Краткие сведения об авторе: Родился в 1938 г. Первые произведения были изданы за рубежом. В прошлом политический заключенный, он никогда не покидал Родины. Живет в Москве. Автор книг:

Повесть странного времени,

Третья правда.

Перед судом

Вариант

Третья правда

Киднепинг по-советски

Божеполье

Повесть о любви, подвигах и преступлениях старшины Нефедова (опубликована в октябрьском номере журнала "Москва".

Побробнее о биографии и творчестве Леонида Бородина читайте на страницах нашего журнала у Капитолины Кокшеневой в ее статье "ВЫПАВШИЙ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ"

Рецензия на рассказ"Посещение".

Рассказ невелик и по сюжету своему довольно прост. Однако прежде чем писать о нем отзыв, хочу предупредить предполагаемого читателя: сам я себя верующим, положа руку на сердце, не могу назвать. К чему такое предупреждение? Сейчас поймете.

Весь рассказ-то состоит в диалоге двух человек, пожилого священника отца Вениамина и юного студента-философа Алексея. Тема несколько неожиданная, - свершилось чудо, юноша обрел способность свободно парить над землей. Священник пытается объяснить происшедшее проявлением божественной воли, но тут-то и выясняется, что по-настоящему в Бога не верит ни студент, ни священник. Сплошная мимикрия получается.

Студент-философ невольно залез в сферу Бога, но так и не смог признать божественности свершившегося с ним чуда. Летал по ночам над полями и озерами, наслаждался своей безмерной властью над пространством. И все безнаказанно? Нет, оказалось, что отсутствие наказания за богохульство приобщенного к божественному чуду, но безбожного философа - это всего лишь отсрочка в расплате. Короче говоря, оплата в рассрочку. Вовсе безнаказанно влезать в сферу Бога - никому не дозволено.

Если залез помимо своей воли, то не злоупотребляй положением себе в корысть и другим во вред. Еще лучше оставь это дело, живи просто, как подобает жить человек, а не Богу. Такая получается в рассказе мораль. Впрочем, в тексте эти слова, естественно, не звучат.

Живи как человек. Что же такое человек по Леониду Бородину?

"Ночь была теплая и темная. Дремавшее человечество скулило во сне, как собака, обманутая в куске хлеба. Человек на холме слышал этот скулеж, но сочувствия не испытывал…" Да, наш философ возгордился, отделил себя от остального человечества, которое в его глазах почти ни чем не отличается от других животных. За что и поплатился. Упал на землю и разбился.

Что же это за сверхчеловек такой этот Алексей? Человек он необычный, пришедший из нашей прежней жизни. Раньше такие были. Теперь… Посмотрим, как про это у самого Бородина написано:

"Для отца Вениамина в его лице была память. Много лет назад в годы молодости своей, знал он такие лица, русские лица, с мукой в глазах, лица, которые потом стали исчезать в земле русской… И тогда кончилась Русь!" Лучше и точнее, пожалуй, не скажешь. Последний из тех, кто имеет подобное лицо, даже в Бога по-настоящему поверить не может. Посещение не удалось.

Впервые опубликовано: "Юность" 1989. № 11

Глаза разбегаются, не зная, на чем в первую очередь остановить взгляд. Если в дурном рассказе можно взять да похвалить автора за своевременно и к месту расставленные запятые, точки и многоточия, то в отзыве на повесть Бородина досадно тратить слова даже на описание достоинств сюжета, фабулы, особенностей кульминации. Здесь есть решительно все атрибуты художественного произведения и даже немножко больше. Завязка с развязкой охватывают сюжет невидимой дугой. Конфликт решен в нескольких плоскостях одновременно.

Тут вам и портрет идеальной русской женщины Оли (слышу истеричные вопли читавших повесть феминисток), но идеальной не для героя и не для меня (нет, что вы, я иначе отношусь к женщинам, обращаюсь с ними, в отличие от героя, ласково), а для мужчины, который ее полюбит. Главный герой с ней холоден и даже жесток, но на этом изломе она как раз и являет пред взором читателя свою высшую женственность (Стоп! Отвлекаюсь на второстепенное! А что тут первостепенное?).

Тут вам и вечная тема Родины. Россия - "что-то в прошлом, совсем немного в настоящем и никак в будущем". А поездка по ней в восточном направлении подобен провалу в бездонный колодец времени: "не километры от центра отсчитывает поезд, а года прочь от настоящего времени…" (Опять отвлекаюсь)

Философия в повести не просто присутствует каким-то боком, но создает еще один конфликт, точнее, обозначает еще одну грань центрального конфликта повести. В философском плане с одной стороны его стоит герой, который является продуктом воинствующего атеизма и тотального материализма, но он пошел дальше своих учителей, то есть матери-учительницы-ярой-сталинистки: "так называемая интеллектуальная жизнь человека… есть мурлыканье высокоразвитого животного! …разум - это шестое чувство самосохранения… искусство - это побочная функция нормально функционирующего организма". Оппонент говорит на другом языке, напрочь отрицающем материализм и рационализм: "У меня же все только в чувстве, я еще не все словами определил". Антигерой в философском плане выступает как раз как положительный герой, противостоящий главному герою произведения. Кстати, философия подана скоротечно, образно, без тени занудства.

Буквально все есть в этой повести. Испытание идеала кровью и расплата за убийство. Палачи заплатили за убитых и замученных, но и герой платит полную цену. (Но и это не главное в повести. Что ж тогда? Отзыв все разрастается, а я все никак не подойду к главному!)

Я чувствую себя на месте главного героя. Я - это он; он - это я. Не поймите меня правильно! Нет, я не убивал престарелого заслуженного палача СССР, не терзал так влюбленную в меня женщину (ну, не так, по крайней мере), никогда не был таким волевым руководителем подпольной подрывной группы борцов за истину. Я пропускаю через себя все поступки главного героя потому, что в те времена советские, я также видел мир, то есть Бородин изобразил мир, как его видели многие (или немногие). Как там сказано в тексте: "Мы хотели рассказать о миллионах погибших… тем, на чьих глазах все происходило". Формальное признание окружающего мира сочеталось с внутренним неприятием его, с нестерпимым желанием отторгнуть от себя эту гадость, а то и уничтожить.

В юном возрасте героям повести стало уже невмоготу выносить этот мир, как непреодолима бывает рвота - не сдержать. Юных бойцов народила страна, едва оправившись от поголовного апокалипсиса - таков закон природы, если энергия народа не распылена в пространстве окончательно, то время от времени, от одной кровавой жатвы до следующей, эта энергия концентрируется в горячих головах молодых.

Кто же они такие? Новое ли нечто явили миру? - Не совсем. В общем-то чувствуется почерк русской интеллигенции, этой европейки в евразийских просторах России: "Проплывали селения, в селениях жили люди, думалось же о них, как об иностранцах… Даже не верилось, что говорят они на том же языке… Еще страшнее было представить иностранцем себя, страшнее, страшнее, потому что очень правдоподобно…" Да. Отделение себя от народа, возвышение над ним в качестве небожителей - это традиционно интеллигентской видение мира, нашего российского мира. Какого-нибудь Явлинского от повторения маршрута русской интеллигенции спасает лишь отсутствие практических действий, ограничение лишь говорением (И слава Богу!).

Но повторения пройденного пути не получается и у главного героя повести, хотя он действует и весьма активно. В своем сновидении он с сотоварищи и с пистолетом в руке борется… под красным флагом (!). Наяву его уже ловят последователи Ивана Каляева из массивного дома на улице Каляева. А в честь героя повести улицу уже не назовут. Протест без перспективы быть услышанным, протест без малейшей надежды на победу начатой борьбы является лишь выражением лишь эгоистичного стремления протестовать, выразить себя. Отсюда и метания от готовности сдаться без боя до жажды пристрелить хоть еще одного. Однако один патрон в стволе так и остался неиспользованным. Чей же он?

Многого о повести не сказал, но пресекусь, ибо отзыв не должен соревноваться с рецензируемым произведением в размере.

Рассказы и повети последних лет. Москва 1990 г.