Шел как-то по Москве сильный дождь. Звали его Никита Ливнев. Шел, значит, Никита, никого знать не хотел, громами, будто бомбами, по дворам швырялся. Глядь, навстречу ему, слегка пританцовывая, идёт не идёт, но как-то двигается слабый ветерок Ванька Сквознячкин. Голова у Ванюшки легкая, светлая, никаких тёмных помыслов, да и сам он - весь добрый, по-хорошему безалаберный. Вот и сейчас: брёл куда глаза глядят, парашютиками от созревших одуванчиков развлекался.

Увидел это дело Никита Ливнев и крепко разозлился - очень уж он не любил, когда кто-нибудь просто так ему да навстречу. Встал, рассерженный, поперёк улицы; длиннющими руками-оглоблями в бока упёрся, в тёмных глазах крутые молнии засверкали, широкий лоб толстыми наплывами покрылся.

От злости Никита даже слов правильных не мог подобрать. Струхнул маленько наш Ваничка: уж больно дядька грозен, а изо рта всё брызги летят┘ Мелко-мелко задрожал Ванюшка, а сам вокруг себя оглядывается, где бы какой закуток выбрать и схорониться. А Никите-то что? Ему лишь бы обидеть кого-нибудь, упругими струями по лицу отхлестать, промочить насквозь да простуду всякую напустить. Замахнулся он, было, на Ванечку Сквознячкина, а тот вдруг - шварк! - ему в глаза пригоршню белых парашютиков, а сам - юрк! - и в подъезд нашего дома.

Ох и взвился тут Никита! Как пошел вокруг дома куролесить и хулиганить! Хочет стены крепкие водой размыть, да Ванюшку за светлую шевелюру наружу вытащить. Целых три часа бушевал. На крыше антенну телевизионную сломал (её потом три дня налаживали), на двенадцатом этаже пять квартир залил (их потом три месяца ремонтировали), с балконов развешенное бельё на землю посрывал и так перемешал, что хозяйки потом три года разобраться не могли, где что чьё.

А Ванюшка тем временем по этажам бегал и в разные квартиры скрёбся - лишь бы спрятаться подальше и понадёжнее. Но - у кого дверь плотным дерматином обита, у кого и вовсе из настоящего металла сделана, у кого звонок не работает, у кого смотровой глазок мальчишки пластилином залепили, у кого молоко на плите вот-вот убежит, а кому и от телевизора лень оторваться - только никто Ванюшку к себе не пускает.

Случилось мне об эту пору ведро с мусором выносить. Дверь, разумеется, открытой оставил. Вернулся, а Ванюшка уж тут, под столом спрятался. Конечно, я сразу обо всём догадался; а так как я не люблю, когда кто-нибудь кого-нибудь обижает, то решил оставить Ванюшку у себя, но строго-настрого предупредил, чтобы не слишком "фулюганил".

С тех пор живёт Ванюшка Сквознячкин в нашей квартире. Иной раз и не видно, и не слышно его - спит в каком-нибудь забытом ботинке. А иной раз расшалится, разгуляется: то шторы колышет, то люстру качает, то старыми газетами шуршит. Известное дело, безалаберный. Пускай┘