Суси Валерий

Песнь Сольвейг

Основная ось рассказа - возвращение мужчины, отправившегося на охоту по диким лесам Амазонии, его возвращение назад к семейному очагу. Эта вековая тяга назад, домой, к жене и детям по силе уступат лишь обратной тяге - уйти от очага в лес, на охоту, в свободный поиск приключений. В метании такого рода по сути дела и состоит жизнь мужчины, будь то дикий по нашим меркам мужик-папуас из Папуа- Новой Гвинеи, который одновременно с нашей нынешней жизнью создает в своих тропических лесах так называемый "мужской дом" в противовес женскому роду с явными чертами матриархата. Он уже разжег очаг в своем новом доме, он уже подготовил условия для создания нового строя ("мы наш, мы новый мир построим...") - патриархата. Но вот же заковыка: после своей очередной победы мужчина уступает женщине домашний очаг. И неважно, дикий ли папуас или современный и высококультурный, все равно, возле очага у мужчины накапливается жажда вырваться на волю, а на воле в душе звучит песнь Сольвейг. Такова основа главного конфликта, извечного конфликта, который и создает все разнообразие семейной жизни, да и вообще жизни. Всегда так было, всегда так будет.

Итак, скрытое, подводное содержание рассказа весьма глубокое. Но решена проблема актуально, в доступных современному читателю формах. Нет, конечно, никакой Амазонии или Папуа, - привычный интерьер стандартного советского города. Обычный набор атрибутов бытия горожанина. На ось сюжета нанизаны реалистические российские характеры. Бармен, который даст фору иному психологу, - понимает сущность метаморфоз, произошедших с завсегдатаем, прекратившим пить и вещающим прежним собутыльникам буддисткие истины: "это у него от раздвоения личности – и выпить страсть как хочется, и нельзя". Игорь Иванович, талантливый певец, вдруг отправившийся в дальнее путешествие по родным местам, то есть ставший бомжом при рынке. И сам главный герой, с чьего откровения (почти в духе страдательных откровений Достоевского) начинается рассказ. Герой выворачивает перед читателем душу наизнанку. То ли оправдывается, то ли утверждается. А на самом деле раскрывает тайну, скрытую в душе каждого читателя-мужчины. Зачем порой мы поступаем так или иначе: "Мне предстоит еще с этим разобраться", - говорит герой. А вы разобрались уже?

Почитайте. Может быть, поможет разобраться.

Текст рассказа Песнь Сольвейг.

23.01.2000

Все не так.

Бывает так, что расскажет кто-то анекдот, - и смеешься до икоты, так смешно, так радостно на душе делается. Ухохатываешься, чуть не по полу покатываешься. Потом в тот же день или на следующий в другой кампании пытаешься пересказать тот же анекдот. Все остальные вспоминаешь без труда, но они блеклые, невыразительные и, - самое-то главное, - несмешные вовсе. А этот хочешь рассказать, тужишься, напрягаешь извилины, - ничего не получается, выпал из памяти. Только и помнишь, что жутко весело от него было. Почему бы так? Да потому, что вспомнить его возможно только в том эмоциональном состоянии, в которое он тебя вверг. В другом, в спокойном состоянии никак не зацепишь главного, сути утраченного анекдота.

Что-то подобное (или с точностью до наоборот) я переживаю при прочтении произведений некоторых авторов. Они сочиняют так, до того согласующиеся с моей душой переживания описывают, что я воспринимаю их тексты почти как свои собственные. Может, я так и не напишу никогда, так качественно, выразительно, образно. Но не о качестве сейчас речь. Эти тексты по сути своей, по духу такие же, какие я пишу или какие я написал бы. Читаю их, начинаю сопереживать и полностью утрачиваю способность к критическому анализу прочитанного, точно также, как со своими вещами.

Каждый раз я испытываю бессилие как критик, читая рассказы Валерия Суси (не его одного, но его в частности). Вот и сейчас с повестью "Все не так". Здесь, правда, для меня есть одно оправдательное обстоятельство: я сам участвую в повести в качестве персонажа. Но не только в этом дело. Просто, я вижу мир почти так же, как Суси. Эту повесть как будто бы я написал. Только вот не знаю, как ощущает себя в этом мире эмигрант. Сам-то живу в Москве. Вокруг меня - моя страна. Комфортно, потому что это и есть то самое, про что говорят "Родина". И судить о том, правильно ли написано про ностальгию не смею, не знаю, как ее переживают.

А сюжет в рассказе вышел вполне. Поиск своей сущности человеком, который уехал. Было все не там и все не так. А вот приехал в Россию, вдохнул родного воздуха (родного для языка, на котором думает, которым пишет своим рассказы) и вновь стало все так. Душа встала на свое законное место. Теперь можно опять на чужбину, не страшно, хоть в тюрьму, - душа на месте.

Дуэлянты.

Сюжет завлекает сразу же и ведет читателя до последней строчки. Хоть дуэли уже описаны сотни раз, это ее изображение, несомненно, обладает новизной. Образы ясны и понятны, пожалуй, любому русскому человеку. Завершение сюжета равно неожиданно и закономерно. Значит, удачное. Можно говорить о законченности рассказа. Кульминация вобрала в себя, как и должно быть, все завязанные в теле рассказа конфликты. Два дуэлянта, наконец, достигли разрядки. Несколько неожиданной, но снимающей напряжение. Секунданты также выясняют до конца отношения между собой (кричат друг другу), разрешая противоречие во взглядах на современную дуэль (спор: все должно быть согласно традиции или пусть лучше друг другу по мордам надают). Наконец, внутренний душевный конфликт рассказчика находит разрешение (последовательный ряд ощущений: что за бред, такого не может быть - а вот теперь все нормально). Фигура гинеколога помогает рассказчику признаться самому себе в собственном испуге. Кульминация рассказа решает еще один конфликт, о котором напрямую в тексте не сказано ни слова. Восстановить дуэль? Не выйдет, мы - наследники не дворян (хоть бы в чьих-то жилах каким-то чудом и оставалась голубая кровь), а советского общества, которое смогло и из дворянских отпрысков сделать быдло.

Друг наркомана.

Что тут можно сказать? Рассказ написан великолепно! Тема зацепляет, пожалуй, каждого, кто пишет. Сюжет завязан небольшим узлом, ведет читателя от первой строчки до последней. Язык образный, текст льется мелодичным прозрачным ручейком. О чем этот рассказ? О низости человеческой и о справедливости. О таланте и бездарности. О добре и зле. Человек, бывший когда-то по собственным словам порядочной сволочью, оказался в критической ситуации кристально честным, единственным поборником справедливости. Такова душа человека.

Придираться к тексту не хочется, да и особо не придраться, - он вычитан, выправлен, все на своих местах.

Текст взят с адреса:

http://www.zhitinsky.spb.ru/lito

Привет с того света.

Сюжет романа мне показался достаточно привлекательным. Такая, знаете ли, книжка из библиотеки приключений, не хуже многих. Но вот вложенная повесть смутила меня. Она хоть и вложенная, но выпадает из повествования, не держится на отведенном ей месте. Если бы даже она не занимала четверти объема книги, то, все равно, возник бы вопрос: зачем она нужна. Маленький анекдот не по теме можно было бы извинить автору, но такой массив образов и поступков - никогда. Ее надо рассматривать отдельно от всего романа, как отдельное произведение.

Попробую кратко и очень упрощенно пересказать повесть о Николае Дамасском, точнее говоря, самую квинтэссенцию или даже вывод. Оказывается, что появление на Земле христианства - не промысел Бога; оказывается, что рождение христианства явилось очередной еврейской штучкой… Иудей Николай нашептал Октавиану Августу идейку и подобно нынешним имиджмейкерам с избирательных компаний, подтасовал факты, подготовил должным образом статистов и представил миру дешевый спектакль. Такова версия Валерия Суси.

Будучи, положа руку на сердце, безбожником, я все-таки хотел бы верить, что с рождением и гибелью Иисуса Христа дела обстояли совсем иным образом. Думаю, что человек Иисус действительно обладал особенными психическими свойствами, мог транслировать вовне глубинные бессознательные психические содержания, чего обычные человек делать не может. На языке верующих это как раз и значит, что он был сыном Бога и Богом. Автор, вроде бы, не отрицает религиозность как таковую. Тогда зачем же надо было столь подробно излагать атеистическую версию про Христа? Нет, видимо, вложенную повесть нужно отложить в сторону, отделить от романа, переписать отдельно.

Напрасно Валерий Суси сделал в своем романе столь сильный крен в идеализм. Деидеологизация текста могла бы спасти его от негативной нравственной оценки читателями. Все-таки тут приведено достаточное количество удачных сцен и оборотов речи, разнообразных образов, проделана большая и многотрудная работа, исписано столько бумаги…

Конечно, можно сказать много хороших слов и о повести про Николая.

Надо отдать должное автору, сюжет со всеми его поворотами придуман неплохо. Сеть тайных агентов оплетает район проведения операции. Подпольный НИИ из трех человек вырабатывает концепцию предстоящей идеологии. Пишутся и репетируются сцены воскрешения из мертвых, излечение больного, прозрения слепого. Группа литераторов загодя сочиняет притчи, которые через двадцать лет будет произносить мессия. Чтобы такое написать, конечно, автор должен был обладать завидной фантазией. Этого нельзя не признать. Вложенная повесть вызывает нарекания, но именно она более всего остального зацепляет внимание читателя. Без нее роман становится приятным, но довольно-таки типичным. Это так. Но нужно решить данное противоречие каким-то способом, каким я не знаю. Автор сам должен придумать. Мое дело - критиковать. Работа такая…

Что стоило бы отметить особо?

Эпилог понравился, пожалуй, более всего прочего.

Преамбула очень трогательна. Отдает девятнадцатым веком, нет, серебряным веком. Как это может сочетаться: вера автора в свою способность всерьез изменить убеждения читателя и жизнь в самом конце века двадцатого, да где - в России (ибо всякий пишущий по-русски имеет непосредственное отношение ко всему тому, что тут происходило весь последний век).

Остальной текст, кроме вложенной повести, не приковывает особо пристального внимания въедливого читателя, почему я более ничего и не выделяю.

Частные недостатки.

Последние страницы романа наводят на мысль, что его писание успело надоесть автору, и он стремился побыстрее с ним разделаться. Или скоротечность финальных событий объясняется опасением потерять внимание читателя?