|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Когда ночь выкалывает мне глаза, а ветер за окном, злобно урча, грызет карниз, кто-то очень добрый разводит в моей груди огонь, ставит на него сердце, и спустя некоторое время гонит кипящую кровь к вискам. Когда я не могу больше терпеть и теряю сознание - эти умники говорят, что я уснул.
Было уже три часа ночи, и все давно разошлись по комнатам после дискотеки. Круг с Бубой шатались по трем общежитиям в надежде сесть кому-нибудь на хвоста, что на их языке обозначало выпить на халяву. Но самое вроде бы обычное дело днем, в это время что-то не клеилось. В двенадцатом общежитии матмеха они повстречали еще одного физика Петю Столярова. Это был огромный парень, которому не пожалела природа силенок и выдала их ему сразу как за двух человек. Трезвый это был даже немного стеснительный и добрый студент четвертого курса, но по пьянке, с ним опасно было даже стоять вместе на одном гектаре земли, он становился злее самого черта, словно опять таки та же природа наградила его также и злобой сверх всякой меры, и то, что предназначалось для десятерых, по странному капризу получил он один. Петруха предложил свой план, как провести им остаток ночи. Так как его уже все знали во всех трех общежитиях, одни побаивались, другие не хотели связываться, то драться Пете приходилось все реже и реже. А куда девать разбуженную алкоголем в нем и бушевавшую злость как не в драке, он и сам не знал. - Я спрячусь, а Вы задирайтесь к кому-нибудь. А как только он заведется, то тут сразу и я, и мало ему не покажется, - глядя на них мутными глазами, четко, хоть и очень медленно выговаривал он. Кругу эта затея сразу не понравилась, а Буба нехотя согласился. Походили, походили втроем по всей общаге, на одной из кухонь стащили крышку от кастрюли, но ни одной души, словно все, сговорившись, не сдали сессию, их само собой поотчисляли и они разъехались по домам. Уже где-то в половине пятого утра, когда они уже сами направлялись на выход в своё родное тринадцатое общежитие, сверху послышались шаги - кто-то спускался, похоже, спешил на первую электричку в город. Столяров как опытный хищник сразу же схоронился на одном из этажей. Когда показался тот, чьи шаги были слышны, и Круг, и Буба поневоле вжались в стенку. Это был мужчина лет тридцати, ростом под два двадцать, самого, что ни на есть атлетического строения и с кулаками как Бубина голова. Он уже почти прошел, когда Буба, видимо еще находясь под воздействием десяти кружек пива и полбутылки водки, и в силу этого плохо представляя возможные последствия своего поступка, не ударил, а так тихонечко и нежно дотронулся до ягодиц этого исполина алюминиевой крышкой. Как не легко было прикосновение, но Геракл с матмеха его все же почувствовал. Он остановился и начал медленно поворачиваться. Буба и Круг стояли как дураки, даже не пытаясь убежать. Хотя, похоже, от этой машины, состоящей из одних мышц и сухожилий, убежать было невозможно. Человек-лось как-то сразу безошибочно определил, что его стукнул именно Буба, и удивленно, но в тоже время с намеком на последствия, выдохнул: "Ты чего, малыш, с дуба рухнул?" - и начал надвигаться на них, как селевый поток надвигается с гор - неумолимо и безжалостно. Круг с Бубой забыли про Петруху, про университет, про цивилизацию, они видели только одно - к ним приближается, что-то страшное. И тут раздался радостный вопль Столярова с верхней площадки: "А, завелся!". И Петя огромными прыжками понесся к ним. По физической комплекции Петруха заметно уступал тому мужику, и Буба с Кругом не совсем понимали Петиной радости от встречи с превосходящими силами противника. Но когда они увидели его глаза, и самое главное, эта громадина тоже встретилась с дикими глазами физика Пети, которые радовались, что наконец-то свершилось, вот она заводка, и что теперь нет ничего на свете, что помешает изорвать, искромсать эту ненавистную плоть, рвать ее руками, когтями, зубами, в конце концов. Когда до исполина дошло, что летящий к нему человек не драться хочет, а крови его жаждет, что в своем каком-то диком восторге может и не заметить, как переступит грань, отделяющую жизнь от смерти, как только всё это увидел этот простой смертный, а может и много чего другого еще он там увидел, то так и понесся как заяц вниз, да еще с такой скоростью и прытью, что даже Петруха остановился как вкопанный от неожиданности. Петя шел вместе с ними домой мрачный и хмурый. Круг с Бубой были рады радешеньки, что он пусть плохо, но еще их узнает, то есть, считает за своих, а значит, есть надежда, что не прибьет по дороге. Но с того раза они уже никогда с ним больше не пили, даже на дармовщинку, уж больно дурной он был выпивши, а жизнь она, как известно дается даже физику одна, и пропить ее в конце концов - дело одно, а уж потерять по пьяной лавочке, если Петя будет не в настроении - это уже совсем другое.
На физическом факультете ЛГУ, начиная с третьего курса, один день в неделю был целиком отдан военной кафедре. Студенты-физики, частенько прогуливавшие не только лекции, это, само собой разумеется, но порою и семинары, почти никогда не загибали день военных. Во-первых, за определенное число прогулов без справок о болезни, можно было запросто вылететь с факультета, даже минуя деканат, а во-вторых, там было очень интересно, а порой даже весело: студенты подшучивали над преподавателями-офицерами, а военные пытались доказать, что как они выражались: "Тактика - это Вам не китайский язык, ее за одну ночь перед экзаменом не выучишь.
Савельев любил начинать знакомство с впервые прибывшими на военную кафедру третьекурсниками примерно такими словами: "Вот, вы, товарищи курсанты, будущие офицеры запаса, студенты физического факультета, думаете, что вот, мол, вы делом занимаетесь - науку двигаете, а мы, значит, военные, тут на кафедре штаны протираем?" Многие из студентом начинали улыбаться - именно так и думали почти все. "А знаете, сколько стоит один американский боевой самолет "Фантом"?" - вдруг произносил он голосом, в котором звенел металл, и делал паузу. Обычно не находилось студента, который бы мог сразу встать и сказать, что "Фантом" стоит столько - то и столько-то рублей или долларов. Но все понимали, что стоит он, похоже, немало, это ведь не велосипед трехколесный на помойке. "Так, вот, уважаемые, товарищи курсанты, Ваш покорный слуга, подполковник Савельев, лично сбил два таких самолета, не говоря уже про то, что обучил в двух-трех странах наших друзей по соцлагерю как это нужно грамотно делать, и они, надо им отдать должное - тоже ликвидировали несколько этих самых военных самолетов нашего основного противника. Так, что все, что на меня истратила Родина, на мое обучение, содержание и т.п. - подполковник Савельев вернул сполна. В этом и заключается разница между нами, но она принципиальная: я уже чист и без долгов, а вы, товарищи курсанты, чтобы вы там себе не думали - пока, на данный момент, всего-навсего берете у нашей Родины в долг, и кто знает - все ли его хотя бы отдадут, а не то, чтобы вернут с лихвой, так сказать перевыполнят". Перед нами стоял пожилой, но подтянутый человек, который, если так можно выразится, нанес ущерб нашему врагу на несколько миллионов долларов, то есть в каком-то смысле заработал их для Советского Союза. Это был в некотором роде первый миллионер, которого мы увидели в своей жизни.
- Ну, что пожалел свою собачку? Вот и дожалелся. Я же тебе говорил - не спускай её с цепи, нельзя ей в посёлке гулять, говорил?! А теперь, посмотри - нагуляла! И что мне сейчас с её щенками делать, а? - орал на него отец.
Пятилетний Сергей стоял, дурацки улыбаясь. Он до смерти боялся своего папашу, особенно когда тот был, выпивши, но сейчас то тот был трезв и мальчик не понимал, почему отцу не нравятся эти маленькие шесть комочков, копошащиеся возле их лайки Тайги. Видно отец не так истолковал улыбку сына, он завёлся ещё больше, а так как матери дома не было, и остановить его никто не мог, то он и начал вытворять что-то несусветное.
- Вот тебе мешок, - еле сдерживая себя, выталкивал из себя слова отец, - сам, при мне положи всех этих щенят в мешок, завяжешь его, пойдешь к реке, правому рукаву Берелёха, положишь в мешок камни и утопишь их. Будешь в следующий раз знать, как быть добреньким и суку с цепи отпускать.
Сережа давно не видел отца таким злым и страшным. Он даже побоялся заплакать. Дрожащими и сразу одеревеневшими ручонками он начал брать щенков по одному и класть в мешок. Ему почему-то показалось, что если он сейчас сделает что-то не так как надо, то отец его самого посадит в старый мешок из под картошки.
Щенкам пошел всего второй день, они еще ничего не видели, но им не нравилось, что их отрывают от теплого живота матери. Добрая Тайга, не понимая, что происходит, лизали Сережке руки. Непроизвольно из глаз мальчика покатились слёзы. Он наклонил голову, чтобы отец не заметил, что он плачет. Страх, что его самого могут утопить, неожиданно породил неприязнь к щенкам и их мамаше. И всё-таки их было жалко.
Отец стоял возле калитки их двухметрового забора и смотрел как сын, спотыкаясь, словно пьяный, плёлся по единственной улице посёлка к реке Берелёх. Только когда дорога пошла под гору, и он скрылся от глаз отца, Сергей немного расслабился и стал дышать чуть спокойнее. Уже на берегу, он вдруг подумал, что может быть, отец всё-таки наблюдает за ним и ему не очень-то понравится, как он тут мешкает. Вспомнив лицо отца, налитое бешенством, Сергей снова испугался и принялся лихорадочно собирать камни в мешок. Щенята повизгивали. Ему вдруг показалось, что он точно понимает, чего они просят - они хотели жить. - Может выпустить их? Или хотя бы бросить мешок куда-нибудь в кусты, а не в реку? - подумал он. Но, опять только подумав про отца, он судорожно завязал мешок с камнями и, раскачав его как следует, бросил в воду, едва не полетев следом сам за мешком. Решив, что теперь его уж точно самого не посадят в мешок, он вдруг всем своим маленьким сердцем понял - что он натворил. На какое время он даже забыл про отца и кинулся по берегу за плывущим мешком. Он сам не знал, зачем он бежит, но он чувствовал, что он должен что-то сделать, хотя и не понимал что именно. В мешке было много воздуха и мало камней, поэтому он не пошёл ко дну, а плыл. Да и завязан он был плохо. Вскоре веревка сползла с горловины мешка, и выходящий воздух вытолкнул на поверхность нескольких щенят. Они потонули не сразу, вода, словно издеваясь над ними и над пятилетним человеком, какое-то время кружила их в своих водоворотах, но, в конце концов, они все утонули. Серёжа сидел на берегу реки и плакал. Ему было плохо и больно. Домой идти не хотелось. Он впервые в жизни почувствовал ненависть к отцу. Но ещё резче он понял, что он совершил отвратительный поступок - именно он убил невинных щенков. - Не пойду домой, буду сидеть здесь - решил он и всё смотрел на ставшую какой-то чужой реку. Но через несколько часов ему стало холодно, захотелось, есть, и он даже вздрогнул, когда представил, как рассердиться отец за его долгое отсутствие, и, подтянув штанишки, он быстро побежал в гору к посёлку.
Я был в пятом классе, когда однажды перед праздником победы наша молодая училка привела седого бойкого ещё старичка-ветерана и попросила рассказать нам пионерам про войну.
- Правду говорить-то, доченька? - тихо поинтересовался дедуля.
- Конечно же, правду, - удивленно отвечала двадцатипятилетняя учительница русского языка, которая по совместительству была нашим классным руководителем, - Я детям только правду и говорю - еле слышно, словно самой себе, закончила она, и, пройдя по классу, села ко мне на последнюю парту.
- Ну, что ж, правду значит, хотите знать?! Попытаюсь, всего уже не помню, детали всякие там подзабыл, но кое-что ещё сидит в моей башке вместе с двенадцатью немецкими осколками, давно сидят ещё со Сталинграда, вот, кстати, про Сталинград я Вам и расскажу.
- Про Волгоград, Иван Николаевич, - опять же тихо, но убежденно поправила его наша классная.
- Ну, слушайте, детки, такого Вы наверно ещё не слышали, и может так статься, никогда больше и не услышите, - и, устроившись по удобней на стуле за учительским столом, дед, надо ещё заметить уже немного "под газом", начал. - Было мне, детки, двадцать пять лет, когда оказался я под Сталинградом. Что Вам сказать про этот город - не было его уже как такового; здания все разрушены, одни развалины дымятся, но само - собой почти все подвалы целые. Вот за эти-то подвалы и началась драка, вернее даже не драка, а самая, что ни на есть бойня. Ну, вот представьте детки, подводят наш батальон к передовой, а комбат наш, лихой был мужик, всё шутил, так вот и говорит нам, мол, ребята, только сегодня отсюда ушло туда и показывает в сторону центра Сталинграда уже восемь батальонов, и ни слуху ни духу про них, как сквозь землю провалились. Ну да ладно, не будем о грустном, - словно очнувшись, промолвил дедуня. - И началась весёлая жизнь, в первой же атаке наш необстрелянный батальон потерял почти две трети личного состава, а остальные стали по подвалам шхериться. А что делать - тут тебе и немцы утюжат тяжелой артиллерией, и свои тоже эпизодически лупят, да ещё немецкие самолёты висят в небе, как приклеенные, так что и бомбы с них иногда падают. Да только не одни мы такие умные - чтобы в подвалы, немцы тоже норовят туда, а подвалов как всегда и бывает в жизни на всех не хватает. Вот залетаем, к примеру, мы в один такой подвал и сразу кричим "Есть кто живой?": если наши, то, услышав русскую речь, тоже отвечают, а если немцы, то шпарят по нам из своих "шмайсеров". Вот в последнем случае и начинается кино, Вы представьте, внучки, в подвалах-то темень хоть глаз выколи, сначала мы сдуру ещё стреляли из своих винтовок, но когда парочку своих задели, да так, что один сразу богу душу отдал, то чувствуем, что-то не то. Да и немцы стреляют, только когда мы в подвал залетаем, а потом исключительно финками и ножами орудуют. Ну, вот и мы придумали, ножей у нас почти ни у кого не было, только у лейтенанта нашего, но зато шомпола были у всех, вот и пошло-поехало, если значит, проскачил вход невредимым, то попадаешь в какую-то тьму-тьмущую и каждый начинает действовать уже самостоятельно. А как действовать - да очень просто, бежишь, да вокруг себя руками шаришь, хвать человека, ты - его за грудки, он - тебя, ну сразу значит надо что-нибудь проорать, чтобы выяснить - он свой или немец, если он молчит и на твои матюги не реагирует, значит, фашист, мать его, вот тогда правой рукой, в которой шомпол нужно его завалить. А это непросто, потому как у него финка тоже имеется в руках, а ей, куда не ткни меня, то мне и достанется. А вот я шомполом должен попасть либо в горло ему, либо в ухо, а если, куда в другое место попадешь, то второго раза ударить его у тебя может уже и не быть. Вот я первого три раза бил шомполом, всё попасть не мог куда надо, а он, подлюка, мне два раза в бок ножом ткнул. Помог мне мой кореш Петька, завалили мы того Ганса вдвоём, ох и здоровый же он был, под два двадцать и накаченный как бык. Вот так. Ну а потом я так насобачился, что уже с первого раза попадал шомполом так, что он в одно ухо входил, а из другого выходил и немец, значит, того, как мешок падал на пол. Семерых я значит, за три дня то только шомполом и завалил.
Учителка наша побледнела на этом месте, встала и не знала, что ей делать. Мы само собой были в шоке, как-то уж больно хорошо описывал всё дед, что я, к примеру, очень хорошо представил себе шомпол, торчащий из обоих ушей, текущую кровь и судороги умирающего тела. Меня даже немного затошнило.
- А потом как-то когда перебегали от одного подвала, то бишь от одних развалин к другим, сзади разрыв и привет, очнулся я только в лодке, плывём через Волгу, потом госпиталь, двадцать два осколка из меня вытащили, а в голову не полезли, говорят ничего и так жить можно. Нам повезло, ребятки, человек пять, в конце концов, из моего батальона остались живы, правда, трое калеками стали, ну так на то она и война, а не дом отдыха.
Тут вмешалась наша Марь Иванна:
- Спасибо Вам, Иван Николаевич, что пришли, - дрожащим от волнения голосом говорила она, а сама бледная такая, как скатерть, что мамаша стелит на кухонный стол по праздникам, - Вот мы хотим подарить Вам цветы от нашего пятого "А". Дед взял цветы, сказал "спасибо" и вышел. А я с тех пор частенько на уроках военной подготовки, когда мы разбирали и собирали автомат Калашникова, брал в руки шомпол и всё вспоминал того деда и думал, а чуть что - смог бы я попасть с первого раза в ухо, да так чтобы из другого вышло. Нет, думал я, если уж так дело обернётся, то я буду стараться попасть в горло - в него попасть раз в десять проще.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
МСЮ: "Хотелось бы попытаться узнать что-либо о настоящих родителях" Могу порекомендовать зайти на официальный сайт г.Нексикан http://www.infa.ru/map/russia/info/towns/ru_ru/1156.htm Там есть городской форум, надеюсь в нем есть люди. Авось да помогут. http://www.infa.ru/map/russia/info/towns/ru_ru/1156.htm http://www.infa.ru/mboard/general/messagelist?uboard=171156 Буду благодарен ВМ или другим за пересылку автору вопроса на msu53@mail.ru Мой сервер почтовый не отвечает уже несколько минут
|
http://www.infa.ru/map/russia/info/towns/ru_ru/1156.htm http://www.infa.ru/mboard/general/messagelist?uboard=171156
|
