|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
ПАМЯТИ ЭПОХИ
РЫБ
Воды
отходят, чтоб новой земле родиться.
Выловить
эту тайну деревья стонут.
Рыбкину
песню в клюве уносит птица.
Рыбы
в воде летают, а птицы тонут.
Горное
озеро выше костра в долине.
Ветры
воды постоянней ветров воздушных.
Но
не живут под водой - ни огонь, ни клинья
птиц
перелётных, забывших о рыбьих душах.
То-то
и грезится рыбам большим и малым
о
металлической птице, акуле неба:
вот
бы она в их родной водоём упала,
вместе
с мальками-людьми распласталась немо.
Не
потому, что навек утолится голод,
что
фюзеляж хорошеет, рачками вышит,
а
потому, что с тех пор это будет город -
город
священный, посланный рыбам свыше.
Из
потаенных времён прилетят потомки
молча
молиться памятникам-скелетам -
чтоб
миновали сети, чтоб лёд был тонким,
чтоб
небеса не отняли воду летом...
Всё
бы летать и мечтать, да тесны полёты
в
речке отмеренной, сдавшейся в плен бетону.
Младшая
рыба в тотемном созвездье, кто ты?
Рыбы
в воде летают, а в небе тонут.
А
на земле все равно наступает лето,
щедрое
- всем достаётся, не всем хватает.
Солнце
смеётся над миром, желавшим света,
смертью
смеётся, и птицы в огне летают.
2013
*****
Промытыми
росой беспечными глазами
читаются
легко
и
жалобы травы, и неба предсказанья,
и
крылья мотыльков.
Но
выйдя из чудес намоленного сада,
подросшего
внутри,
где
пыль из-под колес, а где баранье стадо -
попробуй,
разбери -
пока
издалека, пока не проникая.
А
ввяжешься в игру -
забудешь
о себе овцой понурой с краю,
пылинкой
на ветру.
2012
HOMO
ABSURDUS
Утоляющий
жажду начнёт с воды.
Даже
если придётся кончать цикутой.
Так
блаженно, так истово пьют сады,
сколько
их ни трави и во льды ни кутай.
Утоливший
захочет чайку, пивка,
замечать,
что природа полна инсталляций,
дегустировать
запахи, звуки... пока
жажде
чуда не время ещё утоляться.
Прежде
чуда снисходит до нас чудесант,
закомпьютерный
гений, прокуренный профи,
человек,
вместо сада растящий сайт,
превращающий
воду в крепчайший кофе.
Он
уже прописался в таких мирах,
где
веб-хостинг сильней болевых фиксаций.
И
в дрожании рук неповинен страх:
а
чего ему, собственно, опасаться?
Даже
вырубив (начисто) все сады,
всех
людей (поимённо и аккуратно)
и
застывшие в ужасе их следы -
электричество
можно врубить обратно.
Потому
- вне делений на пух и прах,
не
от смерти, так смертью - но все спасутся.
Да,
я верю, я знаю, что в Божьих руках.
Но
я чувствую: руки Его трясутся.
2013
*****
Почему
мне снится именно он?
Из
бетонного моря дневных забот
в
бухту парка причаливает балкон,
но
мы медлим выбрасываться за борт,
всё
тестируем - так ли смертелен ток
промежутка,
стремящегося к нулю
между
нами, пуская новый виток
разговора,
стремящегося к "люблю"
временами,
но якорной цепью ко дну
убегающего
- скрываться, скрывать...
оставляющего
меня одну
просыпаться
в сегодняшнюю кровать.
Облегчённо
вздыхаю - что без него.
Недоумеваю:
так в чём соблазн?
Чем
он лучше нынешнего моего,
кроме,
разве что, огромности глаз?
Он,
наверно, уже моложавый дед,
проклинающий
время: шло бы ты вспять!
Он
был старше меня на пятнадцать лет,
его
сыну теперь почти двадцать пять.
От
чего нас отвадила та весна,
заливаясь
истериками дождей,
я
напрасно выведываю во снах.
Не
распробовать - никогда, нигде,
дома
бабушка, а у него жена -
и
опять ни единой картинки с "ню"...
А
причина, вернее всего, одна -
просто
я ему и поныне снюсь.
2013
СНОТВОРНОЕ
Если
серая карма разбита на две полосы -
проезжай,
не бликуй, не пытайся заклясть, матеря.
Укротитель
колес, обгоняющий пульсом часы,
не
ликуй: это время твоё обгоняет тебя.
Что
не выдаст реклама - смартфон сообщит, просияв.
Продолжай
- ни менты, ни фастфуды, ни биржи не спят.
Щелочные
глаза бизнес-расы, съедающей явь,
видят
только зелёный, но красным навстречу слепят.
Ты
ложишься в двенадцать, заводишь будильник на пять,
ты
боишься проспать нечто в городе, в мире, в себе.
Но
когда мы спим, наше время движется вспять,
или
в сторону, или перпендикулярно судьбе.
...Хризолитовой
лужей иссякнут токсины тоски,
многоцветие
луж -
не ищи себя в их зеркалах.
Паутинные
гнёзда,
змеиных объятий тиски,
черепами
уродов
наросты на толстых стволах,
эта
низменность -
не неизменность, есть множество троп.
Ниже некуда,
выше - уже звездоносна вода.
И не стоит
себя
изнурять бесконечностью проб:
тропам
свойственно переносить, если знаешь - куда.
Горностаевой
молью сквозь зовы болотных огней
твоя боль
покидает подкорковый Индокитай.
Как ни святы
её
пируэты - не надо за ней.
Но когда над
тобой поредеют лианы - взлетай!
Я
однажды приснюсь и тебе расскажу анекдот -
откровеннее
порнопортала, целебнее СПА -
как
легко и приятно во сне умирает тот,
кто
свою настоящую смерть когда-то проспал.
2013
*****
Мы
ели ремонтантную малину
в
начале октября, у кромки леса.
Цвели
дома элитные вдали, но
хатынки
недовымершего плебса
ещё
убереглись, прижавшись к чаще,
хотя
отгородиться не умели,
и
потому ущерб несли всё чаще -
к
примеру, мы малину нагло ели.
Под
небом, полным томного сиянья,
не
по сезону васильково-синим,
зелёная
иллюзия слиянья
в
растительных объятьях яна с инем
царила,
сколько в мыслях ни дели на
лазурь
и золотую дань итога.
Жаль,
этимологически малина
мала,
и съели мы её немного
(поскольку
щедрых обирать зазорно
и
отдаляет душу от нирваны).
Зато
у элитарных-зазаборных
мы
нечто посерьёзнее урвали.
Пока
они сражались за тарифы,
всеобщее
наследство дерибаня,
нам
зверь лисобарсук за две-три рифмы
стерёг
поляну с белыми грибами.
Пока
они на Фиджах и Мальдивах
гордились
висцеральным ожиреньем,
нам
все служили в этих рощах дивных -
кто
пищей, кто ковром, кто ожерельем.
Под
вечер солнце таяло устало -
малиновыми
соками по венам -
и
я тебе трёхсмысленно шептала:
мужчине
важно быть проникновенным.
Ты
был. Мы были - вместе, а не вместо,
и
проникая, словно по ступеням -
хозяевами,
гениями места,
лисой,
и барсуком, и птичьим пеньем,
и
даже теми, кто сказать могли нам,
что
наша жизнь - по беззаконью жанра -
всего
лишь ремонтантная малина,
и
сами мы её съедаем жадно.
2013
*****
Сердце,
смотри на цветы - лотосы, лилии, розы,
даже
ромашки в лугах, даже в полях васильки -
как
их желанья просты, и грациозны их позы!
Краски
в их тонких руках - кроме зелёной тоски.
Бабочки
- тоже цветы, только вольней и бесстрашней,
в
их расписных парусах - счастье всегда за спиной.
Редкостной
вестью летят в наши бетонные башни -
с
нами дождаться весны... Сердце, смотри и не ной!
Мне
говорили врачи - ты от рожденья порочно.
Кровью
по голой судьбе чертишь то нолик, то крест.
Всё,
что надежно, мертво. Все, что резвится, непрочно.
Сердце,
я знаю, тебе - раньше, чем мне, надоест.
Сердце,
смотри на него - как без него ты болело,
как,
чтоб заметил меня, я себя факелом жгла!
Чувствуешь
- сердце его даже прекрасней, чем тело?
Что
ж тебе так тяжело? - ночью неверная мгла?
Сердце,
ты выше смотри - там, облака прожигая,
пульсом
пресветлым своим бьётся о купол звезда.
(Цирк
- только если внутри делаешь вид, что другая...)
Сердце,
ты знаешь, а мне - не надоест никогда.
2012
*****
Этому
городу угрожает инсульт.
Или
инфаркт - всё равно ему только снится,
что
он сердце и мозг Державы. Но сосуды его несут
металлических
тромбов растущие вереницы
наяву.
И всё медленнее. И всё трудней
виагристыми
вечерами ему напяливать гордо
ритуальную
маску пространства, сплетённого из огней,
крашеных
в звёздную жизнь. Он стар - суперстар - этот город.
Вонью
и матерщиной веет холодная пасть -
метропасть
внутренних массовых перемещений.
Если
бы он был мужчиной, я бы не стала с ним спать.
Но
я не с ним, я в нём. Такая любовь пещерней.
Это
любовь паразита. Взгляд мой охотно ест
клумбы,
фонтаны, фронтоны, церковные главы -
здесь
не найти свободных, но много съедобных мест.
Зато
я не размножаюсь, хотя могла бы.
А
кто посмелей - размножаются, клонируя шустрое зло,
протезами
небоскрёбными подменяя
живое
усталое тело - пока их родное село,
покинутое,
звереет от пышной истомы мая.
Я
чувствую: этот город придётся покинуть мне.
Когда
его вольная кровь прорвёт, наконец, плотину,
и
сгинут - в заветной волне, во всеядном огне -
все
те и не те... вряд ли мне суждено во плоти, но
можно,
расставшись с судьбой, воспитать фантом -
антонимом
этажей, антиподом Прокруста -
зализывать
раны времён и пророчить о том,
что
это святое место не будет пусто.
Май 2011
Снайпер
Запах
дерьма и горелых покрышек
воплями
лозунгов как ни глуши -
шёпотом
снайперы ходят по крышам,
шёпотом
целятся в окна души.
Радуйтесь,
выжившие, завывайте
про
щенэвмэрлое тело страны.
В
окна Европы глядит обыватель,
но
ощущает пониже спины,
что
не железен под слоем эмали
всякий,
кто слеплен из двух половин.
Бедные
люди, кого вы поймали,
подлинный
снайпер - он неуловим!
Первая
пуля страшней, чем вторая.
Где
же последняя - в собственный рот?..
Ну,
а покуда народ выбирает -
снайпер
себе выбирает народ.
20.02.14
РУЧНЫЕ
БАБОЧКИ
Однажды
всё, во что не верили вчера мы,
соткут
закатные светящиеся нити.
Такими
ласковыми недовечерами
дневные
бабочки становятся ручными
и
сами просятся: возьмите нас, возьмите!
Они
садятся нам на головы, на плечи,
но
тут же вспархивают - если ты не замер.
Ты
не торопишься? протягивай навстречу
ладонь
и жди - как будто вечны и прочны мы,
дневные
киборги с цветочными глазами.
Кому
доверчиво распахивает крылья
в
ладони бабочка - не то чтобы элита,
но
вне деления на первые-вторые-
трёхмиллиардные...
она скрывает имя?
Откроешь
книгу и узнаешь: Нимфа Лида.
Смотри,
смотри, её бесстыдством ошарашен!
Когда
узор твоих кошмарных сновидений
вдруг
предъявляется прекрасным и нестрашным,
и
все мгновенные детали различимы,
невольно
вздумается:
смеет
ли нигде не
существовать
первопрообраз? В поколеньях
столь
безупречно повторение канона,
что,
может, карты непредсказанных вселенных
на
этих крылышках? Нет, лучше промолчим и
отпустим
мысли вслед за Нимфой.
Всё
равно нам
теперь
томиться непроявленностью чуда,
его
затерянностью в городе и доме,
плывущих
мимо неба звёздного - покуда
ночные
бабочки останутся ночными,
неприлетевшими
на свет твоих ладоней.
2013
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
