И опять я берусь не за свое дело! Ведь решил же писать отзывы, рецензии и аннотации только на пишущих в настоящее время. Конечно, Астафьев жив здоров, чего и вам желает, но он уже принадлежит истории литературы. Как можно его ставить в один ряд с тем пареньком, который, наигравшись в трехмерную игрушку-стрелялку, решил вдруг ("сдуру" - просится добавить) изложить на бумаге (или на виртуальной бумаге, на белом экране ворда) свои фантазии (фЭнтазии) в форме рассказа. Как я мог это сделать, поставить их рядом? Ведь Виктор Астафьев - это уже даже не живой классик, а писатель прошедшей эпохи, которой уже нет и, надеюсь (ради этого готов даже перекреститься), что более никогда не будет. Как же я такое сделал?

Да вот сделал, теперь придется разбирать его произведение, как и все остальные. Что и говорить, сейчас так почти и не пишут. Хотя что значит сейчас? Астафьев в этом году в "Новом мире" опубликован впервые, это совсем "свежая" литература. Что ж с того, что речь там о делах 1945 года?!

Сейчас так не пишут, в смысле что, так длинно. Но тут уж ничего не поделаешь - это ж наш современный, наш прижизненный Лев Толстой. Не нравится вам такое сравнение? Что говорите? Язык ужасный, грязный с нехорошими словами всякими? О трупах, с которых стекает по ногам моча, пишет ("Людочка"), о гнойных ранах с червяками ("Веселый солдат")? Не нравится это публике, которая предпочитает читать Маринину.

А как вы думаете, если бы Лев Николаевич Толстой захватил своей жизнью лет семьдесят или хотя б пятьдесят советской власти, прошел бы войну, - не Кавказскую, а Вторую мировую, - что же вы думаете, он иными словами бы писал свою "Войну и мир" или "Анну Каренину"? Нет, и он бы слог свой усугубил бы чуть ли не до матерного. Но в том-то и дело, что Толстой описал толстовское время, а Астафьев свое. Потому я и говорю, что Виктор Астафьев - это Лев Толстой сегодня. Причем, без иронии все это пишу, а фразу построил созвучную той памятной ("Сталин - это Ленин сегодня") совершенно сознательно. Оба вождя страны советов были, пользуясь выражением того из них, что с усохшей рукой: "оба хюже". Виктор Астафьев и Лев Толстой по аналогии с той безграмотной фразой на русско-грузинском языке получаются "оба лучше", просто, одни жил в более спокойном, гуманном, размеренном мире, а второму достался мир… впрочем, вы знаете. По мне так точнее остальных всего живописал это время Виктор Астафьев.

Вот я и читаю "Веселого солдата", наслаждаюсь местами, ужасаюсь, естественно, в тех местах, в которых описываются ужасные моменты отечественной действительности, осознаю, откуда мы вышли, - не из гоголевской шинели, а из той шинели канадского производства, которая была единственной теплой одеждой Астафьева несколько лет подряд.

Текст взят из журнала "Новый мир" 1998 г. №№ 5, 6, 7. См. также: