Произошло смешение вечного и суетного, святого и презренного, - и все это в одних и тех же людях. Герои рассказа переданы нам такими, каковыми они предстали в глазах маленького ребенка. Конечно, показанные автором детали вряд ли мог заметить действительный ребенок. Здесь мы имеем дело как бы с условным мальчиком (условное допущение), каковым мог быть автор или кто-то другой, - это уже неважно. Такой художественный прием вполне допустим. Тем более, что авторский язык, все равно, не может втиснуться в детскую психику героя-рассказчика. Да, язык рассказа заслуживает внимания. С одной стороны в нем отразилась писательская работа со словом, с другой - это результат собирания народных оборотов речи. Порой даже трудно различить эти пласты ("колесо спустило напрочь, и запаску не найти").

Сюжет прописан достаточно полно для жанра рассказа. Автор показал нам фрагмент долгой и мучительной драмы. Всю ее надо решать в рамках повести. А, с другой стороны, надо ли? Пожалуй, подробнее будет уже неинтересно. Текст вызвал достаточно сильную эмоцию, чтобы удовлетвориться достигнутым и завершить сюжетную линию. Так тут и сделано.

Да, эстетическая эмоция в рассказе есть. Переживания героев легко передаются читателю. Их чувства естественны, но не примитивны, не плоски, а довольно-таки объемны, многоплановы. И отца-то своего герой рассказа любит, но и квартирку от государства (на халаву вобщем-то) тоже получить хочет. И жену хочется... и мертвый папа на соседней кушетке мешает. Вобщем, жуть с грустью. Но, перефразируя одного американского президента, - это наши жуть с грустью.

Основной конфликт запрятан в души всех участников действия в той мере, в какой они лгут окружающим и себе самим. Вскрытие сокрытого от посторонних глаз душевного противоречия возложено в рассказе на дядю Ивана. Он своими, порой, излишне прямолинейными вопросами вынуждает остальных героев раскрываться для удара. При внешней благопристойности их поведения нельзя не заметить, что их души раздирают противоречия. Разрешить их - секундное дело, но они упорно продолжают загонять себя все дальше и дальше в тупик, выхода из которого не видно.

Глубинная идея рассказа (а она в художественном произведени так же необходима, как сюжет, конфликт, язык и пр. компоненты) связана со смертью как таковой, точнее, с чувствами умершего(!). Правда, этот аспект темы передан при помощи наукообразных цитат, которые и текстуально, и по духу своему выпадают из повествования. То есть цитаты эти образуют ту самую глубину, но не так, как должно. Все-таки эти фрагменты, как они прописаны, чужды беллетристики. Это брошюра общества "Знание" (по крайней мере, на фоне остального текста). При том цитаты неоправданно велики. Вот у Пелевина эта же глубинная идея... или так: Даже у Пелевина (!) эта глубинная идея решена вполне в художественной форме. В рассказе "Вести из Непала" знаменитый логический писатель вкладывает ключевые слова о переживаниях умерших в уста диктора радио. Вполне адекватно: раз советские, значит им нужно в форме политинформации говрить о том, что они уже в мире ином. И объем этого чуждого текста там невелик, а читатель подготавливается к его восприятию предшествующими чисто художетсвенными приемами. Маслак же, к сожалению, дает прямолинейную цитату, разве что не из "Тибетской Книги мертвых", а из "Основ психологии трупа", за что, конечно, спасибо.

Текст рассказа находится по адресу: http://www.art-lito.spb.ru/2000/rasskaz/maslak.html

14 февраля 2000 г.

Вячеслав Румянцев