью и на сто тысяч за моральный ущерб..." Натан был убежден, что только угроза потерять свои денежки и действует на пауков. Так он теперь называл сотрудников "Нашей марки".

Можно было последовать совету друга. Но... грань между судиться и сутяжничать слишком тонка... Я позвонил Марго и сказал, что беру отпуск за свой счет, заявление принесет Натан. "И правильно, ... любезно откликнулась Марго, ... поправляйтесь..."

2

Я постоянно думал о них, участниках коллективно безобразного и гнусного ритуала. Почему они молчали, когда Лиз и Макс хотели прервать ниточку моей жизни? Но главное ... почему они молчали после (звонки Фаины и Марго не в счет)

Нет, я не обижался на Влада. Он недавно в "Нашей марке" и мог сломать свою карьеру, стоило выступить на стороне не той партии. Да и вообще я отметал все, что могло замутить чистый образ воина-защитника. Среди этого отметенного была и фраза: "В жизни каждый использует каждого...". Мне бы спросить: а как использую я вас, молодой человек? Но не спросил, нетактично показалось. Да, Влад понимал жизнь такой, как она есть. Правильный пацан.

И все же гораздо больше, чем молчание Влада, меня тревожило молчание коллектива: два года знакомства с "пацаном" ничто против десяти лет с Лиз, Карпом, Дунюшкиным, Цветковым, Марго, Томасом и, наконец, с матушкой Марфой-Фаиной, с которой мы вместе в "Нашей марке" уже почти четверть века. Можно сказать ... реликты. Я вглядывался в честные лица делателей рекламы на последней странице юбилейного (сотого) выпуска томасовского вестника...

Сева Карпов. Карп... Холодный, очковый блеск стекла и неправдоподобно огромные зрачки. Преувеличенно пылкая благодарность за прополку рекламного слогана, а более всего, за сокрытие этой прополки от начальства. Внутренний голос не раз остерегал меня: Карп самолюбив и однажды может не простить своей безъязыкости. Но я снова и снова "пропалывал" ... в ущерб личному времени и собственной работе. Почему? Да все потому же: хотел быть нужным... Хотел, чтоб меня... Почему-то не получилось. Даже с матушкой Марфой не получилось, а уж мы-то с ней в "Нашей марке" не один пуд соли вместе съели.

Программист Макс Скороходов и по совместительству зам. Томаса по кадрам смотрел на меня в упор со своего фото и, казалось, прожигал насквозь черными глазами. Никогда не забуду это пламя священного гнева на красивом, еще по-молодому тугом лице обычно любезного со всеми "Максика". Эту пафосную тираду из его румяных уст: "Я возмущен... Мы должны осудить..." Интересно, что было бы, окажись Макс в чека или в гэбэ, а я у него в качестве подследственного...

Внезапно на ум пришел поэт Абрамов. Уж не из-за него ли гневается "Максик"? Абрамов частенько заходит к нам в агентство, но общается исключительно со мной и, значит, я знаю или могу узнать, как благородный Макс предательски сдал в Дом престарелых бывшего сотрудника "Нашей марки" Матвеева? Расписал, какой рай ждет того во Дворце советской старости, куда он сможет взять с собой все свои любимые вещи. И тот поверил. Еще бы! Матвеев сам читал письмо-ходатайство "Нашей марки" в соцзащиту, где черным по-белому было написано: ветеран труда и инвалид второй группы Матвеев сдает государству свою квартиру, а государство за это обеспечивает ему наилучшие условия для проживания, т.е. отдельную комнату со всем набором услуг. И вдруг вместо рая Матвеева поместили в ад ... в семиместную, да еще с бывшими уголовниками. Хрупкая, чувствительная натура ветерана не выдержала коллективного проживания, а больше всего обмана, и он покончил с собой, выбросившись с пятого этажа Дома призрения.

Абрамов был в соцзащите, но там уверяли, что никакого письма из "Нашей марки" не поступало: все "входящие" в этом ведомстве строго фиксируются в специальном журнале. Так куда же делась квартира ветерана? А квартира каким-то невероятным образом ... скорее всего, по бартеру ... отошла агентству, и вскоре Макс из своей однушки переехал в двушку Томаса, а Томас путем сложных обменов получил трехкомнатную. Тут-то Абрамов и понял, что Макс не отправил письмо в соцзащиту, хотя впоследствии тот яростно обвинял ее сотрудников в утере важного документа, который он якобы принес самолично. Они просто-напросто вместе с Томасом порешали судьбу Матвеева: дескать, инвалид, долго не протянет, а наиболее выдающимся сотрудникам агентства неплохо бы расширить жилплощадь...

Абрамов предупреждал меня, чтобы я никогда и никому... "Вы не знаете... Он страшный человек...". Я никогда и никому. Но Макс все равно догадался.

Марго... На фото ее лицо расплывчато. Можно сказать ... бесформенно. Но, по-моему, расплывчатость и есть суть нашего министра финансов. Недаром Марго с гордостью называет себя конформистом.

Феликс не похож на конформиста. Он, как и Лиз, все про нравственность. Все про чистоту крови. Все против извращенцев. Но... загадка! Сам Феликс не живет по тем законам, которые проповедует другим. И охотнее общается не с высоконравственными праведниками, а с блудниками и блудницами. И понятие греха у Феликса особенное: широкое для себя и узкое для остальных. Я бы не удивился, узнав, что 29 октября было для Феликса не более чем шоу грешников, которым можно развлечься, но которое нельзя принимать всерьез.

...У Дунюшкина были свои основания для тайм-аута. Его бригада только что закончила у Лиз евроремонт и получила неплохую денежку (сам хвастал). Не будет же он выступать против своей благодетельницы. Да и Лиз наверняка ... с ее-то способностями! ... внушила Дунюшкину, что я сплю и вижу, чтобы подставить Томаса и самому занять хлебное место.

Но Томас для Дунюшкина был что отец родной. Поскольку сквозь пальцы смотрел на его халтурки, на то, что Дунюшкин работал на агентство не больше недели, а все остальное время посвящал леваку. Хотя именно в "Нашей марке" он каждый месяц получал настоящую зарплату со всеми полагающимися отчислениями в разные фонды. Неплохой приварок к левым заработкам! И кто я Дунюшкину, чтобы он стал рисковать своим приварком, пусть он на сто процентов и был бы уверен, что я ни на чье место не покушаюсь? А он был уверен. На сто процентов. Что не покушаюсь. Поскольку верстал вестник вместе с Лиз. И именно с ее подачи заверстал картинку с качками на обложку вестника.

Самый мужественный вид в фотогалерее вестника у Томаса. Жесткие скулы, прямая и тоже жесткая полоска губ, взгляд в себя... Должен заметить, что сколько я ни пытался поймать взгляд Томаса, увидеть темноту зрачка, синеву или желтизну белка, мне это ни разу не удавалось: забронированные щели, а не глаза! Таким же забронированным сидел Томас и на собрании-разборке. Ни звука. Ни взгляда.

3

...Моим предположениям не было конца. Может, они побоялись, что Томас кого-нибудь из них непременно уволит. Недаром в последнее время он то и дело ворчал насчет "раздутых" штатов и что от некоторых иных пользы "как от козла молока". Правда, не уточнял, кто эти "некоторые иные", и потому каждый думал, что это про него.

Нет, если бы Томас прямо обвинил меня в профнепригодности, я бы тотчас подал заявление, хотя и не представляю, на что бы я стал жить. В нашем городе, где после тридцати пяти просят "не беспокоиться", найти работу не так-то просто.

Мысль крутилась волчком, выбирая мотивы и следствия. И, наконец, ... стоп! Картина прояснилась. Наверное, Томас все-таки узнал о звонке американки. Но я-то здесь при чем! Я как услышал про баксы, сразу ей сказал: звоните шефу на мобильный, я ... рядовой сотрудник. Но американка не знала мобильного: контакт с Томасом поддерживался через доверенное лицо. Доверенному же лицу американка как раз и не доверяла: мол, от тех тысяч долларов, что она пересылает через него Мастерчуку, он половину отстегивает себе.

Я тоже не знал мобильного Томаса ... он держал его под большим секретом, чтобы, наверное, не беспокоили по пустякам. Знала номер одна Марго: ей по чину полагалось. Но Марго была уже за пределами "Нашей марки" да и вряд ли она дала бы номер незнакомому лицу (или все-таки ... знакомому?). И тогда американка сказала: пусть Нью-Йорк и далеко, она разберется, почему ее рекламу загнали вместо первой на последнюю страницу. "Так и передайте своему шефу!".

Мне стало жарко от услышанного. Получалось, что госрасценки существовали только на бумаге, а разницу... Запинаясь, я сказал американке, что уезжаю, у меня отпуск и передать Мастерчуку ничего не смогу. "Ну что ж, ... с угрозой в голосе пообещала американка, ... я сама дозвонюсь".

Не знаю, что на меня нашло, но я стал умолять американку не говорить Мастерчуку, что я и она... по телефону... "Это же вышло совершенно случайно, что именно я, а не кто-то другой оказался здесь..."

Американка удивилась моей горячности. Она-то считала, что мы все в курсе, и должны быть заинтересованы, поскольку от этого зависит наша зарплата. "Я не уполномочен!" ... крикнул я и положил трубку.

И сразу вспомнилось всегдашнее ворчание Дунюшкина про какие-то баксы, которые неизвестно в чьих карманах оседают. Значит, он знал про американские доллары? Может, и другие знали? Но одно дело знать на уровне слухов, а другое ... от очевидца. На уровне слухов ... я отметал: меня это не касается, мало ли что говорят. Но когда силой случая ... а случай, по Пушкину, могучее орудие Провидения ... меня заставили узнать то, что я знать не хотел ... что агентство "Наша марка" стало частной лавочкой Томаса ... я растерялся. Я не знал, что делать в этой ситуации мне, не понимающему жизнь такой, как она есть, то есть считающему: раз зарплату мы получаем от государства, то и служим мы не Томасу, а государству.

Вот... Вот, она зацепка! Черный нал. И американка все-таки назвала нечаянного конфидента, то есть меня. А зачем Томасу лишние свидетели. Пусть уйдут подобру-поздорову, то есть "по собственному желанию". К тому же зарплата уволившегося останется в агентстве, и ее можно будет распилить между своими. Например, между Томасом и Максом...

Часть третья. о Ванге-Любе, двенадцати и авторе-герое

1

Я глушил себя нозепамом, дышал по Стрельченко, перестал пить чай и кофе... Но ничто не помогало. Чтобы избавиться от черных шаров, превращающих мою жизнь в кошмар, я, по совету добрых знакомых, обратился к Ванге по имени Люба. Как верно сказал Михаил Афанасьевич, "когда люди совершенно ограблены... они ищут спасения у потусторонней силы".

В комнатке, завешанной старинными иконами с образами Спасителя и Божьей матери, Ванга-Люба, небольшого росточка, пухленькая, с мучнисто-белым округлым лицом, закатив в поднебесье белки незрячих глаз, сказала загадочное: "Бесы вышли из болот...".

Чудесным образом Люба превратила черные шары ... эти энергетические сгустки чужой злобы ... в обыкновенные мыльные пузыри. Но избавить меня от мыслей о пережитом догвиле Ванге-Любе не удалось, и казалось, уже ничто не сможет отвлечь меня от жуткой картины: я ... и двенадцать.

Да, их было ровно двенадцать 29 октября, и я могу назвать поименно каждого из двенадцати. А кто тринадцатый? Известно кто: Иуда. И кого же он предал? Да нового мессию. Того, кто сидел в центре стола и молча наблюдал за тем, как грешника побивают камнями.

И вспомнилось: пришли в одно селение двенадцать ... с Учителем во главе. Проповедовать истину: "Возлюби ближнего, как самого себя...". И деревенский изгой по имени Иуда, завороженный этими словами, как сомнамбула последовал за двенадцатью ... сначала стороной, прикрывая обезображенное оспой лицо и стыдясь своих разных глаз, из-за чего в селении и избегали Иуду, считая это знаком дьявола, ... а потом ... следом ... завершающим, кому и кусок поменьше, и место подальше от Учителя.

Иуда заметил, что были любимые и очень любимые (Иоанн). Иуду Учитель не полюбил с первого взгляда, как ни старался это скрыть. Но скрыть нелюбовь невозможно. И ученики, видя холодность Учителя к Иуде, прикрываемую нарочитой приветливостью, усердствовали ... кто щипком, кто толчком, кто словцом, ... как бы побольнее, пообиднее. Пусть Иуда еще никого не предал, а, напротив, старался всем понравиться и услужить. И прежде всего Учителю. Он без боли не может вспоминать, как Учитель просил ... кто? Кто возьмет на себя общак? Кто поедет на картошку? ... И никто. Никто! Все отворачивались. У всех находилась причина. Еще бы: холодный барак, "удовольствия" на улице ... и утра до вечера только черная длинная борозда, только ветер да дождь. И только он, скрюченный ревматизмом ... спал, как обычно на краю, не согретый ничьим телом-теплом ... не в силах выдержать унижение Учителя (просящего!), поднимет руку: "Я...".

И Учитель облегченно вздохнет. И все вздохнут. Выполнили-таки разнарядку. Принесли жертву. И никто не пожалеет бедного Иуду, несчастного Иуду, никто не скажет ему доброго слова и не снимет с себя шарфа ... обмотать скрюченное тело Иуды. Словно он и обязан был принести себя в жертву. Один Учитель благосклонно кивнет Иуде, но будет видно, с каким трудом он заставляет себя смотреть на Иуду, в его разные глаза (один голубой, другой ... черный) ... изображать благодарную улыбку.

Что ж, сердцу не прикажешь, и Он, Добрейший из Добрейших, так же, как и обычные смертные, любил красивых. И окружал себя красивыми. А Иуда, мало того, что безобразен, так еще и сын Козла. Ну и что из того, что сын за Козла, то есть за отца не отвечает ... отвечает! И никогда Иуде не выбраться из этой пропасти, не заслужить их любви, даже... Даже если он на глазах у всех прыгнет со скалы и разобьется насмерть. Посмотрят с холодным любопытством вслед ... и пройдут мимо. Надо спешить ... учение свое нести: "Возлюби ближнего, как самого себя..."

То есть... ... я вздрогнул от этой мысли, до того страшной она мне показалась. ... Неужели еще в Начале... В древние времена... Закон был нарушен. И именно теми, кто нес его в мир? Не полюбили же Иуду. А полюбили бы, глядишь, и удержали от Греха. И не за него ли, Иуду, и пострадал Учитель. Был лишен жизни Тем, кто дал Ему эту заповедь, а через него всем-всем... ... "Возлюби ближнего..." А то ... "Каифа...", "Прокуратор...", "Тридцать сребреников..." Да у него целая касса была! И он ни копейки...

2

Это была настоящая паранойя, и чтобы окончательно не свихнуться, я заставил себя по утрам продолжать чтение романа "хорошего человека" писателя Z., которому давно, еще до всех этих событий, сгоряча пообещал прорекламировать его нетленку в одном из наших вестников. Разумеется, совершенно бесплатно: штатным сотрудникам "Нашей марки" это позволялось, но не более раза в год. Однако читал я теперь как-то иначе. Зачем-то цеплялся за мелочи, на которые прежде не обращал внимания (дьявол прячется в мелочах?) Вдруг стал размышлять, а почему собственно рядового, то есть без связей и протекций, выпускника советского вуза посылают на целый год в заграничную командировку, да еще в капстрану? Это в семидесятые-то! И почему перед отъездом он едет в попрощаться с невыездным Пушкиным? Он ... что, не знает, что поэт ... ссыльный, диссидент? И что это опасно для героя, особенно накануне его выезда за рубеж?

Мало-помалу я стал разоблачать героя и разоблачал до тех пор, пока не стукнуло: а вдруг герой и есть сам писатель. Вот и получится, что я ни за что ни про что обижу хорошего человека.

...Я не нашел ничего лучшего, как спросить Z.:

... Вы кто: автор или герой?

После паузы Z. ответил:

... Ну, конечно, автор.

И я понял, что все-таки он ... герой, просто ему в этом стыдно признаться. Но я-то не постеснялся сказать, что мне хочется раздеть героя. Разумеется, с согласия автора, чтоб потом неприятностей не было.

... Раздевайте, ... уныло согласился Z. ... Лучше быть голым, чем мертвым.

Он имел в виду, что уже лет двадцать о нем никто не писал. И что теперь он согласен на любую обнаженку, лишь бы кто-то прочитал труд его души. Но вот имел ли право я в таком своем болезненном состоянии читать роман Z.? Более того ... выносить о нем суждение для других? Нет, прежде мне нужно было разобраться с тем, что случилось 29 октября. Почему вообще стала возможна "разборка" в стенах "Нашей марки", невозможная в былые, впрочем, не такие уж давние, времена?

3

Я попал сюда в середине восьмидесятых, сразу после универа. "Наша марка" в те годы была рекламно-издательским отделом обкома КПСС и выпускала рекламный вестник с одноименным названием ... о товарах местных производителей и брошюры типа: "Мы кузнецы и дух наш молод!" "Партия сказала ... комсомол сделал", "Молодым везде у нас дорога"...

Во главе отдела стоял строгий, но мудрый "батька" по фамилии Иванов. Батька уверенно держал руку на пульсе "Нашей марки" и всегда знал, как надо и как не надо. По всему поэтому все жили тихо. Все дружили. Все получали одинаковую зарплату. А если кому и хотелось поворчать, то лучшего места для этого, чем собственная или приятельская кухня, было не найти.

Когда в стране началась "перестройка", отделу предложили существовать автономно, то есть пуститься в свободное плавание. Но закаленный в партийных боях батька знал что почем. Он отказался от автономии и, используя старые наработанные связи, добился господдержки. То есть не оставил "детишек" без хлеба и крыши над головой: занимая прежнее помещение в центре города, мы, как и встарь, за аренду не платили.

Однажды батька собрал всех "наших" в своем просторном кабинете с мебелью еще сталинских времен, под номерами, и объявил, что уходит на заслуженный отдых. Он посмотрел на нас проникновенным и почему-то очень грустным взглядом и сказал дрогнувшим голосом, что надеется... Надеется, что мы не подкачаем и создадим новый образ новой страны. Все горячо зааплодировали, а матушка Марфа даже пустила слезу.

Так мы впервые остались без батьки. И также впервые мы должны были сами сделать выбор: кто будет над нами княжити. Лиз предложила своего знакомого, известного в узких кругах любителя "стебануться" ... особенно по поводу КПСС ... бывшего преподавателя истмата Тимофея Мастерчука, по прозвищу "Томас".

От сарафанного радио мы узнали что "бывшим" Мастерчука сделала его красавица-супруга. Будучи женщиной дальновидной, она быстренько сориентировалась во времени и настоятельно порекомендовала мужу бросить истмат и заняться черкизоной. Мастерчук последовал совету супруги, поскольку был настоящим мужиком и не мог позволить себе переложить тяжелые сумки с черкизовским товаром на хрупкие женские плечи.

Лиз без особых усилий удалось убедить коллектив, что самый лучший батька в новых условиях ... это батька-приколист, прошедший через рыночный термояд черкизоны: "Он классно анекдоты рассказывает и опыт в торговле имеет...".

Коллектив дружно проголосовал за батьку-приколиста.

4

Первое, что сделал Томас, ... выбросил сталинскую мебель из кабинета батьки и сделал евроремонт. Затем принялся за реорганизацию "Нашей марки". Теперь это был не отдел при ком-то или при чем-то, а солидное госучреждение, куда должна была стекаться отовсюду реклама, а уже затем, после ее облагораживания сотрудниками агентства, размещаться в вестнике "Нашей марки" и распространяться в СМИ. Впоследствии предполагалось рассылать поступающую рекламу и на мобильные телефоны.

Далее было объявлено о сокращении штатов, что прошло безболезненно, так как наиболее старые и преданные "Нашей марке" кадры проявили понимание. Очередным указом Томас отменил профсоюз и редсовет. Нет, на бумаге они были и даже с фамилиями. Но эти фамилии играли ту же роль, что и свадебные генералы: мол, и у нас демократия. К тому появилось модное словцо ... команда. В нее Томас включил Макса, Влада и Марго (ставка на молодых!). Лиз, само собой, обиделась. Еще бы! Своими руками возвела Томаса на трон, а он ей фигушки! Но пока терпела. "Где ж еще такую халяву найдешь..." ... говаривала она про агентство, точнее, про свою работу в нем.

Еще одно нововведение Томаса ... самопиар, чего прежний батька терпеть не мог, и приколы насчет старой "Нашей марки". И не как раньше ... в узком кругу, а для широкой публики. По ТВ Томас демонстрировал зрителям новый толстый, глянцевый вестник, чем-то похожий на самого Томаса, а рядом старый ... тощенький и бедненький по оформлению. Необычным показалось и то, что в агентство с приходом Томаса вдруг потоком хлынула реклама об экотуризме, где жизнь животного мира ... лис, волков, медведей и неких таинственных зверей, не имеющих имени ... была представлена с шокирующими подробностями.

Нельзя сказать, чтобы преобразования Томаса всем пришлись по душе. Немного поворчал Карп при попытке Томаса перепрофилировать его на крутой слоган. Немного Феликс, отстаивая высокие нравственные принципы. Немного я ... после очередного ТВ-прикола в адрес прежнего батьки. Но в целом, надо признать, мы сдались быстро. Умел Томас зажигать словом. И вести за собой умел. В общем, харизматичный был мужик. К тому же в отличие от старого батьки Томас не настаивал на нашем присутствии в стенах агентства "от" и "до". Волка ноги кормят, ... любил говорить он, ... и "нечего протирать штаны", соответственно, и юбки (последнее относилось только к матушке Марфе: из сотрудниц "Нашей марки" она одна оставалась верна старорусской моде и носила широкие, до пола юбки).

Теперь у нас был ненормированный рабочий день и мы приходили в контору и уходили когда хотели. Правда, почему-то при новой свободе таким, как я, то есть рядовым сотрудникам, "пахать" приходилось раза в три больше, при том, что зарплата не росла совсем. И это была для меня загадка.

Краем уха я слышал, что Томас вложил в обновление "Нашей марки" и собственные средства, которые он намеревался вернуть, привлекая иностранных рекламодателей (те платили баксами, что было намного выгоднее) и сдавая в аренду помещения, где прежде располагались библиотека и архив.

С ликвидацией архива в "Нашей марке" никто ничего не хранил. Стоило выйти вестнику, как на следующий же день выбрасывалась корректура и уже нельзя было доказать, чья ошибка. А ошибки шли косяками, правда, на них мало кто обращал внимания. Разве что дотошный рекламодатель, но и таковых почти не осталось ... на все про все не хватало времени. Оно, это время, скукоживалось на наших глазах словно шагреневая кожа.

Вестник же "Нашей марки", напротив, расширялся, матерел. Его страницы заполонили американцы ... русскоязычные выходцы с юга, чьи опусы Томас, поднаторевший в свое время на партийных приколах, "редактировал" исключительно сам. А в бывших кабинетах "Нашей марки" завизжали иностранные машинки по обработке древесины. Я не знаю, вернул ли Томас свои кровные, но, кажется, вернул. Потому как скоро затеял строительство "домика в деревне".

Изредка от щедрот своих Томас подкидывал детишкам на молочишко. Правда, не всем, а сугубо приближенным, к коим относился поначалу и я. Томас даже предложил мне стать его вторым заместителем. От такого предложения у меня, что говорится, в зобу дыханье сперло. Недолго думая, я согласился. Но когда Марго стала приносить мне на подпись один за другим финансовые отчеты, в которых я был абсолютный некопенгаген, до меня стало доходить, зачем Томасу понадобился второй заместитель. И как Марго с "Максиком" меня ни уговаривали, как ни грозил из своего далека Томас ... то из Канар, то со строительства "домика" ... что я оставлю коллектив без зарплаты и бюджета, я не соглашался ставить свою подпись. Трусил, конечно, при этом страшно: а вдруг и, правда, оставлю без зарплаты! К счастью, обошлось. Зато от заместительства и, значит, от приварка пришлось отказаться.

А потом были злосчастный звонок из Америки, выход последнего вестника с картинкой качков, моя статья о матрасах-матрасовых, и, наконец, 29 октября ... очередная годовщина Томаса на посту директора "Нашей марки". И скороспешный суд. Судилище. Хотя ежу было ясно, что не в статье тут дело и что защищать агентство и Томаса нужно не от меня, а от... ответственной за выпуск вестника Лиз. Как ни крути, но именно она подставила Томаса провокационной картинкой. И в страшном сне не привидится, будто Томас превратился в диссидента, бросающего вызов КГБ/ФСБ. Судя по тому, что в свои молодые годы, до того, как стать преподавателем истмата, Томас плавал помполитом на больших военных судах в далекие заграничные страны, он был в самых доверительных отношениях с этой могущественной фискальной организацией. И с чего бы ему рвать эти отношения теперь? Тем более матушка Марфа упорно разносила слух, что у Томаса в органах есть лохматая рука. "Иначе откуда быть у нас американцам?" Действительно ... откуда?

5

После 29 октября обволакивающий мираж ярких, будоражащих речей Томаса про лучшую в мире "Нашу марку" окончательно развеялся и я мог задаться вопросом: чем же я все-таки не угодил шефу? Может, ему не нравился мой голос? Как не нравился он, к примеру, моему соседу по кабинету Феликсу. Однажды, едва я закончил разговор с клиентом, он бросил в мою сторону: "Ну чего ты, как баба, пищишь...". И столько в этом было неприязни, что я долго не мог относиться к Феликсу с прежним доверием.

Но, возможно, Томаса так же, как Лиз и Марго, раздражали мои часто меняемые шейные платки и мои туфли: из-за своего небольшого роста мне приходится наращивать каблуки.

Был и еще повод ... моя безпарность и бездетность ... постоянная мишень для насмешек коллектива. Особенно оттягивалась матушка Марфа. "Пора бы, пора гнездышко вить, деток растить ..." ... не раз по-свойски, по-народному советовала мне она, и, по большей части, прилюдно, на общих вечеринках, пошло подмигивая и назойливо присватывая разных засидевшихся барышень из соседних агентств. А уж она-то, с ее опытом выслеживания крошек своего гуляки-мужа, наверняка догадывалась, что я не по этой части. Цветок без вкуса и запаха. Клематис. Как называла меня, особенно в детстве, моя дорогая родительница (царство небесное!), обожавшая клематисы и разводившая их на нашем маленьком балкончике с тем же терпением и любовью, с какими она растила меня, своего ненаглядного сыночка.

...Кажется, теперь я точно знал, что не нравилось во мне Томасу и почему он не вступился за меня во время разборки. Будучи таким же, как все, снаружи, я не был этими всеми внутри. И Томас это унюхал. И стал гнать меня из своего стада как паршивую овцу. Правда, чужими руками. Как в сериале "Бригада".

...Все последующие дни я искал способ, каким смогу рассказать о 29 октября, чтобы не показаться смешным, поскольку 29 октября вышло совершенно случайно, и наверняка закоперщики собрания и слыхом не слыхивали о содержании этой даты ... День инако. Но что еще более смущало меня ... кругом горячие точки, температура на земном шарике словно с ума сошла, а тут я, инако, со своими жалкими инаковскими проблемами, до которых разве что дело одному Николаю Васильевичу. Ему тоже довелось пережить нечто подобное:

"Все против меня... Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня..."

В какой-то момент я решил наконец сказать всю правду, чтобы Лиз и компания знали, каково жить клематисом без всякой надежды на будущее.

Часть четвертая. Заключительная

1

Свою "правду" я писал долго ... несколько месяцев и в нескольких вариантах ... как письмо к Лиз.

Конфликтная ситуация между нами возникла с первого же дня, в нашем маленьком буфетике, где Лиз стала меня завлекать и даже пожаловала сигарету. Но я уклонился от пытающейся погладить меня пухлой ручки и сигареты и сказал, что не курю. "Никогда?" ... странно посмотрела Лиз на меня. ... "Никогда", ... тихо ответил я, отчего-то смутившись под этим взглядом. "Ясно", ... улыбнулась Лиз резиновой улыбкой и, покусав губы, отошла, якобы давясь от смеха. А может, и в самом деле давилась.

С тех пор нашу общую стенку между кабинетами Лиз воспринимала не как то, что соединяет, а как разделительную берлинскую стену, границу между враждебными государствами. Однажды, не выдержав испытания елизаветинской злобой, я спросил у одного из "друганов" Лиз, почему та неровно дышит в мою сторону. "Она тебя не признаèт, ... ответил мне друган. ... Она говорит, что ты не такой, как мы все".

Да, я был не такой. Я не мог вступать в интимные отношения как с женщинами, так и с мужчинами и, значит, оставить о себе память будущим поколениям в виде маленького смешного детеныша. Из-за того меня и в армию не взяли. Из-за того я поступил на самый "женский" факультет ... филфак (уж там-то я точно был единственным мужчиной!). Из-за того жаждал не секса, а любви: был чрезвычайно чувствителен к нежному слову, сострадательному взгляду, сердечному движению ... "вам не помочь?.." Но чего бы я не дал, чтобы быть таким же, как все! Только женщиной. Или только мужчиной. Главное ... чем-нибудь одним! Пусть моя родительница и уверяла, что человек интересен не тем, чем он похож на остальных, а именно тем, чем он от остальных отличается. Бедная, бедная мамочка. Хорошо, что она не успела узнать, как далеки были ее прекрасные мысли от суровой действительности.

Нет, если бы в мои молодые годы делали операции, подобные нынешним, я бы пошел на переделку. А теперь поздно: я привык к себе такому, какой я есть. И таким, какой я есть, я, естественно, хотел, чтобы меня и воспринимали. Та же Лиз...

2

...Одно время мне казалось, что нас может сблизить общее дело. Например, сочинение рекламных роликов. Но Лиз на "общее" смотрела холодно и называла тех, кто делал "общее", вагончиками, которые самостоятельно, то есть без паровозика, существовать не могут. Было очевидно, что Лиз считает себя именно паровозиком, но паровозиком особенным, парадным, что ли. И если дело удавалось, и вагончикам выделяли денежку, то паровозик тут же объявлялся: "И я! И мне!.."

И, конечно, вагончики не отказывали ... делились. На том и держался плохой мир, что лучше доброй ссоры. Я тогда не догадывался, что изнанка всякого худого мира ... не добрая ссора, а тлеющая под спудом ненависть, которая рано или поздно вырывается из запруд, как вырвалась она в начале нулевых 29 октября.

...Я уговаривал себя, что нехорошо... Что надо подставить и другую щеку... Но я не мог... Не мог простить Лиз. И Карпа, и Феликса, и Дунюшкина... И потому, подобно жертве "хороших честных людей" Грейс, мне хотелось поджечь "Нашу марку", чтобы забыть о ней раз и навсегда. "Поджечь", как вы понимаете, я мог одним-единственным способом ... рассказав, как все было.

3

Дни и ночи напролет словно узник, прикованный невидимыми цепями к своему рабочему столу, сидел я за компом. Снова и снова искал тайну 29 октября. Свою собственную тайну. Зачем и для кого ... я не задумывался. Мною руководило одно: я должен. И эта сила была столь огромна, а мои собственные ресурсы столь ничтожны, что порой у меня буквально ехала крыша, и я боялся, что упаду тут же, за компом, бездыханным, и мое исследование так и останется незаконченным. От одной мысли об этом меня охватывало отчаяние.

В конце концов я решился поставить точку. После чего отдал свою исповедь Натану. Но тот, вместо того, чтобы вдохновить ... ушат ледяной воды. Мол, по какому праву в век священного права частной собственности я присваиваю чужую собственность: принадлежащие живым документальным людям конкретные факты их документальной жизни?

А по такому самому, ... отвечал я, ... по которому их присваивают Лиз и "К". Взяли, понимаешь, живого человека (или живую собачку), переверстали (переделали), присобачили другое, совершенно издевательское имя, и вот вам ... продукт готов. Некто Шариков. Кушайте на здоровье!

Натан не отставал (очень он переживал за меня) ... зачем подставляться? Зачем дразнить гусей и особенно гусынь. Зачем вообще про это? Лучше про жизнь. То есть про матрасы, которые так замечательно прогибаются под вышележащими.

... Я... не хочу про матрасы, ... глядя в пол и сжав кулаки, сказал я.

Поскольку Натан не унимался, то очень скоро я вспылил, и мы разбежались, что, надо сказать, случалось довольно редко. Последний раз, когда "погибельная" страсть превратила друга в затравленного волка, а я отчего-то взял сторону его молодой, легкомысленной любовницы. Натан вгорячах посчитал, что я предал его. А мне казалось, что я поступил в высшей степени благоразумно. Ну зачем ему, немолодому, усталому человеку нарушать давно установившийся порядок своей жизни? Все эти страсти-мордасти имеют привычку быстренько улетучиваться при совместном быте и питании. Так, или примерно так я говорил Натану. И вот я сам оказался в положении того же волка, которого гонят по правилам садки в огороженном дворе...

Хлопнула дверь. Это вернулся Натан:

... ...если ты расскажешь про это, ты станешь изгоем. Тебя отовсюду будут гнать. Пойми наконец: никому не нужна, твоя правда. Самая лучшая правда ... это ложь...

...И я заплакал без слез. И стал падать все ниже и ниже. Сейчас... Вот сейчас я, наконец, отдохну, ... мелькнула спасительная мысль. Но вдруг чей-то строгий Голос окликнул меня: "Вставай же! Надо идти. Твой путь еще не окончен..."

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

299680  2012-03-01 13:53:05 Ирина - Я не литературовед и не критик. Я просто читатель. И как просто читатель скажу, что мне читать было сложно. Во-первых, главный герой какой-то непонятный. Сначала я думала, что это мужчина моего возраста (примерно 30), он был мне симпатичен. Потом в конце текста поняла, что ему 50. Потом еще, что он ни мужчина, ни женщина - клематис - цветок без запаха.... На эту же тему писал и Зюскинд в ╚Парфюмере╩. Там главный герой хоть и мужчина, но тоже неполноценный, и запаха у него нет. Вот и становится он изгоем и всю жизнь пытается приобрести любовь людей. Хотя с другой стороны, я и понимаю, что такие конфликты случаются часто, про них нужно писать и это хорошая тема..... Вспоминаю рассказ одной своей знакомой о том, как ее буквально затравили в ╚ родном╩ коллективе, она уволилась и сразу легла на операцию так повлиял на нее конфликт. И она тоже все время пыталась понять "За что? и почему?". И последнее - наблюдая за детьми, за их конфликтами и поведением, я вдруг неожиданно поняла, что те, кого группа отвергает и не принимает в свой круг, хотя отвергнутые, на первый взгляд, очень стараются стать частью "команды" - сами невольно, неосознанно провоцируют других, обижают их и ранят. Так например, один мальчик, очень одаренный во всех отношениях, не понимает, что группа его отвергает именно поэтому, он всем показывает, что он лучше.... Другой мальчик при всей своей нормальности и желании играть с другими всегда один, и однажды я заметила, что он всегда высказывает то, что думает, резко, не понимая, что ранит при этом другого.... Так что совсем не обязательно быть "иным", чтобы быть отвергнутым. Иногда нужно просто уйти из группы, в которой такой конфликт. Так как всегда есть чувство толпы, всегда есть один, кто заводит всю толпу и настраивает против одного. И очень мало сильных людей, именно сильных духом... Может быть, стоило повернуть фокус в другую сторону, показать, как с изменением времени измельчал человек.... У автора это прослеживается, но не фокусируется. В фокусе вот этот клематис. В общем не знаю... Это всего лишь мое отдельное мнение.

299681  2012-03-01 14:50:41 Л.Лисинкер - О чём хотел рассказать главный герой рассказа? Как раз пробиться к этой правде (главного героя) читателю не удаётся. Ну, готовы подставить друг друга офисные гуси и гусыни. Вот так новость! А это отсуствие запаха, с претензией на сюжет "Парфюмера" вообще притянуто за уши. Дай-то Бог, чтобы я был не прав. Единственное, что может быть воспринято, как неожиданный поворот, это - сентенция по адресу Иуды, кот., как известно, был казначеем у 12-и апостолов: -- "Тридцать сребреников..." Да у него целая касса была! И он ни копейки... -- Да, это любопытно. И неожиданно.

299822  2012-03-08 22:00:32 Василий Кротов - Редкая скукотища. Такие тексты обивают желание заглядывать в "Переплет"

299867  2012-03-11 11:10:58 Галина Акбулатова - Должен ли автор защищать свое ╚дитя╩? В одних случаях да (если текст не прочитан), в других не замечать ╚критики╩ (например, переходящей на личность автора), в-третьих... Мой случай, по-видимому, третий. Поскольку мнение высказавшихся здесь читателей во многом, то есть в главном ╚неинтересно╩ принимаю. Правда, я до сих пор не прочитала ╚Парфюмера╩ (увы), а скорее, отталкивалась от нашего Башмачкина. Ведь он тоже цветок без запаха и ╚офисный планктон╩. Все дело в том кáк написано. Мне, увы, не удалось. Возможно, герой чрезмерно рефлексирует. Возможно, в этой рефлексии утонул сам конфликт Но для того, чтобы это хотя бы отчасти понять, нужно было ╚опубликоваться╩. Еще раз убеждаюсь, что читатели в ╚Переплете╩ замечательные. Это ж как надо было постараться мне, автору, чтобы читатель был вынужден сказать ╚скукотища╩. А вот насчет разочарования во всем ╚Переплете╩ из-за одного неудачного рассказа не согласна. Вы, наверное, давно не читали бумажных журналов. Там столько скукотищи! Но когда среди этой скукотищи и серятины вдруг обнаружишь жемчужинку, то я как читатель и вознаграждена. Так что, уважаемый Василий, не стоит обижаться на ╚Переплет╩. А я постараюсь впредь вас не разочаровывать.

299871  2012-03-11 12:27:08 LOM /avtori/lyubimov.html - Но написано-то грамотно, по-русски, приятным, так сказать, литературным языком, - уже хорошо, уже просто замечательно; правда, пока не слишком захватывает, ну так не все же всегда бывает как обычно, иногда даже и совсем, как говорится, по-разному... А то как же! Ведь нельзя же, чтобы сразу и - ого-го!.. ведь тут как, тут постепенность нужна, ждать, стало быть, надо умеючи, как некоторые советуют; вот и подождем, и порадуемся своевременно, может быть, ежели кто даст...

299872  2012-03-11 15:15:03 Александр Глотов - Это понятно, что не всё сразу. Но, с другой стороны, "Галина Георгиевна Акбулатова Автор нескольких книг прозы. Член Союза писателей России" Не первые, так сказать, робкие шаги в литературе

299876  2012-03-12 00:35:59 LOM /avtori/lyubimov.html - То есть Вы полагаете все ожидания напрасны?

299877  2012-03-12 02:03:30 Александр Глотов - Ну отчего же? Просто уровень ожидания несколько превысил уровень представления. Даже гении не были в каждом своем тексте гениальны. Автору не стоит падать духом и сразу признавать поражение. Кроме того, у каждого литературного текста есть своё время прочтения. Может быть, этот текст появился слишком рано. Или слишком поздно.

299878  2012-03-12 07:54:13 Андрей Журкин - Уважаемая Галина! Рассказ, надо признаться, неудачный. Главный герой никак не хочет оставаться мужчиной, постоянно погружается в пучину женской психологии, и мне, как читателю, от этого неуютно. Эта раздвоенность пагубно отражается на качестве языка: читается тяжело, с одышкой, с недоуменным почесыванием затылка... Может быть, я - не Ваш читатель, но... вот, к примеру, первая фраза: "... Паучок медленно полз по стене, а я ПОЛЗ за ним ВЗГЛЯДОМ." Второй день хожу растерян и огорошен... Может художественный нюх из меня выветривается?

299881  2012-03-12 10:49:47 LOM /avtori/lyubimov.html - Так и я про то: и гению позволительно написать негениальную вещь, а просто талантливую или высокохудожественную, например...

299882  2012-03-12 10:58:29 LOM - Андрею Журкину /avtori/lyubimov.html - Андрей! Ну чего вот сразу критикуешь тут, понимаешь... Подождать надо, - так ведь Михаил Евграфович советовал, - правильно? Если уж ждать, - так уж ждать всего и везде... Вот и жди.

299884  2012-03-12 11:37:45 Андрей Журкин -Лому - Олег, в этом-то вся и беда: начитаешься великой русской, привыкнешь, чтоб слова как елей в душу текли, размякнешь, как плюшевый зайка под дождем... и какие-то претензии из тебя наружу лезут... Может, ну этих классиков, без них-то как-то всеядней будет, полегче, а?

299887  2012-03-12 12:02:21 LOM - Андрею Журкину /avtori/lyubimov.html - Нет, так не пойдет... Этак, ежели мы классику задвинем, то неизвестно чего дождемся тады... А ждать-то хочется, как грится, доброго и вечного, а не абы чего... Подождем лет этак 12. Число, кстати, хорошее, ассоциативное: тут и Блок, и апостолы...

299888  2012-03-12 13:57:35 А.Р. - Скучно читать некоторым лишь потому, что "отражение" в зеркале не приглянулось. А так стопроцентное попадание в тему. Автор, возможно, это даже сам не ожидал, поэтому и извиняется. Нет, главный герой не Башмачкин! У него есть позиция в отличие от Башмачкина. Чтобы слиться с коллективом надо воровать или подписывать бумаги, ведь так пишет автор.Нет, не Башмачкин он.

299921  2012-03-14 23:45:39 Галина Акбулатова - Дорогие коллеги! Вы потратили на меня самое драгоценное, что у вас есть свое личное время. За это я вам всем очень признательна. Что касается нескольких книжек на моем счету Это еще ничего не доказывает. Неудачный рассказ и нет твоих книжек. И вообще, большая удача, если автора переживет хотя бы один рассказ из его нескольких книжек. Относительно ╚робости╩ и ╚сомнения╩ по-моему, это совершенно нормально для пишущего. Не знаю, как у кого, а для меня каждый новый рассказ будто с нуля. ╚Клематис╩ я послала в ╚Переплет╩ после того, как услышала свой рассказ прочитанным вслух. Прочитали так хорошо, что я увидела своего героя. Прожившего половину жизни при советах, воспитанного одинокой маменькой (отсюда недостаток мужского), воспитанного книжками (Николая Васильевича знает), воспитанного в старинных понятиях У него есть своя маленькая жизнь. И в этой маленькой, никому незаметной жизни есть свои ценности, свои привязанности, свои переживания. И герой, то есть не-герой дорожит тем малым, что он имеет. Он по-своему счастлив. Но случается так, что он попадает в передрягу. И никак не может понять, чем он провинился. Он предполагает и то, и другое, и третье На самом деле: он просто другой породы. Не хищник. А с такими всегда проблемы. Мне жаль, что я не смогла всего этого выразить. И выразить так, чтобы лилось в душу. Здесь я абсолютна согласна с Андреем насчет классиков.

299924  2012-03-15 14:09:27 LOM /avtori/lyubimov.html - У него есть своя маленькая жизнь. И в этой маленькой, никому незаметной жизни есть свои ценности, свои привязанности, свои переживания. И герой, то есть не-герой дорожит тем малым, что он имеет. Он по-своему счастлив. Но случается так, что он попадает в передрягу. И никак не может понять, чем он провинился. Он предполагает и то, и другое, и третье На самом деле: он просто другой породы. Не хищник... Все мы таковы, алмазная донна, у всех у нас есть своя маленькая жизнь... И в этой маленькой своей жизни всякий сам один только хороший, а большинство вокруг - хищники, террариум единомышленников, негодяи и подлецы... И Чичиков бы не крал, да ведь все вокруг крадут! Так чем же он хуже? Несчастным он не сделал никого... Он не ограбил вдову... Не пустил никого по миру... Так отчего должен он пропадать червем? И что скажут дети? Вот, скажут, отец - скотина, не оставил нам никакого состояния... Хищниками, алмазная донна, величают себя открыто либо очень молодые, либо чрезвычайно успешные особи... а потом долго расплачиваются за это...

300464  2012-04-17 02:56:04 Читатель ИКС - Любой жанр - кроме скучного. А тут - скука неимоверная. Чтобы дочитать - потребовалась сила воли. Тяжеловесный, хотя вполне грамотный язык,тяжеловесные мысли. Ясно, что герой - альтер эго автора, поэтому и неестественность его психологии, то ли мужской, то ли женской. Автор, правда, пытается самооправдаться названием, но плохо получается. И еще автор очень "хочут" образованность свою показать, что крайне раздражает. И чувствуется, что это - рассказ-месть. Автор мстит кому-то за что-то, и вроде не возвышает себя, а чувствуется жуткая гордыня и компенсация за "поруганную честь" (все гуно, а я типа Грейс). А из мести никогда ничего хорошего не рождается.

300485  2012-04-17 22:07:29 галина - ╚из мести никогда ничего хорошего не рождается╩ А как же месть Булгакова Берлиозам-Латунским (Демьяну Бедному, Литовскому и пр.) в ╚Мастере и Маргарите╩? Писателя, по-моему, может провоцировать что угодно хоть месть, хоть любовь. В произведении ведь важно не что, а кáк. Вот у Булгакова кáк получилось, а у автора ╚Клематиса╩ нет. Но я так понимаю, Вы в ╚Переплете╩ новенький (или новенькая? ИКС - непонятно), не очень пока ориентируетесь. Советую почитать ╚Аспирин╩ Галины Ушаковой. У меня даже слезы навернулись, когда читала. А еще на днях прочитала прозу Беллы Ахатовны Ахмадулиной ╚С любовью и печалью╩. Тоже красиво пишет. Мне кажется, Вам, как ценителю литературы, понравится: ╚ В седьмом часу утра рука торжественно содеяла заглавие, возглавие страницы, и надолго остановилась как если бы двух построенных слов было достаточно для заданного задания, для удовлетворительного итога, для важного события╩ Или: ╚Однажды, давно уже, безымянное ощущение безысходности было во мне так велико и громоздко, что душа моя сторонилась меня, зная или догадываясь о возбраненном грехе отчаяния. Темя и прочее тело оставалось пустырем, безвластным вместилищем тоски: невспомогательный мозг терпел, но не объяснял, уживчивая плоть клонилась, выискивая опоры для горба, для ниспосланной лишней ноши, которую некуда деть╩ Так и слышится музыка голоса Беллы Ахатовны. Вот такую прозу нужно искать и читать. В ╚Переплете╩ она тоже случается. Удачи вам и поменьше скучных текстов!

Copyright (c) "Русский переплет"