Страшно подумать, но внутренняя рецензия Юрия Кабанкова на мою первую книгу стихотворений в издательстве "Современник" написана 18 лет назад! А "Нефилософические письма другу", которые, как уверяет их автор, также имеют ко мне отношение, писались годы и годы спустя - писались годы и годы. За которые прошли такие сдвиги (Чернобыль, распад империи), такие перемещения нас обоих а пространстве, что, глядя сегодня сквозь разделительную "глобуса старую линзу", можно ахнуть и подвести некоторые итоги.

Движение Кабанкова чрез Гарика Надеждинского, Епифания Пустынника, Егора Беломаза, богослова Халяву (нужное - подчеркнуть) - к Кабанкову же, но уже на новом витке, представляется путем нелегким, а потому достойнейшим.

Обратим внимание, что на этом пути (выше были перечислены псевдонимы) писатель не только и не столько занимался самоуглублением. Но и обращал внимание на близ- и дальлежащее пространство, прежде всего, духовное.

Кабанков невероятно близок мне (а потому я рекомендовал бы его всем) тем, в частности, что писательство для него не есть чистая игра, а, прежде всего, духовное делание. И в этом он наследует самому трудному, сиречь подлинному в русском писательстве. Вспомню протопопа Аввакума, а потом Николая Гоголя, нетривиально (для обывателя) поступившего со вторым томом "Мертвых душ" и написавшего "под занавес" "Размышление о Божественной Литургии". А следом назову Льва Толстого, также устыдившегося, в конце концов, своих художественных сочинений.

К чему клоню? А к тому, что каждый нормальный сочинитель (по Кабанкову, а я его ох как поддержу!), осознав греховность художественного пустословия, должен в пределе замолчать. И разлеплять уста лишь по очень важному поводу. Думается, и зачинатель светской русской литературы, прародивший то, что мы нынче именуем "современной литературой", Алексан-наш-свет-Сергеич в конце своего многотрудного пути закончил тем же, к чему пришли после него Гоголь и Толстой. Пришли каждый своим путем, ибо не своего, чужого-заемного духовного пути не бывает. Спасение души - дело индивидуальное.

Строго говоря, все тексты Кабанкова, стихи это или статьи-эссе - начиная с "любого первого" - есть свидетельства глубинного вглядывания в Космос, говорение с Создателем. Наличествует ли гордыня в полагании такой (какой угодно) собственной соотнесенности с Богом? Безусловно. За что писатель и расплачивается всю жизнь. Быть может, за то еще, что дан ему крест труднейший из возможных - Слово. Логос, если уточнить греками.

А ведь именно греками следует делать уточнение в случае с Юрием Кабанковым, соединяющим то, что пора уже человекам начать соединять: Восток (Дальний через Ближний) и Запад (античную культуру, оплодотворенную христианством). С географических мест-то они, по Киплингу, не сойдут, а вот в духовном претворении - воедино сплавятся. По крайней мере, творчество Кабанкова - значительная попытка такого претворения. Здесь понятно тогда и появление Максима Грека с православной апологией искупления. (О Греке Кабанков сегодня пишет диссертацию, преподавая на богословско-теологическом факультете ДВГУ)

Самым собирающим в фокус все наиценнейшее для писателя Юрия Кабанкова (раба Божия Егория) мне представляется длинное заглавие кабанковского сочинения "Слово о Православии как причине единственно возможной живой целостности мира видимого, сказанное по случаю дня памяти первоучителей и просветителей славянства святых и равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия", в коем все слова - значащие. Хоть начни перечислять их через запятую - от первого до последнего. Невероятно уместно и мощно сведенные воедино "слово", "православие", "единственно", "живой", "целостность", "мир", "память", "первоучители", "славянство". Перечень этот и составляет в единой сущностной совокупности ядро того духовного пространства, которое мы назовем сочинениями Юрия Кабанкова. Одухотворяющего текст - как продолжение единого Писания.