Проголосуйте за это произведение |
(невероятная история)
М е д в е д е н к о. Отчего вы всегда ходите в черном?
М а ш а. Это траур по моей жизни. Я несчастна.
А.П. Чехов "ЧАЙКА"
1
Пухов с детства не любил песни и кинофильмы про летчиков, поэтому предпочитал железную дорогу. Милое дело! Можно вытянуться на полке, можно гулять по вагонам, завести приятное знакомство, и физически чувствовать, как приближается конечный пункт пути. Под мерный стук колес снятся чудесные сны, что-нибудь из венского психоанализа, да что там говорить! Железная дорога - это железная дорога.
И вот, с чемоданом в руке, и билетом в кармане полотняного пиджака, Пухов вошел в здание вокзала. Жара и влажная духота превратили вокзал в огромную парилку.
Пухов ласково окинул глазом зал ожидания, и пристроил в чемодан углу, чтобы не сперли. Опасливо оглядываясь, он подошел к окошку справочного бюро, за которым дремала милая распаренная девушка. Было в ней что-то от кустодиевских, или даже рубенсовских женщин, какие еще кое-где встречаются в провинции.
- Девушка, а девушка, - робко спросил Пухов, - 548 когда отправится?
Девушка с трудом открыла глаза и лениво, через силу, равнодушно ответила:
- А бог его знает... Когда отправится, тогда и отправится...
- То есть как? - удивился Пухов, вытирая пот платком со лба.
- А так... - ответила кустодиевская девушка, захлопнула окошко и вывесила табличку "ОБЕД". - Ждите объявлений.
Пухов вернулся к чемодану, но скоро захотел пить, и в поисках киоска с водой побрел по вокзалу. Под высокими сводами ворковали безбилетные голуби, пыль стояла золотым столбом в солнечном луче.
Он долго таскал чемодан по вокзальным закоулкам, и даже вышел на перрон, но воды не нашел. У перрона стоял поезд, и машинист, высунувшись из окошка электровоза, с ненавистью смотрел на семафор.
Пухов поставил чемодан на асфальт, влез на него и просительно улыбаясь поинтересовался:
- Товарищ машинист, скажите, пожалуйста, куда идет ваш поезд?..
- А мне все равно, - буркнул машинист не отрывая взгляда от семафора, - куда скажут, туда и поеду...
- Ага, - вежливо согласился Пухов и пошел обратно в вокзал. В полутемном коридоре, едва освещаемом тусклыми пыльными лампочками, он увидел человека в комбинезоне, небритого и хмурого. Тот методично колотил электрические лампы. Они бились с легким хлопком, будто он открывал бутылки "шампанского". С каждым хлопком он вздыхал: "Эх, Маша!.."
- Что вы делаете?! - возмутился Пухов, - это безобразие! Кто вы такой?
- Я электромонтер, - меланхолично ответил тот и пошел дальше по коридору, кокая лампочки.
"Он сошел с ума от жары! - понял Пухов, - надо сообщить, кому следует..."
Он постучал в окошко справочного: - Девушка, а девушка!..
- Да, - ответила девушка.
- Я только что видел сумасшедшего электромонтера! Как бы он чего не натворил!
Девушка взяла в руку микрофон, и ее голос загремел под сводами вокзала: - Безумный электрик, срочно пройдите в медицинскую комнату! Повторяю, безумный электрик, срочно пройдите в медицинскую комнату!
Окошко захлопнулось. И в то же мгновение, Пухов ощутил, как по телу пробежал холодок, - от головы до пяток, - пробежал, и исчез. Ему в голову пришла такая замечательная мысль, что он даже хлопнул себя по лбу, - от хлопка даже проснулись дремавшие в ожидании поезда пассажиры. Пухов радостно засмеялся и вновь постучал в окошко:
- Девушка, 548-й отправляется с первого пути.
И заспешил на первый путь, слыша под сводами гулкий радиоголос:
- Внимание! Поезд номер 548 отправляется с первого пути. Повторяю. Поезд номер 548 отправляется с первого пути. Провожающих просим покинуть вагоны.
Изнывающий от жары машинист дал гудок, и 548-й тронулся.
Пухов занял место в купе, открыл окно, чтобы стало прохладнее, и весело смотрел на пробегающие мимо пейзажи. Он высунулся в окошко по пояс, и плевал в стоящих у переездов железнодорожников с цветными флажками.
И тогда он вспомнил о своем чемодане.
В первый момент Пухов не поверил в происшедшее. Этого просто не могло быть!.. Он проверил ящики под нижними полками, выглянул даже в коридор - чемодана не было.
- Увели-таки! - вздохнул Пухов. - Ну, народ, ну народ!
Почему-то ему было легче думать, что чемодан украли, чем решить, что он сам оставил его на вокзале, когда обрадованный заспешил на посадку.
Почему-то ему непереносима была мысль, что он сам оставил чемодан, и вот сейчас кто-то подходит к его родному чемодану, осматривает его с недоумением, оглядывается по сторонам в поисках хозяина, и начинает потрошить чемоданное брюхо... Пухов даже застонал, представив, как неведомый некто радостно гогочет, обнаружив его бутерброды, любовно приготовленные, завернутые в кальку, маленькие огурчики и крутые бока вареных яиц.
Про вещи он старался не думать. Там был спортивный костюм, полотенце, мыло, зубная щетка, две тенниски, фотоаппарат, куча отснятых пленок, сувениры, - словом весь его дорожный багаж.
Пусть уж лучше чемодан украли! Пухов с ненавистью представлял себе вора. Это должен был быть небритый субъект с низким лбом, стальными зубами и гнусными глазами. И чтобы у него был горб, и в разговоре он присвистывал. Ох, как Пухов ненавидел его!
На первой же остановке в купе вошли попутчики. Два больших очень похожих друг на друга усатых квадратных мужика и такая же большая тетка.
Они сели и сразу стали есть. Они ели сало, хлеб, лук, колбасу, помидоры и крутые яйца, макая их в спичечный коробок, где вместо спичек была соль.
Они не спеша ели и обсуждали, как они будут покупать в Ельце гроб, какой именно гроб и почем.
- Помянем мамашу, - сказал первый мужик, держа перед собой очищенное яйцо как рюмку. - Пусть будет ей земля пухом...
- Слушайте, - свесился с верхней полки Пухов. - У меня чемодан украли. Я есть хочу. Дайте мне сала.
Первый мужик посмотрел на второго, второй на первого, потом они посмотрели на тетку. Та отправила в рот яйцо целиком и, как показалось Пухову, проглотила его не разжевывая. Подняла взгляд на просительно улыбающегося сверху Пухова и разрешила:
- Дайте ему сала.
Она выглядела точной копией двух мужиков, только без усов.
Съев сало, Пухов отправился путешествовать по вагону, оставив мрачную троицу решать свои гробовые дела. "Наверное, сала они мне больше не дадут, - думал Пухов, - ничего, буду питаться в вагоне-ресторане. Хорошо хоть деньги при мне." И он пощупал зашитые в специальном карманчике на трусах купюры. Велика дорожная мудрость! Но вот чемодан-то не уберег...
2
Гуляя по вагону, Пухов заглядывал в открытые двери купе, живо интересуясь заботами и трудностями попутчиков, так что его стали принимать то за проводника, то за контролера, и жаловались ему на жару, на плохое обслуживание, а в одном купе к Пухову пристал отец семейства с требованием дать пива.
- Шеф! - требовал он, ухватив Пухова за пуговицу рубашки, - две бутылки! Я знаю, у тебя есть! Две бутылки!
Пухов слабо отбивался, но в конце концов не выдержал, сдался и пообещал: "Будет". Вот только, где взять пива, он не знал.
В другом купе Пухов принял участие в воспитании шестимесячного ребенка. Он давал советы молодой маме, глядящей на орущего младенца безумными глазами.
- Это у мальчиков бывает, - сказал Пухов солидно, - слишком туго вы его запеленали, пережали кое-что, вот он и кричит.
- Да? - обрадовано спохватилась мама и стала распеленывать ребенка. Пухов продолжал:
- Дети требуют внимания, заботы. Некоторые думают, что ребенок просто кукла, - ничего подобного!.. Он все понимает, только сказать не может. Доктор Спок, Макаренко, Сухомлинский...
Мама распеленала ребенка и спохватилась:
- Так ведь у меня девочка!..
- Не может быть, - чистосердечно удивился Пухов, - дайте посмотреть. Действительно. Имеется ребенок женского пола. Хороший ребеночек!.. Что же вы мне сразу не сказали? Я вам о педагогике, а вы...
Пухов сокрушенно махнул рукой и пошел дальше. Он вышел в тамбур. В тамбуре проводница выглядывала в открытую дверь на проносящиеся мимо дома, поля и деревья.
- Куда же это мы едем? - бормотала она.
- На юг, - немедленно ответил Пухов. - Только машинист у вас неправильно состав ведет, все дергает, дергает. Я все тонкости знаю - где притормозить надо, где с горки. У меня отец был машинистом. Ну, не машинистом, - помощником, он чуть-чуть машинистом не стал, правда это было давно, но я вам расскажу...
- Куда мы едем? - твердила проводница. - У меня полное купе помидоров. Какой юг? Почему?
- Помидоры? Почем брали? Дело плохо. На юге ваши помидоры и даром не нужны, там их девать некуда, вот если бы на север, тогда другое дело. Там бы у вас все купили, и еще спасибо бы сказали. Вы говорите, полное купе? Да... Плохо дело. При такой погоде они скоро начнут гнить. Вот если бы на север... Знаете что, дайте мне два помидора, все равно они пропадут. Не хотите? Ну ладно.
Пухов перешел в следующий вагон и оказался в вагоне-ресторане. После сала очень хотелось пить. Пухов сел за столик и под звон стаканов стал ждать официанта. В ресторане было совсем пусто, даже мухи не летали. Искусственные цветы в пластмассовых вазочках скукожились от жары и ненужности. Наконец, появился заспанный парень в белой куртке, с совершенно осоловелыми глазами.
- Мне бы чего-нибудь холодненького, - попросил Пухов, - Пивка бы... - добавил он осторожно. Официант изобразил одной стороной лица скептическую ухмылку.
- Понятно. - Сказал Пухов, - тогда водички.
Официант удалился, хватаясь за столы. Появился, держа в руках графин, литров на пять, с мутной жидкостью. Поставил на стол.
- Три рубля. (В ценах 1991 г. - прим. переводчика).
- Мне бы стаканчик...
- У нас только весь графин, - категорично заявил официант, и выловил из графина пальцем муху, - иначе нельзя.
- Никак нельзя?
- У нас порядок. Можно, конечно, только стакан. Но - три рубля.
- Мне знакомо ваше лицо, - улыбнулся ему Пухов, - в профиль вы похожи на киноактера... фамилия...
- Все равно три рубля.
- Нет, я серьезно, - где-то я вас видел. Вы официантом давно работаете? Вредная у вас работа. Вредная в смысле клиентов. И то ему подай, и то ему принеси... Послушайте, а вы не отдыхали пять лет назад в Кисловодске? У меня в палате сосед был, шахтер, очень на вас похож. Вы не были шахтером? Садитесь, что вы стоите, в ногах правды нет. ( Но нет ее и выше - прим. автора).
Официант сел, и уже как-то неуверенно, будто сомневаясь, сказал:
- Три рубля...
- Я в Кисловодске отдыхал, мне в районной поликлинике сказали, вернее, не мне - жене, а она - мне, что у меня рак. Потом, правда, они извинились, - ошиблись, - но в Кисловодск я съездил. Замечательная там природа. Так вы не отдыхали в Кисловодске.
- Нет, - ответил официант, окончательно просыпаясь. - Зачем мне Кисловодск? Мне надо в Ленинград.
- А-а-а! - обрадовался Пухов. - Как же, как же - город на Неве, колыбель революции. Я, правда, там не был, но говорят - красивейший город. Зимний, Смольный, Невский... А зачем вам в Ленинград?
Парень неожиданно зарделся. Сказал уклончиво:
- Надо...
- Ну что же, если надо... - Пухов машинально потянулся к графину, но вовремя передумал. - У вас там, наверное, какое-нибудь важное дело. Нет, если не хотите говорить, не надо, я понимаю.
- Да нет, - засмущался парень, - у меня мечта...
- Мечта? - оживился Пухов, - отлично! Дайте я пожму вашу руку! Может, у вас осталась хоть бутылочка пива? А какая мечта?
Официант помялся, наконец, решился:
- Я давно, еще когда маленьким был, прочитал в газете, что в Ленинграде в полдень из пушки палят. Сигнал дают, что двенадцать часов...
- Ну? - доброжелательно подбодрил его Пухов. - И что?
- Я еще тогда подумал - вот это работа! Один раз в день пальнуть - и свободен! За те же деньги! Пять минут поработал - и свободен! Я бы пятилетку за четыре... нет, за три года бы отстрелял - и в отгулы. На шабашку куда-нибудь... Вы не знаете, где еще стреляют? Я специально занимался...
Он достал из кармана белой куртки брошюру "Артиллерия - бог войны" и показал ее Пухову. - Вы не знаете, где в Ленинграде эта пушка стоит? Как туда дойти?
- Это очень просто, - заверил его Пухов. - Это в Петропавловской крепости. Как выйдете с вокзала, у первого прохожего спросите, он вам покажет.
- В Петропавловской? Вот спасибо! Давайте я вам еще воды принесу? У нас ее много, с прошлого рейса осталось!..
- Спасибо, не надо, что-то пить расхотелось. А пива значит, нет?
- Нету пива, - развел руками официант-пушкарь, - нету. Может, в Ленинграде возьмем.
- В Ленинграде может быть. В Ленинграде очень хорошее пиво, завод имени Степана Разина. Только мы ведь едем не в Ленинград, а в другую сторону. На юг мы едем.
- Почему на юг? - удивился официант. - Не может быть. Я специально сюда устроился, чтобы в Ленинград поехать. Я в Ленинград еду. А вы?
- А я на юг. Жаль, не по дороге. Ну, может, где еще встретимся.
Они попрощались и разошлись. "Какой хороший человек! - думал Пухов, переходя в следующий вагон, - надо было адресами обменяться, ну, даст бог, еще встретимся..."
3
На этот раз он помогал играть в шахматы. Игроки сидели сосредоточенно за шахматной доской, - солидные мужчины в годах, может быть, командированные, о чем говорили их видавшие виды дорожные портфели, свои кружки для чая, аккуратные пакетики с едой и то, с какой тщательностью они повесили на вешалки свои костюмы, переодевшись в спортивные. Оба лысоватые, в очках, и у каждого под рукой лежал номер "Крокодила" и газета с кроссвордом. Только у одного на спортивном костюме красовалась эмблема "Спартак", а у другого "Динамо".
- Я люблю смотреть, как играют в шахматы. Сам я больше в шашки, тоже умная игра, но все-таки попроще, Они, шашки, все одинаковые, кругленькие такие. А шахматы - нет. Какие фигуры! И все ходят по-разному. И называются по-разному. Целая наука. Вы играйте, играйте, не обращайте на меня внимания, я постою посмотрю, как умные люди играют. У меня отец замечательно в шашки играл. Никто у него выиграть не мог. Еще он в лото мог, но похуже... Товарищ, а что это вы свою королеву под офицера поставили, ведь убьет, ему что... А у вас случайно пива нет? Ну ладно...
Командированные злобно косились на Пухова, но ничего не говорили, - воспитание не позволяло. С того момента, как в купе появился Пухов, они не сделали ни одного хода. Едва лишь появлялся намек на шахматную мысль, едва только забрезжит красивая комбинация, как въедливей голос непрошеного болельщика разрушал все замыслы, отвлекал, мешал, и чем больше шахматисты пытались не слушать его неспешные речи, тем труднее было не слушать непрошеного рассказчика.
- Все-таки увлекательная штука - спорт... Я сам когда-то... В школе еще, первое место занял по стрельбе из малокалиберной винтовки...
"Спартаковец" как-то странно посмотрел на Пухова. Недобро посмотрел.
Пухов присел на нижнюю полку рядом с "динамовцем" продолжал: - И если бы не двойка по химии, был бы я сейчас заслуженным мастером спорта...
- Не по химии, так по зоологии...
- Да, действительно, и по зоологии была... А вы, товарищ, откуда догадались? Неужели мы с вами уже встречались?
- Встречались, встречались, - неприязненно ответил "спартаковец". - Можно сказать, учились в одной школе...
- Нет, правда? - восхитился Пухов. - Вот это встреча!:
- И никогда, Пухов, ты не стрелял хорошо, это я стрелял хорошо, и по химии у меня тройка была, а по зоологии даже "четыре", просто перепутали наши мишени, вот и получилось, что ты лучший стрелок.
- Ух ты! - изумился Пухов. - Вы даже фамилию мою помните!
- Не знать бы мне ее вообще!.. У меня из-за тебя вся жизнь на перекосяк! - Он горестно махнул рукой, смахнув с доски фигуры. "Динамовцу" это, видимо, не понравилось, - может быть он выигрывал? - но он промолчал, дипломатично уставившись в окно.
- Вся жизнь!.. Тебе-то что? Ну, не поехал на соревнования, - и все! А я? А мне? Я иногда по ночам тебя вместо той мишени вижу, и "десятка" как раз во лбу...
Пухов машинально потер лоб.
- Я когда понял, что мишени перепутали, хотел к директору пойти, к Василию Петровичу... - продолжал "спартаковец".
- Ивану Николаевичу... - вздохнул Пухов.
- Василию Петровичу, объяснить все хотел. По дороге попал под машину "Перевозка мебели"... Потом на второй год оставили.. Дальше покатилось, аттестат - хоть выбрасывай. По дурости с приятелем киоск ограбили, "Сувениры". Главное что - ведь ничего там путного не было, - одни деревянные ложки, да чьи-то литые чугунные бюсты! Два года дали. Когда вышел - жениться хотел. Оказалось, ее папа - прокурор. Зачем ему такой зять? Вы отдали бы свою дочь за уголовника? - обратился он вдруг к "динамовцу".
Тот вздрогнул от неожиданности, и сделал рукой невнятный жест, который можно было бы толковать и как "а почему бы и нет?", и как "что я - псих?".
- Вот-вот...А чтобы соблазна не было, он меня еще на три года упек, - подумаешь, нельзя на чужой машине прокатиться! Когда снова вышел, решил завязать. И опять все не так! Первая жена ушла, вторая - лучше бы ушла. Сын - кретин и подонок. Как жить? Ты во всем виноват, ты! Эх, Гена, Гена...
- Неужели все так и было? - поразился Пухов. - Я ведь не знал... Я приношу свои извинения. Даже грамоту могу отдать. А кто это - Гена?
- Как кто? Ты - Гена Пухов!
- Я? Нет, я не Гена. Меня зовут Пухов, Пухов Егор Фомич, в честь деда назвали.
- Какой Егор? Ты в третьей школе учился?
- Не-е-е, я в тридцать седьмой, у реки.
- Не может быть! Ну похож, ну похож! И фамилия - главное Пухов! - Он на секунду замолчал, видимо, подозрения еще не оставили его вполне. - А родственники по имени Геннадий у тебя есть?
- Нет! - радостно ответил Пухов. - Один я на свете.
- Ну, - прослезился "спартаковец", - тогда извини, ошибка вышла, извини...
- Да чего там, - успокаивал его Пухов, - бывает. Меня раз чуть в тюрьму по ошибке не посадили. Шел вечером домой, вдруг кричат: "Стой! Стрелять будем!" Я, конечно, побежал. Догнали меня, скрутили, надели наручники, и в таком виде доставили в милицию. Сержант спрашивает: "С кем брал сберкассу?! Говори, бандюга, все равно твоих дружков поймаем!" Целый час допытывался, потом пришел Степанков, наш участковый, мы с ним в одном доме жили. Вот он меня и выручил. "Нет, - говорит, - Пухов кассу брать не будет..." Отпустили.
Пухов поднялся, помахал на прощанье рукой:
- Ну, я пошел, мне еще пиво найти надо.
Шахматисты склонились над доской.
4
Пухов шел дальше и с обидой говорил сам себе: "Подумаешь, зоология... У самого, может, и не только по химии, а еще..." Дорогу ему перегородила молодая женщина с бюстом такой величины, что Пухову тут же захотелось потрогать его пальцем, - не подложено ли чего? Она смотрела на Пухова, обольстительно улыбаясь, уперев руку в крутое бедро, обтянутое готовой прорваться мини-юбкой.
- Мужчина, - сказала она хрипловатым голосом, - помогите! - И скрылась в купе. Пухов немедленно шагнул следом.
- Настоящий мужчина никогда не откажет женщине в помощи, я никогда никому не отказываю, сколько бы лет не было женщине, это просто не важно. Главное, быть настоящим рыцарем, и...
Тут пышногрудая дама обхватила Пухова руками, прижала к бюсту и впилась в его губы долгим страстным поцелуем, во время которого Пухов был лишен возможности говорить.
- ... нужно видеть в каждой женщине мать.
Не выпуская Пухова из объятий, она сделала два шага на- зад и упала на застеленную нижнюю полку, опрокинув Пухова на себя, в результате чего Пухов оказался в весьма двусмысленной позе.
- Ну, ласкай же меня, ласкай! - требовала дама хрипло.
- Ну!
- Мне кажется, мы с вами где-то уже встречались, - галантно предположил Пухов.
- Я сразу тебя узнала, сразу, лишь только мелькнул твой чеканный профиль! Ты моя судьба! Ты моя любовь!
- Ну, хорошо, - согласился в конце концов Пухов, - если вы так считаете... - и стал целовать даму. И тут же его похлопали по плечу.
- Все! Можно отдыхать.
Пухов встал на ноги, обернулся. Заложив руки в карманы, стоял в дверях человек, из-за его плеча высовывалось наглое око кинокамеры.
- Верочка, все отлично. И вы, товарищ, как вас? Вы из какой группы?
- Я? Я не из группы, я сам по себе. А что, вы кино снимаете? Я люблю смотреть кино. И что, меня покажут? Это здорово! Как будет называться наша лента?
Человек вытащил руки из карманов и схватился за голову:
- Зарезали! - закричал он в полный голос. - Зарезали! Идиоты! Ты куда смотрела?! - заорал он на пышную даму.
- Куда надо, туда и смотрела! Мне что сказали? Придет с той стороны вагона, и все, я его в глаза не видела!
- Где он!!!
Со стороны тамбура приближался чернявый малый, застегивая на ходу брюки.
- Только что туалет открыли, я на секундочку отлучился, два часа терпел, просто сил нет! - и на его лице появилась блаженная улыбка. - Ну, что у нас дальше?
- Так, - сказал уже более спокойно нервный человек. - Пленки на этот эпизод больше нет. Бухгалтерия зарежет нам лимиты... Вы уволены, - сказал он чернявому. - На роль утверждается... Как ваша фамилия? Пухов? На роль утверждается Пухов. Все. Работаем дальше.
- Так ведь я в отпуске, - добродушно заметил Пухов, подмигивая пышногрудой актрисе. - Еду домой.
- Отменяется, - рассеянно ответил режиссер. - Где вы работаете? В часовой мастерской? Текст телеграммы: "Т. Пухов утвержден на роль в кинокартине "Трудовые будни". Просьба считать в творческом отпуске на текущий год." Подпись - "Мосфильм".
- Товарищ, я не могу, - попробовал возразить Пухов, - у меня конец квартала, жена...
- Ничего не знаю! - в голосе режиссера прорезалась категоричность, - Готовим следующую сцену!
Двое молодых людей взяли Пухова под руки и стали поливать его из бутылочек желтоватой жидкостью. Жидкость пахла бензином.
- Скажите, - доверительно поинтересовался Пухов у молодых людей, - это бензин, да?
- Да, бензин. - Семьдесят шестой? - Девяносто третий.
- А-а-а...
- Так!!! - разнеслось по вагону, - снимаем сцену пожара в поезде! Поджигайте актера! Камера! Мотор! Все вон из кадра!
Выглядывающие из приоткрытых дверей купе костюмеры, гримеры, парикмахеры, помрежи и ассистенты с ассистентками исчезли. Молодой человек достал из кармана коробок спичек, вздохнул и приготовился чиркнуть.
- Вообще-то мне для искусства ничего не жалко, но все же - мне заплатят за пиджак? - спросил Пухов. - Все-таки это мой личный пиджак, я его покупал на свои деньги.
Молодой человек чиркнул спичкой о коробок, спичка зашипела и, выпустив струйку дыма, погасла.
- Что такое?!! - взревел режиссер. - почему в кадре посторонние?!
Действительно, по коридору шли военные - офицер и два солдата.
- Разве у нас есть в сценарии военные ?
Военные приблизились, и офицер, старший лейтенант, отдав честь, спросил: - Товарищ Пухов? Егор Фомич?
- Так точно! - ответил Пухов. - Распишитесь в получении повестки.
Пухов расписался. "...Прибыть с вещами..." -
Извините, ребята, - обратился он к режиссеру, - служба!
И пошел вслед за патрулем, распространяя густой запах бензина.
- Товарищ старший лейтенант! - обратился Пухов, - в какие меня войска? Xорошо бы, что-нибудь связанное с техникой.
- Куда родина пошлет, там и будете служить.
- Есть! - по-строевому согласился Пухов. Они прошли несколько вагонов, и выбрались на открытую платформу. На платформе стоял танк. На длинном стволе сушилось белье.
- Ефрейтор Пухов!
- Я!
- Приказываю. Занять пост у танка.
- Есть.
Пухов встал у левого трака по стойке смирно. Старший лейтенант обошел вокруг танка, попинал зачем-то сапогом траки и ушел. Ушел вместе с двумя солдатами, причем один солдат незаметно бросил Пухову кусок сахару.
5
Пухов стоял на посту, обдуваемый свежим ветром, поезд мчался вперед, но пейзажи мелькали все те же. Ветер выдувал из пуховского пиджака запах бензина. Пухов стал было насвистывать что-то строевое, но вовремя вспомнил, что на посту петь и свистеть нельзя.
В этот момент с другой стороны платформы появилась любопытная фигура. Фигура выглядела так, как рисуют в юмористических изданиях интеллигентов. Косолапой походкой он приблизился к танку, и, близоруко щурясь снизу вверх на танк, стал его обходить.
- Стой, кто идет, - сказал Пухов, в общем-то, доброжелательно.
- Здравствуйте, товарищ, - ответил тот. - Вы не скажете, в каком вагоне ресторан? Я уже битых два часа ищу вагон-ресторан!
- Вас послала жена?
- Что, похоже? Меня уже спрашивали несколько раз. Сначала я говорил, что нет, а потом стал соглашаться. Не все ли равно?.. А они смеялись и радовались. Я понимаю, это должно быть смешно. Наверное, у них есть жены, которые посылают их куда-нибудь. И вот они радуются, что есть еще кто-то, кого послали именно сейчас, именно в эту секунду. Я думаю, если бы мы шли вместе, то есть, их тоже послали бы, мы стали бы друзьями. Вы женаты?
- Так точно, - по-военному строго ответил Пухов.
- Вот-вот... - он поправил очки. - Что касается вагона-ресторана, то... Простите, а что это вы тут стоите?
- Я часовой. Охраняю.
- Ах, да... Понятно. Что, простите, не понял, охраняете?
- Часовому не положено разговаривать на посту.
- Да, да... И долго вы так будете стоять?
- До смены караула. Служба, - веско пояснил Пухов. - Но, если честно, мне кажется, сюда никто не придет. Как в той книжке. А я уже хочу есть.
- Да, это проблема. И как же быть?
- Не могу знать.
- Xотя... Вы в армии служили?
- Некоторым образом... Старший лейтенант запаса.
- Отлично! - воскликнул Пухов. - Приказывайте мне оставить пост.
- А как? Я не умею.
- Говорите: Ефрейтор Пухов! Приказываю вам покинуть пост к чертовой матери!
- Ефрейтор Пухов, - нерешительно начал старший лейтенант запаса, - прошу вас убедительно, прошу вас покинуть пост.
- Не совсем по-уставному, - заметил Пухов, - но очень хочется есть.
Он попинал носком сандалета трак, отошел от танка и гражданским человеком присел на борт платформы. Мимо мелькали километровые столбики, да изредка на разогретом солнцем зеленеющем откосе щурилась вслед проносящемуся поезду редкая коза.
- Только знаете, как вас там? - Меня зовут Сергей Сергеевич. - Знаете, Сергей Сергеевич, я не знаю, что вам там на- до, но только в вагоне-ресторане ничего съестного нет. Ни крошки. Я проверил. Пойдемте-ка лучше дальше. Я бы послужил еще, но есть хочется. Я был чемпионом школы по стрельбе из малокалиберной винтовки, и плюньте в глаза тому, кто скажет, что это неправда! - закончил он.
- Очень хорошо, очень хорошо, - невпопад заметил его новый знакомый. - Может быть зайдем ко мне? Я через два вагона... Понимаете, мне нужен вагон-ресторан, чтобы купить пшена или гороха, словом, мне нужен корм для попугая.
- Ага, для попугая! Попугаи бывают очень умными. Поверьте мне на слово, не бывает птицы умнее попугая. Ваш попугай разговаривает?
- Пока нет, но я обучаю его по особой методике. Я учу его говорить сразу на пяти языках.
- Вы говорите на пяти языках? - уважительно удивился Пухов. - С первого взгляда не скажешь... Ну, на двух... или трех... но пять!..
- Нет, что вы! Я по самоучителю. Я купил самоучитель "Как научиться говорить на пяти языках за две недели, игре на гитаре за один день, плавать за один час". Очень полезная книга.
- Да? - с сомнением произнес Пухов. - Ну, и что, вы пробовали... это... плавать за один час? Получается?
- Пока что я прохожу теоретический курс... И они пошли через плацкартные вагоны, уворачиваясь от свисающих с верхних полок ног мирно спящих пассажиров. Цепляя головой чужие ноги, Сергей Сергеевич приседал и говорил: "Простите, бога ради!" Пухов шел следом, решительно отодвигая со своего пути мешающие ему конечности, видимо, еще храня армейскую самоуверенность.
Они добрались, наконец, до купейного вагона, в котором ехал Сергей Сергеевич. Кроме чемодана и большой клетки с попугаем на столике, в купе ничего и никого не было. Вообще в поезде было много свободных мест, - наверное, пассажиры просто не успели вскочить в свой 548-й, когда он слишком резво покинул вокзал. Это обстоятельство слегка нервировало Сергея Сергеевича, который не привык ездить в пустых поездах. Пухов был спокоен.
- Петруша, - обратился Сергей Сергеевич к попугаю, - соскучился?
Попугай, большая, с курицу, птица, разноцветная, с мощным клювом, никак не реагировала на их появление. Пухов постучал ногтем по прутьям клетки, посвистел - ничего. Птица сидела на жердочке, нахохлившись, погрузившись в крепкий сон.
- Да... - протянул Пухов уважительно. - Xорош, хорош. Я люблю домашнюю птицу, домашних животных. Попугая у меня не было, но у меня был кот. Умный, стервец! Колбасы не ел, мороженой рыбы не ел, даже молоко из пакетов не пил. Я его обучал устному счету. Мы с ним дошли до цифры семь. Потом он сбежал, наверное, надоело учиться. Действительно, зачем умному учиться? А ваш попугай умеет считать?
- Я не знаю, - пожал плечами Сергей Сергеевич, - может быть, и умеет, он ведь еще не говорит. Сейчас я достану самоучитель...
Сергей Сергеевич порылся в чемодане и достал толстую книгу. - Ох... Это не та книга!
Пухов взял в руки томик, прочитал вслух: "Жюль Верн. Путешествие к центру Земли". - Да, это действительно не та книга, по этой вы его, пожалуй ничему не научите. Это в каком смысле "к центру Земли"?
- В прямом. Это фантастический роман про экспедицию в глубины литосферы.
- Литосферы? - переспросил Пухов. - А-а-а...
- Угощайтесь, - со вздохом предложил Сергей Сергеевич Пухову бутерброд с салом, все еще переживая потерю ценной книги.
- Вы посмотрите, может, там какой-нибудь штамп есть, или печать, - сказал Пухов, принимая бутерброд. - У меня был приятель, так он себе составил совершенно поразительное собрание книг. У него были книги из районной библиотеки, из городской, из детской были, из библиотеки профессионально-технического училища и даже со штампом "Военная часть. Почтовый ящик "А - 1857". Книга - источник знаний, но... Дайте-ка почитаю...
Автобиография - описание собственной жизни.
Я могу представить себе, как автобиографию пишет военный, какой-нибудь усатый прапорщик. У него красно-кирпичная от загара шея, изборожденная сеткой белых незагорелых морщин, коротко подстриженные волосы выгорели.
Он шевелит губами, мысленно проговаривая текст. Он сражается с падежами и склонениями, тоскливо мечтая о пиве и вобле. Простые и понятные слова вдруг стали неповоротливыми уродами, их потаенный смысл вдруг выпер на поверхность, как резиновый мяч из воды пруда, и этот мяч никак не желает скрыться в мутной от глины воде, он выныривает и вертится, сверкая мокрыми разноцветными боками, неприлично яркими для такого важного и ответственного дела, как написание автобиографии.
Прапорщик грызет кончик авторучки, хмурит выцветшие брови, скрипит рассохшимся стулом и тяжело вздыхает через равные промежутки времени, равные семи секундам.
Он поднимет глаза - перед ним на стене бланки с образцами заполненных документов. Ему очень хочется просто переписать эти чужие слова: "...родилась в..., не была, не состояла ..."
Прапорщик воровато оглядывается, хотя он совершенно один в этой холодной и тихой комнате.
За пыльным стеклом окна умирает солнечный день. Между оконными рамами лежит высохшая с прошлого года муха. Кажется, стоит лишь подуть на хрупкие невесомые останки, и они рассыплются в легкую пыль, останутся только крылышки, как пропеллер на могиле погибшего летчика. Мысли прапорщика уплывают в день за стеклом, где черные провалы окон ослепительно белого, недавно выбеленного, магазина, недвижимость линялых флагов, что не сняли после последнего праздника, и тоска застигнутой врасплох вечности.
Пространство за окном, отделенное стеклом, лишенное звука, как обделенная солью каша, отторгает прапорщика, он не может ни за что зацепиться, ничто не вызывает отклика или воспоминания.
Он вытирает вспотевшую ладонь о штанину и решительно пишет: "... закончила сельскохозяйственный техникум...", замирает в ожидании, что сейчас кто-то войдет, сердце колотится зажатой в ладони птахой, и прапорщик весь покрывается холодным потом.
Никто не приходит. Никто не открывает выкрашенную белой масляной краской дверь, не скрипит дощатыми половицами, никто не нарушает молельную тишину.
Прапорщик сжимает авторучку, пальцы сбиты и покрыты ссадинами, под коротко остриженными ногтями черные следы мазута, и там где он касался бумаги, остаются невнятные следы - отпечатки пальцев, затейливая спираль плана муравьиного лабиринта.
Он не любил бумажную работу. Любая справка или анкета таили скрытый подвох, непонятную, и потому особенно опасную, ловушку, неведомую опасность. Казалось, стоит лишь тронуть кончиком карандаша или авторучки девственно белый лист, чтобы появилась точка, начало линии, - и все, он уже связан невидимыми путами.
Подобно далеким предкам, он неосознанно верил, что на бумаге остается часть его души. Хотя фотографироваться он любил, хранил все свои фотографии, начиная со школьных, "дембельский" альбом, снимки с приятелями на рыбалке и чужие свадьбы...
Единственная письменная работа, доставлявшая ему удовольствие, это когда он расписывался. И не просто писал - Калашников, нет, он выписывал причудливый вензель, долго любовался завитушками, испытывая непонятную самому себе гордость при виде выведенных на бумаге знаков, при помощи которых он заявлял всему миру, что он есть, что он существует.
Он и в армию пошел из-за фамилии. Хотя точно знал, что не родственник тому, знаменитому. И купцов в роду тоже не было, только крестьяне и пролетарии.
Рука сама собой выводила строки - "вышла замуж в ... не была...". Маникюр на ногтях почти слез.
За окном по улице с утробным ревом проехал бронетранспортер, так, что задребезжали оконные стекла. Поднявшаяся пыль невыносимо долго висела в воздухе мутной пеленой, забывая опустится на землю.
Наконец она решительно поставила витиеватую подпись, дату, встала со стула, одернула юбку и вышла прочь...
-Белиберда какая-то! - уверенно заключил Пухов. - Тургеньев, наверное...
В этот момент свет за окном померк, словно отрезанный гильотиной, и в купе ворвался гул и грохот.
- Что такое?! - испугался Сергей Сергеевич.
- Ничего страшного, - успокоил его Пухов. - Это тоннель.
- Ах, да... - Сергей Сергеевич зажег спичку. Попугай Петр спал. Пухов сидел, сложив руки на коленях, и доброжелательно смотрел на Сергея Сергеевича. - Тоннель... - Спичка погасла.
- Раз уж такое дело, - начал Пухов, - я мог бы обучить вашего попугая устному счету. Нужно только разбудить его. Xотя, существуют различные способы обучения во сне.
Пухов подсел поближе к клетке, нащупал в темноте прутья и, прижавшись к ним губами, сказал:
- Раз. - Задумался. - Знаете, когда я обучал своего кота, я применял разные предметы. Я говорил ему: "Один карась, два карася" и так далее. А что говорить вашему попугаю, я не знаю. Он у вас откуда? Где его родина?
- Наверное, Южная Америка... - ответил из темноты Сергей Сергеевич. - Или Африка. А может быть, Австралия? Австралия - удивительная страна, там небо чистое и высокое, и по зеленым просторам скачут кенгуру...
- Да... Вот в Африке я не был. Только по телевизору. И в Болгарии не был. Что ему предложить? Ведь попугай из капстраны, избалованный... Ладно. Одна самка попугая, две самки попугая, три самки попугая. Да, а он у вас кто? То есть, он - он, или он - она? А то я тут недавно с ребеночком ошибся...
- Не могу сказать наверняка...
- Да... Задача.
6
Чья-то неуверенная рука дернула пару раз за ручку двери. В полураскрытую дверь просунулась пятерня с горящей спичкой. В мятущемся ее свете показалось мрачное лицо. Это был усатый попутчик Пухова по его купе.
- Ага, - сказал он с явным облегчением, - вот оно, значит, вы где.
- А что? - встрепенулся Пухов. Неужели мой чемодан нашелся?!
- Не знаю, - неуверенно ответил усатый, - я по личному делу, не откажите...
- Всегда готов, - немедленно откликнулся Пухов. - А в чем дело?
- Мне бы мерочку снять... Встаньте, я вас прошу, вот так, вот так... И он принялся обмерять Пухова складным метром. Угу... Тысяча восемьсот... так девятьсот, так пятьсот...
- А вам это зачем, - спросил Пухов, терпеливо перенося процедуру.
- Такое дело, - вздохнул усатый, - гроб надо покупать, а мерку с покойницы снять забыли, - то есть гроб надо брать заранее, - мы прикинули - у вас фигура точь-в-точь как у покойницы. Вот мы, значит, и решили мерочку снять, чтобы в Ельце гробик заказать и прямо на похороны. Матвей гробик закажет, а мы на похороны. Матвей - это мой брат, - пояснил усатый.
- А-а-а, - успокоено отреагировал Пухов, - ну это совсем другое дело!.. Гроб лучше всего брать из лиственницы. Xотя, где ж ее возьмешь?.. Ну, в крайнем случае, дубовый. Все-таки последнее пристанище. Я, собственно, не верю в загробную жизнь... так, самую малость... - он мелко и, как ему казалось, незаметно перекрестился.
- Добрый вы человек, - прочувственно сказал усатый, - я бы вам сала дал, только нету.
- Товарищ Пухов, - вмешался Сергей Сергеевич, - загробная жизнь антинаучна! Стыдно!
- Кто - Пухов? - встрепенулся усатый. - Я. Я - Егор Пухов.
- Я тут давеча в тамбуре слышал, - перешел на тревожный шепот усатый, - двое сговаривались убрать Пухова. Один - пора кончать с этим шутом гороховым, а второй - а если он эмиссар центра? Так и сказал - эмиссар. Вот вы человек умственный, - обратился он к Сергею Сергеевичу, - эмиссар, это кто будет?
Сергей Сергеевич молча покосился на Пухова и осторожно отодвинулся от него. Лицо его приобрело выражение пациента в кресле стоматолога. Ему было и стыдно своих подозрений и боязно.
- Какого такого центра? - хмыкнул Пухов, - я в Елец еду.
- Мое дело маленькое, - заторопился усатый, - мерочку сняли и ладушки...
Он раскланялся и был таков. Минуту сидели молча. Сергей Сергеевич фальшиво посвистел, потом столь же фальшиво сказал: - Пойду подышу воздухом.
Пухов ждал его минут пять, не дождался и вышел в коридор. В коридоре было пусто, лишь ветер, врываясь через опущенные вагонные окна, трепал занавески, да снаружи мелькал все тот же тревожный красноватый отблеск, то ли пожара, то ли наоборот.
Заложив руки за спину, Пухов стал прохаживаться по вагону, заглядывая в купе. Нигде никого.
И тогда неизвестно откуда взялся человек в енотовой шубе и бобровой шапке, что само по себе в такую жару было ужасно, к тому же он был в валенках. Он оказался за спиной у Пухова на расстоянии шепота и сказал с коротким смешком:
- Пухов, нас ждут, пошли. Пухов резко обернулся, осмотрел незнакомца и резонно спросил:
- Куда это?
- А то ты не знаешь! - прищурил маслинистые глаза щеголь в шубе. Пухову было стыдно признаться в своей неосведомленности, и он решил - будь что будет:
- Пошли!
Мягко подталкивая в спину, тот повел Пухова к тамбуру. В тамбуре распахнул дверь прямо в наполненный красными отблесками гул тоннеля, через который несся пятьсот сорок восьмой пассажирский, и предложил:
- Лезь.
- Куда? - засомневался Пухов.
- Куда-куда, на крышу, конечно, - обиделся его визави.
- А это не опасно? - засомневался Пухов. - Я не разобьюсь?
- Еще как опасно! - отчего-то обрадовался енотовый тип, - можно разбиться насмерть.
Вблизи он оказался ростом с веник, чем-то напоминал Пухову его начальника, Юрия Карловича. - Ты же знаешь, так надо!
- Ну, если надо... - вздохнул Пухов и стал карабкаться по каким-то скобам на крышу.
С трудом взобравшись на крышу, Пухов вцепился в какую-то железяку и присел перевести дух. Следом, сопя и отдуваясь, появился его спутник.
- Валенок потерял, - огорченно сообщил он, печально глядя вниз. - Ну, пошли.
И они тронулись в опасный путь по вихляющимся крышам вагонов куда-то в направлении к хвосту поезда. На крыше последнего, багажного вагона енотовый тип облегченно вздохнул:
- Ну все, пришли. И, подобрав полы шубы, прыгнул в открытый люк. Пухов последовал за ним. Он попал в аккурат на енотовую шубу, можно сказать, мягко приземлился, и вежливо осведомился:
- Я вас не ушиб? И тут увидел, что оказался в ярко освещенном вагоне, свободном от багажа, что было странно для багажного вагона. Почти весь вагон занимали люди, одетые точно так же, как его попутчик - несуразно тепло, в шубах и валенках. Перед ними на помосте стоял человек в тулупе, заячьей шапке-ушанке и говорил речь, размахивая руками в меховых рукавицах:
- Братья, доколе мы будем терпеть? Доколе будут угнетать самое святое, что у нас есть - наше прошлое?! Сколько веков невыносимый гнет давит и не дает разогнуться? Лженаучные теории разных там Дарвинов и Ламарков, утверждающих, что мы произошли от мерзкой обезьяны, распространяются во всем мире, очерняют наше прошлое и лишают нас будущего. Здесь собрались обладатели истинного знания, - толпа одобрительно загудела, а оратор продолжал крепким баритоном: - Но мы скажем - нет! Нет! Мы знаем, что мы произошли вовсе не от голозадых отвратительных животных, а от благородных, прекрасных в своем великолепии, ни с чем не сравнимых delirius trem.
- Delirius trem - это кто? - осторожно спросил Пухов соседа. Тот ошалело вытаращился на Пухова из-под бобровой шапки и выпалил:
- Как кто?! Белые медведи!
- Белые медведи, - продолжал баритон, - наши славные предки томятся в неволе по всему миру. Вынужденные страдать от жары, они вымирают. Мы, Всемирная Тайная Лига Защиты Белых Медведей, сделаем все, чтобы освободить наших братьев по крови.! Мы требуем, чтобы все находящиеся в зоопарках белые медведи были выпущены на свободу! Лишь надев в такую жару шубы и шапки, вы можете представить, что чувствуют наши благородные предки за решетками зоопарков!
"А что, - подумал Пухов, - в этом что-то есть... Мы, значит, от белых медведей, негры - от бурых. А китайцы?"
- Послушайте, - подергал за енотовый рукав, - от кого произошли китайцы? Я понимаю, американцы произошли от медведя гризли, мы - от белого, негры - от бурого, а китайцы?
- У нас филиалы по всему миру, во всем мире есть люди, преданные великой идее освобождения белых медведей, настанет час, когда мы все выйдем из подполья и во весь голос заявим - Свободу Белым Медведям!
Толпа восторженно подхватила: - Свободу Белым Медведям!
- А пока мы будем делать то, что в наших силах. По решению центра мы захватим поезд и заложников и потребуем, чтобы нам дали зеленый свет до Стокгольма. Мы потребуем освобождения белых медведей во всем мире!
Он поднял над головой плакат, на котором был изображен белый медведь в зоопарке. К слову сказать, вид у медведя был совсем не затравленный. Xор-р-р-оший такой, упитанный мишка, жрал рыбу.
- По-зор! По-зор! По-зор! - стала скандировать толпа.
Пухову не хотелось кричать "позор" и он изобразил на лице максимум внимания и благожелательности. Енотовая шуба вновь проявила признаки жизни. Пухов почувствовал, что его тащат к помосту. Оратор уже закончил речь и стоял, обмахиваясь ушанкой, с видом человека, сделавшего хорошую работу. Завидев Пухова и енотовую шубу, он благожелательно улыбнулся и сделал приглашающий жест, какой делают американские претенденты в президенты.
- Рад вас приветствовать, - слегка грассируя, сказал он, при этом невыносимо ласково рассматривая Пухова.
- У меня некоторые сомнения, - сразу же взял быка за рога Пухов.
- Охотно их разрешу, - поклонился владелец ушанки, - я весь внимание.
- Я сомневаюсь, что произошел от медведя. Где доказательства?
- Ну, это не сложно. К примеру, вы знаете, что Земля - круглая?
Пухов согласно кивнул.
- Но ведь вы не видели, что она - круглая?
- На картинке видел.
- Это есть косвенное доказательство. В нашем языке, как и во всех языках мира рассеяны доказательства. У вас есть какой-нибудь знакомый по фамилии Медведев?
Пухов наморщил лоб и ответил: - Есть.
- Вот! Далее... Кто самый распространенный персонаж русских народных сказок? - Иван-дурак? - Нет! И еще раз нет! Это - медведь! Сказку знаете, Маша и Медведь? Великий русский поэт Лермонтов имеет шотландские корни, его фамилия Лермант. Понимаете? Лермант - Лермонтов.
- Нет, не понимаю, - чистосердечно признался Пухов.
- Вот ваша, как фамилия? - ласково прищурился тот. И Пухов отчего-то понял, что он прекрасно знает его, Пухова, фамилию.
- Гхм, - откашлялся Пухов, - Пуховы мы.
- А не приходилось ли вам слышать такое имя - Винни-Пух?
- Приходилось, - ответил упавшим голосом Пухов. - Так что, я иностранец?
- Лермонтов - иностранец? - ответил вопросом на вопрос ушаночник. - Так и передайте в центр, - перешел он на конфиденциальный шепот, - мы тут не простаки!..
- Какой центр? - опешил Пухов.
- Сами знаете, какой, - ушанка переглянулась с енотовой шубой и понимающе подняла глаза к потолку. Пухова тоже посмотрел на потолок, но ничего там не увидел, потолок, как потолок. Грязный. Толпа вокруг разбилась на группы и оживленно обсуждала разные медвежьи проблемы.
- Но, - заметил ушаночник, - конечно, это ваше право - инкогнито. Мы ведь не знаем, кто вы, зачем здесь. Главное сейчас - захват поезда, заложников, выдвижение политических, если хотите, требований. Свободу белым медведям! У нас уже создана группа захвата - отличные ребята - служили в десантных войсках. Ваше звание? - внезапно спросил ушаночник.
- Ефрейтор, - автоматически ответил Пухов и вспомнил, что он оставил пост у танка. Дело, конечно, маленькое, но вспоминать было неприятно.
- Вы будете радистом, - решительно заключил ушаночник.
Пухов на всякий случай кивнул и отошел к стене. - Мне до ветру, - пояснил он. Пухов осторожно пробрался к выходу, тихо выскользнул на вагонную площадку, прикрыл за собой дверь и остановился в раздумьи, глядя вниз на мелькающую землю.
- Оно, конечно, может все быть. Может, и от белых медведей, да. Но вот как быть с китайцами?
Он осторожно спустился на буфер, внимательно оглядел сцепку, которая держала последний, хвостовой багажный вагон, и стал осторожно ее отсоединять.
При этом он бормотал себе под нос: - Китайцы - как?
Оно, конечно, может и есть какие-то китайские медведи. Может быть даже, наверняка есть... И их должно быть очень много - китайских медведей... Я, в принципе, не против китайских медведей...
Он уперся ногой, поднатужился, и вот, уже отсоединенный, багажный вагон с членами Тайной Лиги Защиты Белых Медведей стал помаленьку отставать от поезда, несущегося через тоннель, стал отставать все больше и больше, и вот уже совсем скрылся в темноте, и Пухов смотрел незлобливо в темноту и все бормотал:
- Не, мне в Стокгольм не надо, мне - в Елец.
Так и пропал навсегда вагон с членами Лиги, и никто ни- когда больше не видел его, и никто не видел членов Лиги, поскольку пропали они вместе с вагоном, и дело освобождения белых медведей пока что зреет в подполье, и , может быть, медведей пока что зреет в подполье, и , может быть, когда-нибудь возродится снова, и горячие головы наденут в самую жару шубы, шапки и валенки и замаршируют, и освободят белых медведей.
7
И успокоенный Пухов пошел обратно.
- В Стокгольм - не, вот в Австралию бы...
Он заметил, что держит в руке какую-то смятую бумажку, расправил ее и увидел, что это маршрут, вычерченный кем-то из Лиги. Конечный пункт - Стокгольм. И в эту минуту он ощутил странный зуд, холодок пробежал по спине, ему показалось, что он стоит на вокзале у окошечка справочного бюро, и он понял, что это зуд всемогущества.
Он добыл из кармана карандаш, зачеркнул "Стокгольм", и написал "Австралия". Разгладил бумажку и положил в карман. Потом прищурился, зажмурился и выждал минуту. Осторожно открыл глаза, но за окнами был все тот же красный свет и ничего больше. Пухов разочарованно вздохнул и пошел по вагонам.
Одному в купе было скучно. Попугай спал. Скоро Пухов почувствовал, что стало прохладнее, и вот уже за окном вспыхнул свет и поезд вырвался из тоннеля.
Освещенная ярким солнцем равнина тянулась до горизонта, притягивая к себе безоблачное небо. Поезд мчался по высокой насыпи мимо прыгающих там и сям кенгуру. Были маленькие кенгуру и большие.
Пухов высунулся в окно, радуясь ветру и солнцу. Попугай одним движением ухватистой лапы открыл дверцу клетки, тяжело перемахнул за перекладину рамы окна, повернул голову к Пухову и, сказав "Пока", канул в окно. На лету расправил мощные крылья и исчез.
- Ух ты! - только и вымолвил Пухов.
Заскрипели тормоза, поезд начал останавливаться, замер. Пухов вышел в тамбур. В тамбуре, свесив ноги наружу, сидел на ступеньках человек в очках и курил.
- Это что такое? Зоопарк, наверное? - предположил Пухов, умильно разглядывая резвящихся кенгуру.
- Дурак ты, Пухов, - лениво ответил сидящий на ступеньках человек. - Это Австралия.
- А-а-а, - протянул Пухов. - А вы кто?
- Я автор.
- А-а-а, понятно. Ну, и что дальше?
- Дальше поедем домой. Загранпаспорта нет?
- Нет.
- Вот видишь...
Австралия не для тебя. Езжай в Елец. Не забудь, теперь в анкетах будешь писать, что был за границей. Да, во-о-он там, киоск видишь? Там пиво.
- А деньги? Ихние, австралийские? Как?
- М-м-м... Скажешь, что ты - абориген. Обменяй клетку от попугая на пиво - и обратно. Через пять минут 549-й отправляется... Ну, дуй.
Высоко вскидывая зад, с клеткой в руках, Пухов побежал к киоску. Скоро вернулся с полудюжиной пива. Вскарабкался в вагон. Локомотив дал два гудка и медленно втянул состав в темный провал тоннеля.
В свой вагон Пухов вернулся без приключений. Отдал пару пива отцу семейства, который с сомнением посмотрел на непонятные наклейки на бутылках, но все же сказал:
- Я же говорил, что у тебя есть!
В купе сидели два усатых мужика и тетка. Они ели сало.
- Что это мы назад едем? Не туда заехали, что ли? - спросил Пухова Матвей.
- Наверное, стрелочник, сволочь, не туда стрелку перевел, - предположил Пухов, забираясь на вторую полку.
Засыпая, Пухов вспомнил Сергея Сергеевича, и ему стало грустно. Но проснулся он в хорошем настроении. За окном было совсем светло. Поезд стоял у перрона станции Елец.
Пухов вышел на перрон и побрел к выходу в город. Сразу за углом он увидел павильон с броской надписью "ТИР", и ноги сами понесли его в зовущую полутьму павильона. За стойкой дремал седоусый старик, мудрый даже на взгляд. С раздувающимися ноздрями, тяжело дыша, Пухов взял пневматическое ружье, взвесил его в руке, словно сомневаясь, настоящее ли оно. Купил у мудрого старика пригоршню пулек ми устроился за стойкой, уперев локти в истертое до блеска дерево. Сколько поколений жителей Ельца щурили глаз за этой стойкой?
Пухов успокоил дыхание, поймал в прорезь прицела мушку и повел вдоль ряда мишеней. Первую мишень Пухов свалил, не целясь. Дальше он палил, как из пулемета. Падали зайчики и белые медведи, вертелись мельницы и прочие кустарные механизмы. За несколько минут Пухов перестрелял все мишени тира. И тогда за его спиной раздались аплодисменты и приветственные крики. Оказывается, за спиной Пухова собрались люди и кричали и хлопали ему. А одна красивая девушка даже поцеловала Пухова в щеку, отчего он засмеялся радостно и потребовал у мудрого старика еще патронов.
- Австралия, Австралия... - говорил он после каждого выстрела, - На хрена мне Австралия?.. Кенгуру, папуасы...
Под рукоплескания толпы Пухов вышел из тира и пошел по улице, сопровождаемый поклонниками. И лишь на самом дне его души лежало сожаление, легкая грусть, печаль по высокому австралийскому небу, где парит попугай Петр, и он вдруг подумал, что теперь до конца своих дней будет ругать вслух Австралию и Африку заодно, и что будет тосковать тайно по зеленым просторам, где скачут кенгуру.
Э П И Л О Г
Спустя месяц Пухов был задержан нарядом милиции в тот момент, когда под покровом ночи он забрался на фронтон вокзала, закрасил масляной краской надпись "ЕЛЕЦ" и успел вывести: "АВСТРА..."
1989г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Во время написания этого текста ни одно животное не пострадало.
Описанные события и персонажи, ни какого отношения к общественно-политическому движению МЕДВЕДЬ не имеют.
(c) Г.И. Заколодяжный, 2000
Проголосуйте за это произведение |