|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
"Философия - Джокер в карточной колоде". Эдди Брикель
"Я не убийца, а - художник!" - говорит Джокер в постмодернистской киноверсии о Батмане (Человек - летучая мышь). Постмодернистской, ибо эпизод появления Джокера со своей бандой в музее изобразительного искусства представлен в фильме не просто как акт городского вандализма. В процессе надругательства над картинами и скульптурами зрителю передается вся энергия авангарда - от выходок дадаистов до концептуальных "коллективных действий" - то, что в свое время было декларировано как "эстетический вандализм" против всего спектра "предшевствующего искусства". Причем победа антиэстетическог начала проявляется дважды. Во-первых, Джокер выделяет из всей истории искусства современные произведения (по фильму - экспрессионистскую живопись Ф.Бэкона) и не разрешает ее портить: "Это в моем стиле!". И во-вторых, антиэстетика и преступление уже были исползованы в мифе о безличности масс - сейчас авангард в руках миллионов.
Еще в манифесте Альдо Палачетти (Il Controdolore. 1913) искусство интерпретировано в качестве неукротимого удовольствия, взрыва смеха, стимулированного всем чем угодно, так как "сам господь Бог творил потому, что его это забавляло". Забавная сторона творчества означает здесь смех над всеми аспектами человеческого бытия, включая смерть. "Новая форма смеха происходит от терзаний и конфликтов. Богатейший тип юмора получается из комбинации землетрясений, кораблекрушений, пожаров и т.д. Значимость смеха повышается при виде плачущих". И действительно, очень многие гуманитарии от культуры сознательно утаивают от своей аудитории, что новое - это хорошо забытое старое. Лишь немногие, учтя уроки прошлого, оставили в покое изуродованную за 90 лет эстетику и взялись в своем творчестве за разрушение себя и себе подобных. В большинстве же случаев продолжается ничего не значащее склонение на все лады слова "новый" в сочетании с понятиями "юмор", "мышление", "ближний восток" и пр.
Современный Джокер неожиданно вызывает большую симпатию, несмотря на абсурдные по жестокости выходки в духе Палачетти. Кислотная помада для улыбок, ярко раскрашеные воздушные шары с ядовитым газом, злая полудетская зависть и особенно финальное самоубийство под звуки смеющейся машинки - вопреки своей изначальной отрицательности прекрасно соответствуют вкусам массовой культуры или, что более вероятно, инспирированы ею. Они как бы введение в банальность, доля Джеффа Кунса банальностью переодетая. Забавно, что этот вариант перевертыша происходит изгордой семьи исторических претендентов не только с эстетической, но и с теоретической точки зрения. В 1853 году К.Розенкранц сформулировал эстетику ужасного как позицию, стимулированную вещами прямо противоположными понятию Прекрасного. "Гротеск, карикатура, сатанинский ужас прекрасны как комедия, которая определяется деформацией юмора". Розенкранц резюмирует Гегеля, открывающего родство комедии и безобразия. "Комедия демонстрирует не! разложение ценностей и правды как эпического и божественного, а обобщает деформацию этих понятий. Комическое и безобразное (трагикомическое) - обязательный элемент романтичности".
Футуристы могли бы тоже подписаться под этой идеей. Они до конца соблюдали этот романтический элемент: настойчивое смещение равновесие в сбалансированной классической эстетике. Следовательно: "Эстетика, как сама жизнь, необязательно приятна и желанна. Мир изрешечен систематическим саморазрушением, грубостью и деспотическим индивидуализмом, которые сами по себе противоречивы по определению допустимого, но извращенно привлекательного величия". (Senso e Paradosso. E.Garroni, Bary, 1986).
Но, хватит лирики! Комикс о Батмане и Джокере - гангстере, который смеется, придуман еще во времена романтического отношения к науке и веры в технический прогресс. Герои не изменились - изменилось отношение к ним в контексте положительного и отрицательного. Батман - технологический, а не фантастический герой. Это закомплексованный миллионер, который в образе Человека - летучей мыши делает добрые дела. Такая у него блажь. Он действует в суперурбанистическом лабиринте Готам-сити, используя законы гравитации, аэродинамики и электроники. Перед тем, как спасти от Джокера очаровательную журналистку, он спрашивает, сколько она весит. Он сухарь и зануда, даже цвета не имеют для него значения. В основном это контраст белого (сумма цветов спектра) и черного (антицвет). Джокер же, как Мефистофель у Гете, выставлен полной противоположностью нарочито ньютониевскому Батману. Буффонадные цвета его костюмов противопоставляются упорядоченному миру строгих, локальных цветов, ибо "жизнь харак! теризуется цветом во всеобъемлющем, хроматическом значении" (Гете). А строгость белого и черного представляется здесь символом недостижимого и несуществующего идеала. И если первая экранизация, сделанная в 60-е годы, еще сохраняла трепетное отношение к науке и технике, характерное для того времени (спутники, кибернетика, победа разума над сарсапариллой), то в 80-е упаднические настроения разочарованного человечества не оставляют камня на камне от романтического образа положительных "физиков".
В связи с этой вечной борьбой и единством противоположностей я хочу вспомнить теорию хаоса, разработанную профессорами Н.Пейтеном и П.Рихтером и изданную в 1986 году в виде иллюстрированного фолианта, показательно названного "The Beauty of Fractals". Теория репрезентирует метафизический хаос, беспорядок, смерч, который как гигантский осьминог, внедряет свои щупальца в окружающий мир, осуществляя тем самым собственное жизнеобеспечение. Щупалец-связей много, они растут друг из друга и остановить этот процесс невозмоможно. В то время, как метафизический порядок уничтожить очень даже легко и просто из-за ограниченного числа этих пресловутых связей. Иллюстрируют все это кошмарные и прекрасные изображения невероятных по форме и цвету спрутообразных клякс, бесконечно разрастающихся в разные стороны. И несмотря на то, что искусство здесь и близко не стояло, т.к. кляксы - суть графики введенных в компьютер беспристрастных математических формул, Казимир Малевич со своим черным квадра! том должен был раз десять перевернуться в гробу.
Слово Fractals не переводится. Это что-то вроде маленьких частичек некого целого, каждая из которых в отдельности повторяет основные свойства этого самого целого. Немецкие ученые предлагают представить бесконечно длинный пустынный пляж где-нибудь в Австралии. Некто, называемый условно Одинокий Пешеход, идет по этому пляжу и время от времени со скуки фотографирует пейзаж. Пешеход может отщелкать хоть десять пленок - на каждой фотографии у него выйдут все те же пальмы, небо, океан и песок. Сотни километров одной и той же природы! С филосовской точки зрения, это лучший пример анализа культурных и социальных тенденций. Общее впечатление у всех нормальных людей складывается из суммы отдельных деталей, случаев, течений, выставок, кинофильмов, просто высказываний. Таким образом, сформировавшаяся в ХХ веке антиэстетика является по сути эстетикой наоборот, а Апполониевское и Орфеическое начала дали миру Infante Terrble - начало Джокеристское. И если ведущий критик архитектуры Кеннет! Фремптон несколько лет назад писал, что эстетические приемы в архитектуре потеряли свой смысл из-за отсутствия чего-либо эстетического в обществе, то не стоит удивляться, когда один из моднейших модельеров мира Джон Галлиано заявляет в интервью, что вдохновляется образом раздетой на улице русской княжны!
|
Проголосуйте за это произведение |
