|
|
|
|
|
|
Сегаль Валерий. |
|
|
Петербург, 1895 год.
С первых же строк у меня возникло впечатление, что это не роман, а просто-таки гимн городу на Неве! Да, гимн! (Позже я узнал, что город в романе замышлялся в качестве полноправного героя; вроде бы так и получилось).Он написан весьма и весьма профессионально (хотя, что значит "профессионально" в литературе?). Сюжетные линии скомпонованы так, как и следовало бы им быть. Язык образный, приятный. Описания питейных заведений Петербурга особенно удались. С любовью написано. Автор постоянно присутствует в каждой главе, комментируя событие, выражая свое личное отношение к происходящему. Таков авторский стиль. Сюжет. Их тут по крайней мере два (третья сюжетная линия имеет характер иллюстрации к ленинской теме, если я правильно понял) и оба равноправны. Один делает книгу историческим описанием шахматной истории, то есть почти документальной историей. А второй позволяет роману быть собственно романом. Неясно, какая из сюжетных линий первоначально замышлялась автором как основная. То ли ленинской темой (ленинско-фантастической) он хотел скрасить сухой рассказ о состязании на черно-белой доске, то ли, наоборот, часть похождений будущего вождя "мигового прогитагиата" как-то незаметно разрослась в отдельную шахматную тему и приобрела почти самостоятельную жизнь. Лично мне шахматная история была не очень интересна. Если бы эта часть ленинских приключений так не разрослась, я считал бы, что роман ничего-то не потерял. Впрочем, таково сугубо мое личное мнение. Это дело вкуса. Образы. Образ Ульянова отчасти получился убедительным. Его быт, манеры, привычки, мысли. Очень натурально. Хотя и не все я воспринял как должное. Видимо, в романе выведен не столько исторический Ленин, сколько частный персонаж с той же фамилией и привычками (с привычкой делать революцию). Но раз уж он назван Ульяновым и претендует на некоторую схожесть, то надо его отчасти рассудить в качестве такового. Он оказался не очень-то похожим на прототип. Я подозреваю, что автор волей-неволей вложил в образ Ленина некоторые свои черты, мол, я бы так поступил, поэтому и для него такой поступок нормален. Такое "улучшение" героя автором под давлением собственного мировоззрения вещь вообще-то нередкая в литературе.Я не уверен, что реальный Ленин мог прийти на помощь постороннему прохожему (Глава 8). Все-таки Ульянов от природы был эмоционально черствым человеком. Его даже нельзя упрекать в бесчувственности, он получил это качество, так сказать, по наследству от родителей. Казнь его брата Александра потому и произвела столь глубокое, потрясающее воздействие на Владимира ("Нет, мы пойдем другим путем!.."), что он был невосприимчивым к чувствам. Проникающие в интимные , потаенные области мыслительной личности эмоции способны привести к частичному разрушению этой личности. Отсюда паралогическое властолюбие и жестокость. Логик в юные годы пережил чрезвычайно сильное эмоциональное потрясение и старался всю оставшуюся жизнь погасить полученное от него впечатление. Потому мы и наблюдаем у него увлечение шахматами, то есть постоянную тренировку логической сферы, которая диаметрально противоположна чувственной сфере.Кстати, весьма любопытна линия царя православной империи, который инкогнито любит кушать "Еврейский борщ". Весьма любопытно… А вот конфликтная ситуация. Ульянов видит в скрывающимся под чужим именем царе заурядного полковника, а пьяный царь думает, что перед ним заурядный мошенник. Ситуация в целом правдоподобна. Но не кроется ли за этой сценкой представление отечественной истории на рубеже веков как противостояния заурядного полковника и заурядного мошенника? У меня как у читателя такое впечатление сложилось. И я думаю, что по крайней мере один из них не был заурядным. Ульянов был несколько сдвинут по фазе, был незауряден. Впрочем, угодить всякому читателю не в силах ни один автор. Ульянов показан в романе простым земным человеком, и как таковой он обладает человеческими качествами. Как исторический персонаж он в описываемый в романе момент еще не созрел, и раскрывать его в таком качестве, конечно, было не обязательно.Немало попадалось в тексте удачных оборотов не столько речи, сколько мысли: "Заблуждаются те, кто считает, что политики всегда врут. Политики всегда говорят то, что им выгодно в данный момент". И другие подобные места.
И все-таки есть у меня замечания по тексту. Например, возьму почти наугад фрагмент: "Со стороны 7-ой авеню к Pennstation было трудно протолкнуться. Движение, конечно, было перекрыто, то и дело завывала полицейская сирена". Здесь у меня сразу три замечания. А подобные недостатки встречаются по всему тексту. Что же мне тут не понравилось? Два "было" в соседних предложениях мешают друг другу, им тесно. Впрочем, это мелочь довольно легко исправимая. Далее. Иностранные названия в художественной литературе на русском языке предпочтительней записывать русскими буквами . Понятно, что автор начинает и сочиняет свое произведение для себя и для Бога. Но в той степени, в какой он пишет для читателя, ему приходится приноравливаться к читательскому восприятию. У того же Льва Толстого (помните, эти айсберги текста на французском?) иностранная речь идет обычно отдельным массивом, не смешиваясь с русской. Исключения составляют те случаи, когда он намеренно старается показать какую-либо несуразицу. Ладно, Толстой может кому-то показаться слишком далеким от современности. Приведу иные аргументы. Допустим, я привык читать научные тексты на русском языке с постоянными вкраплениями латыни, греческого или даже клинописи. Но в художественной литературе мое внимание невольно спотыкается о слова на чужом языке, который я даже не могу правильно произнести. Это выбивает меня из образа.И, наконец, цифры в художественном тексте предпочтительней записывать словами, особенно когда речь идет о названии улицы: "Со стороны Седьмой авеню…" Слово "авеню", естественно, не надо превращать в "бульвар", также "стрит" современный читатель понимает как "улица" без перевода .Таковы мои замечания. Я не знаю английского языка и не испытываю потребности его изучать (и горжусь этим, как бы). Таких читателей немало, поэтому я считаю, что фразы на английском, которые произносит персонаж: "Fucking shit!!! - невольно воскликнул я и нервно выхватил из пачки сигарету. - Fucking bullshit!.. Assholes!.." - надо все-таки переводить. Или в русском языке мало сильных выражений?! Я не понимаю, ну, почему бы "Champion of the World" на заменить на "Чемпион мира"? Не понимаю я этого. При том, что весь роман написано здорово.Текст романа находится по адресу: |
